Экономике рано становиться постиндустриальной

Чрезмерно разбухший финансовый сектор, переток рабочих рук из промышленности в сферу услуг и массовый вывод производственных мощностей в другие страны – все это симптомы болезни, которая поражает ведущие экономики мира, считает доцент кафедры мировой экономики Уральского государственного экономического университета Александр Мальцев. Причины упадка гегемонов мирового хозяйства рассмотрены им в представленном в НИУ ВШЭ докладе «Почему нации терпят неудачу: альтернативный взгляд»

В ходе исследования Александр Мальцев попытался найти первопричины «выхода из игры» стран-лидеров мировой экономической «гонки». Он выявил три основные причины хозяйственной деградации:

• деформация институтов, обеспечивающих права собственности и торжество закона;
• изменение общественных ценностей, когда приоритет труда и созидания сменяется приоритетом гедонизма и перепотребления;
• внешние факторы: военные вторжения, эпидемии, природные катаклизмы и т.д.

Смену флагманов мировой экономики автор доклада объясняет тем, что, государства-лидеры не могут вовремя сменить технико-экономическую парадигму. Став пионером в освоении нового технологического уклада (или ключевого ресурса своей эпохи), государство-лидер консервирует его. Когда прежний уклад теряет эффективность, дряхлеющий мировой гегемон, пытается сохранить свои позиции в мировой иерархии за счет форсированного развития третичного сектора экономики, например, сферы услуг. Свою гипотезу автор предлагает рассмотреть на примере трех стран – Испании, Великобритании и США, которые занимали ведущие позиции в мировой экономике, соответственно, в XVI, XIX и XX веках.

Обедневшие на золоте

В эпоху меркантилизма могущество государства во многом определялось запасами золота и серебра. Именно золото и серебро, по мнению Мальцева, в XVI веке превратили Испанию из государства «бедных воинов» в «политического гегемона Европы». В конце XV века среднедушевой ВВП страны на 10% уступал общеевропейскому, но к началу XVII века показатели сравнялись, Испания стала третьей экономикой Старого Света, пропустив вперед лишь Голландию и Италию.

Причиной перемен, по мнению Мальцева, стало внедрение в середине XVI века технологии амальгамации, которая помогла в пять раз увеличить добычу серебра на принадлежавших испанцам рудниках Южной Америки. Дальше американское серебро заразило Испанию «голландской болезнью», спровоцировав четырехкратный рост внутренних цен в 1501-1600 годах. Это подорвало конкурентоспособность испанских товаров на мировых рынках и спровоцировало кратное увеличение импорта, нанеся удар по местным производителям.

Казна пустела, государству приходилось все чаще прибегать к иностранным займам, и увеличивать налоговый гнет, который разорял крестьян, ремесленников и торговцев, подталкивая их к миграции в более благополучные страны. Итогом стала примитивизация социальной структуры общества с разрушением его сердцевины – среднего класса (остались лишь богатые и бедные). Испания, превратилась в страну, чья внешняя и внутренняя торговля, финансовая система и промышленность перешли под контроль иностранцев.

Дряхлая «владычица морей»

Спустя три века, нечто подобное повторилось в другой сверхдержаве – Великобритании. На рубеже XIX-ХХ веков британская индустриальная экономика стала слабеть. С 1871-го по 1913 годы среднегодовые темпы прироста производительности в обрабатывающей промышленности снизились с 1,1 до 0,3%, а производительность труда в ней в канун Первой мировой войны в 1,5 раза уступала аналогичному показателю третичного сектора. Удельный вес Англии в глобальном экспорте в 1870-1913 годах сократился с 24,3% до 18,5%, а по уровню среднедушевого ВВП страна опустилась с первого на четвертое место, пропустив вперед США, Новую Зеландию и Австралию.

Сужение национального рынка ускорило отток капитала – за 1880-1913 годы ежегодный объем средств, вывозимых с британских островов, возрос с 5% до 10% ВВП, отток отечественных инвестиций к суммарному объему внутренних капиталовложений достиг 35,4%.

Нехватка капитала внутри страны затрудняла перестройку громоздкого производственного комплекса. Общество разделялось на высокооплачиваемых работников «интеллектуального труда», занятых в основном в третичном секторе, и «синих воротничков», вынужденных трудиться на терявших конкурентоспособность заводах и фабриках. К 1911 году доход занятых в сфере распределения на 1/5 превышал доход работников обрабатывающей промышленности, а заработная плата домашней прислуги почти в полтора раза превышала зарплату в традиционном для Британии производстве хлопчатобумажных тканей.

Важным индикатором экономических проблем Соединенного Королевства, по мнению Александра Мальцева, стало разбухание финансовой сферы. Отношение финансовых активов к материальным в период 1850-1913 годов возросло с 68% до 146% (в США в 1913 году этот показатель не превышал 42%). Мощная финансовая надстройка позволяла Британии сохранять положительный платежный баланс, но делала экономику заложником «финансовых продуктов», на фоне утраты конкурентоспособности английской промышленностью. Британия превращалась, по выражению Мальцева, в «одноногую», «деиндустриальную финансиализированную экономику», чье могущество поддерживалось гегемонией фунта стерлинга и статусом кредитора мирового хозяйства.

Англо-саксонские грабли

На рубеже XX-XXI столетий «британские симптомы» – снижение эффективности технико-экономического уклада, перенос производств на периферию мирового хозяйства, рост структурной безработицы и разрушение среднего класса, – почти один в один повторились в экономике США.

За 1970-2010 годы капиталовложения в американскую индустрию снизились с 2,4% до 1,5% ВВП, тогда как в ФРГ этот показатель в 2010 году составлял 2,8%, Израиле – 3,4%, в Южной Корее – 7,3% ВВП. Удельный вес Америки в мировом промпроизводстве за 1990-2010 годы снизился с 21,6% до 18,2%, а число экономически активного населения в товаропроизводящем секторе США сократилось с 18,8% до 11,5%.

Недоинвестированность промышленности обострила проблему безработицы: на протяжении 1999-2011 годов в США ежедневно сокращалось 1276 рабочих мест в производственной сфере. С учетом мультипликативного эффекта, рост нетрудоустроенных составлял 3676 человек в день.

До середины 2000-х годов такое положение дел не вызывало беспокойства американских элит – их успокаивали разговоры о переходе развитых стран в эру «неограниченного богатства», генерируемого производством новых знаний и информации. Правда надежды на то, что вчерашние американские фермеры и заводские рабочие будут сегодняшними компьютерными инженерами, не оправдались. Вместо запланированного на 1998-2008 годы создания 2,8 млн вакансий в high-tech индустрии здесь произошло сокращение 68 тысяч рабочих мест. Из 27,3 млн рабочих мест, созданных на территории США в 1990-2008 годах, 97,7% пришлось на госуслуги, здравоохранение, торговлю, строительство, гостиничный и ресторанный бизнес. Проблема в том, что средняя добавленная стоимость на одного занятого в этих секторах более чем в 1,5 раза отставала от показателей промышленности и сельского хозяйства.

Наконец, переизбыток производственных мощностей и снижение нормы прибыли привели к тому, что значительные объемы транснационального капитала, не находя применения в реальной экономике, все активнее реинвестировались в финансовый сектор, образуя «пузыри», угрожающие не только американской, но и всей мировой экономике.

Александр Мальцев предлагает два вывода:

• в индустриальном мире упадок страны, чаще всего, обуславливался деградацией технико-экономического базиса. Институциональная надстройка не может реагировать на вызовы времени и не успевает активировать переход к новой технологической парадигме. Вместо этого она форсирует развитие третичного сектора, чем разрушает свою экономику.
• разгадка успешного развития, по-видимому, кроется в отладке системы «созидательного разрушения» старой технико-институциональной парадигмы, чтобы на ее материально технической базе создавать «новые производственные звенья».

Опыт XX- начала XXI столетий, по мнению исследователя, показал, что нельзя поддерживать статус лидера мирового хозяйства при помощи «сервисной экономики». Впрочем, глобальное лидерство на основе гипериндустриального хозяйственного комплекса со слаборазвитым сектором услуг тоже невозможно.

 

Автор текста: Гринкевич Владислав Владимирович, 14 мая, 2014 г.