Андрей Коротаев в Танзании
Высокие темпы роста технологий не более чем иллюзия — мир замедляется всерьез и надолго. Ученые ВШЭ рассчитали год наступления «технологической сингулярности»: это произойдет в 2106-м, и, вопреки ожиданиям некоторых, не будет апофеозом прогресса. О том, как глобальное ускорение осталось в прошлом, почему прогнозисты не боятся «черных лебедей», а коронавирус не перепишет историю человечества, IQ.HSE поговорил с одним из авторов исследования, заведующим Научно-учебной лабораторией мониторинга рисков социально-политической дестабилизации НИУ ВШЭ Андреем Коротаевым.
— Сингулярность как момент, после которого прогресс технологий станет суперстремительным — откуда такое понимание и почему вы с ним не согласны?
— Многие тысячелетия технологическое развитие шло с гиперболическим — постоянным ускорением, и если продолжать кривую этого движения, она вроде как устремляется в бесконечность. Лучше всего это описывается гиперболической функцией, которая имеет точку ухода в бесконечность, то есть сингулярность. Воспринимая буквально, можно сказать, что в этой точке постоянно разгоняющийся прогресс выйдет из-под контроля человека и окажется в руках искусственного интеллекта.
На мой взгляд, такое понимание неверное. Ускорение закономерно сменяется замедлением. Довольно четко этот механизм описан на примере динамики численности населения Земли. Австрийский ученый Хайнц фон Ферстер в 1960 году доказал, что с начала нашей эры количество жителей планеты росло гиперболическим образом. Однако с 1970-х траектория трансформировалась — темпы прироста стали снижаться. Это происходит до сих пор и, судя по прогнозам ООН, продолжится в ближайшие десятилетия.
С прогрессом технологий, который всегда был связан с динамикой численности населения, наблюдается нечто похожее.
Поэтому технологическая сингулярность — это не индикатор ухода кривой в бесконечность, а точка, после которой меняется тип развития: от гиперболического ускорения, наблюдавшегося в течение почти всего существования человечества, на замедление.
— Что и произойдет в 2106 году?
— Если считать по текущим данным — по наблюдаемым эмпирическим точкам, то мы уже живем в замедляющемся мире и сингулярность пройдена в 2018-м. Однако в 2030-х можно ждать новую волну ускорения, и с учетом ее точка сингулярности придется на 2106 год. Возможно, плюс–минус 20–30 лет — пунктуальность такого рода прогнозов относительна, но в любом случае в XXI веке паттерн технологического развития станет другим.
— На что опирается ваш прогноз?
— Предвидеть преобразования можно, если выявить исторические закономерности. Для этого мы используем теорию принципов производства, то есть сверхдлинных циклов, во время которых возникают инновации, происходят важнейшие технологические изменения.
В истории человечества их четыре — охотничье-собирательский, аграрно-ремесленный, торгово-промышленный и кибернетический. Из-за ускорения технологий каждый последующий цикл был короче предыдущего.
Время охотников-собирателей длилось 30 тысяч лет, аграриев-ремесленников — 9,4 тысячи, период торгово-промышленного производства — 525 лет, кибернетическая эра началась в 1955 году и продолжится 135–160 лет.
Но при этом развитие циклов шло по одной и той же схеме. Внутри каждого выделяются шесть сходных фаз, их комбинации и длительность остаются стабильными даже при смене принципов производства.
Эти устойчивые пропорции позволили нам рассчитать динамику технологического прогресса со времен верхнепалеолитической революции (40 тысяч лет до нашей эры) и спрогнозировать его будущие этапы.
— На каком он сейчас?
— С середины 1990-х — на втором этапе кибернетической революции. В 1950-е она началась с бурного роста информационных технологий, энергетики, автоматизации, освоения космоса, перехода к научным методам управления производством и реальной экономической глобализации. На третьем этапе, примерно с 2030-х, стартует заключительная фаза, которая может стать эпохой «умных» саморегулирующихся систем. Ее движущей силой будет МАНБРИК-конвергенция, то есть синергия развития медицины (М), аддитивных технологий (А), нанотехнологий (Н), биотехнологий (Б), роботототехники (Р), ИТ-сектора (И) и когнитивных технологий (К). С четвертой фазы — с 2055 года — саморегулирующиеся системы начнут быстро совершенствоваться и распространятся по миру с огромной скоростью, достигнут развитых форм и займут центральное место в новом производственном процессе.
Причем медицина в авангарде не случайно. Основным драйвером роста технологий станет изменение возрастной структуры населения — глобальное старение.
Число 80-летних на планете с 1950 к 2050 году вырастет в 100 раз, значит, вырастет и количество людей, тратящих денег на здоровье. Это даст мощный стимул для появления и коммерциализации прорывных решений.
— Но если рост такой значительный, почему он всего лишь волна перед торможением?
— Я не вижу оснований считать, что ускорение 2030-х будет мощнее случившегося в 1950–60-х. Тогда прорыв был везде — в сфере транспорта, энергетики, химической промышленности, молекулярной биологии… Персональные компьютеры в 80-х тоже появились не на пустом месте.
Ждать подобного ралли снова не приходится. Ускорение продолжается, но лишь в некоторых точках и их абсолютное меньшинство.
В области искусственного интеллекта, например, как отмечают эксперты, прорывная жизнь идет лишь в двух–трех из 12 направлений, в остальных темпы роста замедляются.
Уже к концу прошлого века наметилась тенденция к отрицательной динамике прорывных изобретений. Их появляется все меньше, а это один из индикаторов состояния технического прогресса. Патентная статистика дает высокие показатели, но в ней много мусора — патентуется часто то, что не является полноценными изобретениями. А вот количество действительно значимых после 1950–60-х годов сокращается.
— Человечество исчерпывает свой потенциал?
— Дело в базисных причинах. Идея постоянного ускорения технологий исходила из старых представлений о Вселенной бесконечной во времени и пространстве. Сейчас мы знаем, что Вселенная безгранична, но конечна, имеет понятную точку начала и ограниченное количество материи. Число протонов, нейтронов, электронов более-менее подсчитано. Надежды на то, что, изучив их строение, можно открывать все новые элементарные частицы и двигаться дальше, не оправдались. Следовательно, не беспредельно и количество открытий.
Так, в фундаментальной физике пик открытий пришелся на 1920–30-е годы. В 50–60-х их коммерциализировали, они начали давать экономическую отдачу. Но чем дальше, тем сложнее.
Можно смело утверждать, что в XXII веке будет сделано значительно меньше открытий, чем в XXI, а в XXIII меньше, чем в XXII.
Изобретения, меняющие мир, никуда не денутся, как и периоды ускорения в масштабе десятилетий. 2030-е годы, конечно, станут продуктивнее 2010-х, однако в долгосрочной перспективе главное слово — за замедлением.
Надо готовиться к жизни с сокращающимся ростом экономики и перестать думать, что это временно. Снижение динамики, наблюдающееся в развитых странах с 1970-х, не результат неправильной экономической политики. Это серьезный, глубокий тренд. Технологический прорыв 2030-х динамику глобальной экономики улучшит, но даже не до уровня 2000-х годов и тем более не до пиковых рекордов середины XX века.
— Прилеты «черных лебедей» не заставляют пересматривать прогнозы? К примеру, коронавирус или начавшийся на его фоне экономический кризис.
— Пандемия коронавируса в долгосрочный прогноз вписывается достаточно хорошо. Здесь как с землетрясениями. Специалисты вам точно скажут, что Лос-Анджелес находится в сейсмоопасной зоне, поэтому при строительстве небоскреба нужно планировать особый запас прочности. Но сроки подземных толчков не назовут. То же самое с эпидемиями. Их неизбежность из общих моделей вытекает с высокой вероятностью, единственное, что нельзя предсказывать — дату и силу.
Мировой экономический кризис тоже прогнозировался. Еще с XIX века известно, что экономические циклы, то есть колебания от подъема до спада, длятся 7–11 лет. Прошлые кризисы были в 2008 и 2014, поэтому к 2020-му ждали нового. Мировая экономика для него созрела, он наступил бы вне зависимости от коронавируса, в этом году или в следующем.
— У пандемии есть свои точки сингулярности?
— Нарастание пандемии не уходит в бесконечность. Будут точки перегиба. В 60–70-е годы текущего столетия последствия станут менее серьезными, то есть произойдет некая адаптация. Нет оснований ожидать и сверхвысокого роста летальности от такого рода патогенных волн, поскольку постоянно совершенствуются технологии противодействия им.
— А катаклизмы как усилитель скорости технологического прогресса? За счет открытий, которые в спокойное время не появились бы.
— В масштабе десятилетия да, но не в масштабе столетия. Они способны стать триггером новой волны. Волна все равно бы пришла, открытия или сами катаклизмы лишь запускают ее раньше.
Даже падение астероида, которое 60 миллионов лет назад привело к вымиранию огромного количества видов на Земле, или чума, в XIV веке уничтожившая треть населения Европы, на долгосрочных кривых выглядят как колебания вокруг линии тренда: что-то качнулось, полетело вниз, но потом быстро вернулось на место. Отклонения могут быть мощными, но тренда не меняют.
IQ