Спектакль «Гамлет» Театра на Таганке вернул трагедии «народный», «площадной» характер. Его можно условно назвать трагикомическим. По сути, это традиции уличного театра. Во времена Шекспира печальные события в пьесах перемежались грубым весельем, философские монологи героев — комическими интермедиями. В «Гамлете» есть насмешка над самой смертью: могильщики выглядят как клоуны, и разговор принца с ними вызывает у зрителя улыбку.

«Площадной», «уличный» характер постановки Театра на Таганке проявлялся также в пантомиме и особой акробатике актеров. Так, Гамлета и Лаэрта даже заставили... скакать через скакалку — перед поединком. Но главной пантомимой, которая требовала ловкого владения телом, была знаменитая сцена «мышеловки».

Бродячие артисты по просьбе Гамлета разыгрывают перед королем и королевой спектакль («Убийство Гонзаго»), который прозрачно намекает на совершенное Клавдием преступление. Это представление, по сути, окончательно изобличало виновных, служило им «мышеловкой».

Как точно подметил театровед Алексей Бартошевич, «всеведущему, заранее ко всему готовому Гамлету» уже не слишком нужно представление заезжих актеров: к чему проверять виновность короля, когда и принцу и так все ясно!

Однако Любимов сделал из этой сцены ярчайший мини-спектакль — шокирующе откровенный, очень «плотский», в духе народного театра.

Вот выдержка из сценария:

Гамлет. Начинайте, господа!

1 актер. Ап!

Начинается пантомима. Входят Актер и Актриса, изображающие короля и королеву. Они проявляют нежность друг к другу. ...Она становится на колени перед ним с изъявлениями преданности. Потом ложится в цветнике на клумбу. Видя, что он уснул, она уходит. Тогда входит отравитель, снимает с него корону, целует ее, вливает в ухо короля яд и уходит. Возвращается королева, видит, что король мертв и знаками выражает отчаяние. Снова входит отравитель... Он добивается благосклонности королевы. Вначале она с негодованием отвергает его любовь, но затем смягчается и отдает корону отравителю. Труп напоминает королеве о бывшем супруге. Тогда они сталкивают его в могилу. Кланяются, уходят.

Театральный критик Татьяна Бачелис так описывала это зрелище: под бравурный мотив – «на языке трепещущих рук и томно изгибающихся тел» – действовал эротический танцевальный дуэт. Преступление же совершалось в полной тишине: музыка смолкла, занавес «затаился». «Удар в литавры – черное дело сделано, - писала Бачелис. - Жертва, конвульсивно содрогаясь, выпрямлялась во весь рост и после нескольких... вихляющихся движений падала с ковра в могильную яму... Мим сжимал рукой оскалившейся череп. Смерть».

Так трагическое переплеталось с комическим, а страсть — со смертью.