Степной социализм

«Мы делали там так, чтобы было светлое будущее», — говорят о годах, проведенных в Монголии, инженеры, строители, геологи, врачи и другие совспецы из бывших союзных республик. Размах проекта был от земли до неба: от освоения монгольской целины до покорения космоса. Создание степного социализма началось с энтузиазма, продолжилось желанием заработать, а кончилось деконструкцией проекта. Мощная стройка и травма после ее краха сплачивают совспецов до сих пор. Больше сотни представителей сообщества дали глубинные интервью политологу Алексею Михалеву. На основе этого материала он рассказал IQ.HSE об их коллективной памяти.

Пересоздание жизни

Многие советские специалисты, работавшие в Монголии в 1960–1980-е годы, возвращались домой состоятельными людьми. Они могли купить то, что было недоступно для других соотечественников: квартиру, машину, элитные мебельные гарнитуры и бытовую технику. Однако их предшественники, более ранние строители монгольского социализма, ехали в Монгольскую народную республику (МНР) не только и не столько за этим. Помимо прагматических соображений, был драйв другого свойства: энтузиазм строителей социализма с нуля. Совспецы создавали школы, поликлиники и коммуникации, поднимали промышленность и сельское хозяйство, развивали науку в Монголии. Они строили безоблачное будущее, ощущали себя новыми прометеями, носителями прогресса — и тут же, на месте, видели успехи своей миссии.

Площадь Сухэ-Батора, Улан-Батор. Харрисон Форман, 1970 г.

Если следовать политической фразеологии тех лет, Монголия сразу шагнула из феодализма в социализм, минуя стадию капитализма. Но и если говорить без пафоса, то советские специалисты в Монголии, начиная с первых лет существования СССР и заканчивая периодом реформ 1990-х, были авторами и исполнителями большинства проектов модернизации.

«После нас остались дороги, дома, аэродромы — много всего, — рассказывает один из совспецов. — Другая жизнь осталась».

Витрина успеха

Уже в ранние годы существования СССР присутствие «орос» (по-монгольски — русских, а фактически — людей с советским гражданством) в Монголии было значительным. Алексей Михалев подчеркивает:

«В 1920–1930-х годах для работы на монгольских предприятиях советских концессий активно привлекались на добровольной основе советские специалисты. <…> Русские рабочие трудились на большинстве предприятий Монголии, строили фабрики, развивали инфраструктуру. Русские крестьяне основали один из первых госхозов-миллионеров». Впоследствии заезд в страну стал массовым. За 1960–1980-е годы в МНР поработали десятки тысяч совспецов.

В этом мощном проекте, как и в освоении целины в СССР, была своя романтика.

«После приезда поразила прекрасная нетронутая природа этого края. До сих пор помню вкус чая, сваренного посреди степи», — рассказывает один из респондентов, инженер.

Но прежде всего этих людей вдохновляло ощущение их сверхмиссии — как прогрессоров и культуртрегеров. Строительство новой жизни «посреди степи» было таким политическим, экономическим и культурным проектом, реализация которого воспринималась как неопровержимый идеологический аргумент в пользу социализма.

Монголия служила витриной достижений стран Совета экономической взаимопомощи — «зримым воплощением эффективности планирования и сотрудничества, направленных на подтягивание отстающего «собрата» до общего уровня», отмечает известный востоковед Сергей Панарин. Эта витрина была во многом развернута в сторону развивающихся стран Азии и Африки — она показывала «возможность успешного построения социализма, минуя капитализм».

Монголия как щит

Была здесь и геополитика другого рода. МНР служила важным буфером между СССР и Китайской народной республикой. В 1960-х годах советско-китайские отношения обострились. Возникло противостояние. Его первый этап был связан с событиями на острове Даманский в 1969 году и советско-китайским конфликтом. Второй этап был обусловлен китайско-вьетнамской войной 1979 года, в которой СССР поддерживал Вьетнам. Не удивительно, что на территории Монголии с середины 1960-х годов была сосредоточена немалая группировка Советской армии. Китайское же присутствие в стране резко сократилось.

Прогрессоры и прометеи

Совспецы из разных республик ощущали себя общностью, почти монолитом. «Всех нас объединяло одно: сделать жизнь в Монголии соответствующей высоким стандартам современности, вытащить из отсталого прошлого», — вспоминает респондент-инженер. Сплачивали и трудности: от климатических до бытовых, когда не было «элементарных условий, существовали проблемы с водой», отмечают информанты. Для многих МНР была «другой планетой», которой нужно было помочь и, в духе прогрессоров из произведений братьев Стругацких, развить. Тогдашний культурный контекст — бум научной фантастики, романов Ивана Ефремова и тех же Стругацких — усиливал этот энтузиазм.

Владимир Джанибеков и Жугдэрдэмидийн Гуррагча, inet.mn

Размах социалистического строительства был буквально космическим. Апогеем прогресса стал советско-монгольский полет в космос. В марте 1981 года в составе экипажа Владимира Джанибекова полетел первый монгольский космонавт Жугдэрдэмидийн Гуррагча.

Кстати, советские специалисты помогали Монголии не только построить будущее, но и восстановить, или, в определенной мере, сконструировать национальное прошлое. В 1960–1989 годах (а по сути, и ранее) в стране работала мощная совместная историко-культурная экспедиция. Археологи СССР и МНР зарегистрировали тысячи памятников — поселений, могил, петроглифов, древних надписей и каменных скульптур, оставленных как в доисторические времена, так и в пору державы Хунну и Великой Монгольской империи.

Русский Улан-Батор

С конца 1950-х советское присутствие в МНР ширилось. Согласн архивным данным, «в 1961 году советских [специалистов] в Монголии было 990 человек, через год — 2624, а еще через год — 3770». Основная масса работала в сельском хозяйстве — ветеринарами, зоотехниками, агрономами. Другие трудились на строительстве ТЭК, железной дороги, угольных шахт, в сфере деревообработки, в пищепроме и пр. Был заметный десант «орос» в геологоразведке, в научных институтах, министерствах, школах, больницах и пр. Существовал даже русский квартал Улан-Батора, где жили люди с советским гражданством.

Масштабы их присутствия в городе впечатляли. Сергей Панарин вспоминал: «Когда я в первый раз шел по его главной улице Энх тайвны гудамж (Проспект Мира), мне порой казалось, что соотечественников на ней больше, чем монголов. Представители прочих социалистических стран, если и попадались, то, наоборот, столь нечасто, что сразу бросались в глаза».

Проспект Мира, Улан-Батор. Харрисон Форман, 1970 г.

С большинством приехавших жили их семьи. Для них создавались школы, поликлиники, детсады, магазины, клуб и Дом советской науки и техники. «Пространство Улан-Батора было испещрено домами, выведенными из-под монгольской юрисдикции: одних только принадлежавших 39-й армии зданий и сооружений, в начале 1990-х переданных монгольской стороне, набралось 354», — говорится в мемуарах.

Выросло не одно поколение детей советских специалистов, которые с ностальгией вспоминают о своем монгольском опыте и поддерживают связи друг с другом.

Монгольский Коминтерн

Отношения совспецов с местным населением регламентировались. Они строились по модели «старший брат» (друг, помощник) — и «младший брат». Планирование в экономике шло совместными усилиями — парторганов СССР и Монголии. Официальный дискурс был эгалитаристским — и, несомненно, в духе коммунистического интернационализма. «Имперское» высокомерие не допускалось.

Из инструкции уполномоченному ЦК ВКП(б) в МНР товарищу Охтину (утверждена Политбюро ЦК ВКП(б) 23 апреля 1932 года): «Полпред должен самым решительным образом <...> карать за самые малейшие проявления великодержавного шовинизма, за попытки командования и подмены монгольского руководства со стороны советских работников в МНР». В документе советским гражданам велели «помнить, что они являются помощниками и советниками соответствующих монгольских руководителей учреждений».

Сообщество советских специалистов в Монголии называли себя «компанами». Один из них рассказывает: «Все совспецы <…> были уверены, что это слово из монгольского языка, а монголы считали, что из русского». Со временем выяснилось, что этот термин используется в стране с 1938–1939 годов. Тогда отряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии снова вошли в Монголию для ее обороны, и среди них — добровольцы из СССР, участвовавшие в гражданской войне в Испании на стороне интербригад. Они заимствовали местное обращение «compañero» — «товарищ». Считая себя продолжателями дела испанских интернационалистов, совспецы принесли это слово и в Монголию. Оно трансформировалось в «компан».

Любопытно, что к компанам относились только советские строители социализма. Представители других стран Совета экономической взаимопомощи (СЭВ) — Болгарии, Венгрии, Чехословакии — держались отдельно. Внешнеполитическая повестка никуда не исчезала, поясняет Михалев. Многие помнили события с участием советских войск в Будапеште в 1956 году, затем в Праге в 1968 году. Кстати, специалисты стран СЭВ были дорогим удовольствием. Они требовали больше удобств, их оклады намного превышали оклады совспецов той же квалификации. И те, и другие держались за выгодный монгольский контракт.

Братское неравенство

Перед поездкой в Монголию советские граждане проходили собеседование в партийных органах и КГБ. Нельзя было дискредитировать высокое звание советского человека, требовалось безупречное поведение. Проштрафившихся строителей социализма «пропесочивали».

«Ну, Общество советских граждан: вызывали тех, кто не соответствовал моральному облику <…>, — рассказывает респондент-инженер. — Между собой, конечно, над этим смеялись, но и побаивались. С монголами не всегда всё хорошо получалось, в большинстве случаев отношения строились на обмене товаров. Советские власти это не одобряли».

Местное население по-разному вспоминает те времена. Одни говорят о них как об эпохе подъема. Другие рассуждают в колониальных терминах. Вторая интерпретация, убежден Алексей Михалев, явно несправедлива. Советские специалисты совсем не «колониально» относились к Монголии. «Они обучали, поддерживали, ликвидировали эпидемии болезней. Были масштабные денежные вливания в экономику страны. Многие монголы учились в Иркутске», — поясняет Алексей.

«МНР для меня не была чем-то неизвестным, в Союзе я учился вместе с монголами и примерно представлял их обычаи», — вспоминает респондент-строитель. Информант-геолог добавляет: «Монголы жили сами по себе, а мы сами. Но с ними многие дружили семьями».

Прогрессорство с корыстью

В 1970–1980-х годах в Монголию поехали более прагматично настроенные кадры — и хуже подготовленные. Экономическая сегрегация между ними и местным населением тем временем разрасталась. Неравенство во многом и положило в 1990-х годах конец идее содружества двух народов, считает Михалев.

Люди приезжали на два-три года, чтобы быстро накопить денег на квартиру и другие блага.

«Было понятие «инвалютный рубль» — за работу платили в таких рублях. Монголы называли их бичик», — рассказывает респондент-строитель. Другой информант, инженер, дополняет: «Честно говоря, я поехал ради этого чека [бичика]. Хотел заработать на машину».

На новом месте средний заработок советского спеца в местной валюте приближался к 800-900 тугрикам. Это был оклад заместителей министра Монголии.

Неравенство между специалистами из Союза и местным населением явно проявлялось в сфере потребления. «По уровню товарной скудости Монголия заметно опережала европейские страны СЭВ и даже СССР», — пишет Сергей Панарин. Но в Улан-Баторе работали элитные, недоступные местным жителям магазины (с правом экстерриториальности), в которых продавались отличные, сделанные на экспорт советские товары и деликатесы. Такие, которые трудно было купить на родине: осетрина, икра, элитные сыры и колбаса, фрукты и вина и пр. Пропуска в такие заведения выдавали советским гражданам и семьям монгольских руководителей. Со временем на «входе в рай» поставили советских солдат, чтобы ограничить попытки простых монголов там закупаться. «В условиях тотального дефицита в МНР в 1970–1980-е годы это порождало антисоветские настроения, перераставшие в этнонационалистические выступления», — отмечает Алексей Михалев.

Из местной продукции, по словам Панарина, советские покупатели предпочитали дубленки, ковры с национальным орнаментом и красочные почтовые марки, напечатанные в странах СЭВ. Многое — от меховых шапок из степной лисы до антиквариата — можно было купить на окраине города, на большой толкучке.

Блошиный рынок, Улан-Батор. 1972 г.

Частью престижного потребления были «западные» бары — например, в гостинице «Баянгол». Открытие этого заведения в разгар застоя воспринималось как «эпохальное событие». Как пишет Панарин: «В баре, как и положено, была стойка, за которой двое сменявших друг друга молодых монголов-барменов готовили коктейли с напитками «оттуда». Освещение было тоже, как положено — то мелькающим, то интимно приглушённым; звучала популярная западная музыка. Присутствовали и красивые местные девушки, готовые осчастливить изголодавшихся по сексу иностранцев за плату».

Сконструированный враг

Особый сюжет в жизни совспецов в Монголии — «местнорусские»: люди разных социальных групп, многие из которых негативно воспринимали Советскую власть. Это были потомки белоэмигрантов, русских колонистов царских времен, старообрядцев, раскулаченных крестьян. Они жили в стране до прихода совспецов. Политическому воображению всегда требуются враги, и «местнорусские» как раз и оказались идеальными кандидатами на эту роль.

«Одна учительница объяснила нам, что перед тем, как приехать в Монголию, человек проходил инструктаж, где четко говорилось, что с местными русскими знакомиться и дружить нежелательно», — рассказывает респондентка.

Ещё один информант-офицер замечает: «Говорили, что они потомки белых казаков — семёновцы [по имени казачьего атамана Григория Семенова]. Правда это или нет, я не знаю. Но вели они себя очень агрессивно и не любили советских. Зато иногда мы выменивали у них классную самогонку».

При обострении международной обстановки «местнорусские» рассматривались как вероятная пятая колонна, их социальная эксклюзия закреплялась. Их не принимали в КПСС, комсомол и другие советские организации, способствовавшие вертикальной мобильности. Права и статус советских граждан, равно как и общегражданские загранпаспорта СССР, были предоставлены этой группе лишь в 1979 году.

Травма исхода

После распада СССР многие совспецы и «местнорусские» под давлением массы обстоятельств — экономических, этнических, социальных — покинули Монголию. Для советских граждан это было особенно травматично, комментирует Алексей Михалев: «Они потеряли свой статус и суперспособность — нести прогресс, ощутили себя на периферии жизни».

Демократическая революция 1990 года изменила почти всё, подчеркивает исследователь. Монголия стала расставаться с советским наследием, происходила деконструкция «старшего брата». В стране разрастался национализм. Главным символом страны стал Чингисхан (появлялись памятники, площади с его именем и пр.). Его возвращение должно было напомнить «старшему брату» о временах татаро-монгольского ига и поставить вопрос о легитимности старшинства.

«Портреты Чингисхана в руках демонстрантов были формой протеста против навязанного СССР понимания истории и сущности исторического пути страны», — поясняет исследователь. Смена политического курса вылилась в прессинг: «Людей фактически выталкивали из страны».

Инерция социальной памяти

«В начале девяностых было очень тяжело. Лишний раз в другой район не ходили, только по необходимости. Потом всё как-то успокоилось, и к русским снова стали относиться, по крайней мере, терпимо», — вспоминает информант-геолог. Жизнь «вернулась в свою колею», резюмирует он.

В конце 1990-х — начале 2000-х годов приток российских специалистов в Монголию вновь активизировался. Несмотря на политические перипетии, в стране «остались люди, благодаря которым сообщество, составлявшее русский квартал Улан-Батора, не утратило социальную память», заключает Михалев.
IQ

Автор исследования:

Алексей Михалев, доктор политических наук, директор Центра изучения политических трансформаций Бурятского государственного университета, ассоциированный сотрудник Центра цивилизационного анализа и глобальной истории ФНИСЦ РАН

Author: Olga Sobolevskaya, July 10, 2019