Смех и протест

Веселый характер протеста 2011-12 годов значительно отличает его от того, что происходило на митингах в 80-90-е годы. Светлана Шомова об основных чертах самодеятельного смехового плаката и приемах смеховой культуры, использованных на акциях протеста

Современные исследователи политической коммуникации, изучая российские митинги 2011-2012 годов (в том числе, структуру их изобразительного ряда – плакаты, перфомансы, инсталляции и т.д.), настойчиво выделяют как примечательную их черту специфический, празднично-веселый характер протеста; по данным социологов, примерно пятьдесят процентов самодеятельных плакатов на митингах имели юмористическое содержание.

Эта несколько странная характеристика существенно отличает последнюю волну протеста от прочих (например, от митингов 90-х годов). Откуда же взялся у наших современников такой пиетет перед иронической формой высказывания? Является ли он чем-то маргинальным и случайным или же это – вполне осознанная коммуникативная технология, взятая на сознательное вооружение участниками акций?

Первый вопрос, возникающий в связи с этим, связан с причинами обращения к приемам смеховой культуры. Почему митингующие так охотно прибегали к юмору и сарказму? Ведь, казалось бы, смех – это последнее, о чем вспоминают, когда заходит речь о серьезных вещах... Отвечая на данный вопрос, можно выделить несколько причин. Первая кроется в природе человека: смех является абсолютной, неотменимой характеристикой человеческого бытия, и пространство протеста, как часть этого бытия, было бы без него неполным. Пожалуй, если бы те люди, которые выходили на площадь, были не людьми, а роботами, они и смогли бы обойтись без эмоций вообще и смеха в особенности. А так – увольте…

Есть и ряд психологических причин: смех помогает входить в контакт с себе подобными, и в то же время ярче выразить свою индивидуальность. Кроме того, он является мощным компенсаторным механизмом при столкновениях с жесткой реальностью. И, наконец, третья причина лежит в социальной плоскости; она связана с объединяющей функцией смеха. Он позволяет не только «видеть своих в толпе», но и в принципе более комфортно чувствовать себя в стихийно сложившейся группе людей, как это свойственно митингам.

Однако вопросом «почему» не исчерпывается проблематика роли смеха в акциях общественного протеста. Здесь есть гораздо более интересный вопрос – зачем? Речь идет о функционале «иронического протеста», потому что смех является еще и серьезной социокультурной технологией, которая позволяет сделать коммуникацию (в том числе митинговую) более эффективной.

Исследовав большое количество плакатов – и тех, которые наблюдали самостоятельно, и тех, что в изобилии появлялись на интернет-сайтах, посвященных осмыслению протестной активности, мы выделили основные функции самодеятельного смехового плаката и те приемы смеховой культуры, которые использовались авторами.

Первая (и, возможно, самая серьезная) функция такого плаката – освобождающая. Смех помогает сломать мыслительные стереотипы, преодолеть национальные или интеллектуальные барьеры, освободиться из-под гнета навязанных правил; именно эта его особенность многими исследователями смеховой культуры – например, академиком Лихачевым – выделяется как главенствующая. Смех позволяет людям посмотреть на вещи под другим углом, и потому во все времена и эпохи он так не нравился власти, ибо «выводил» массы за пределы назначенных им поведенческих рамок. Зато на митингах появлялись такие креативные плакаты, как «Пора меняться!» (с портретами двух «тандемов»: Ходорковского-Лебедева и Путина-Медведева), «Путину УДО лучше, чем пожизненное!», «А Баба-Яга против… фальсификации выборов», «Волшебника Чурова в Азкабан!»

Защитная функция смеха тесно связана с первой и помогает защититься от страха перед будущим или перед «неправильным» политическим поведением. Как бы укрытые доспехами смеха, люди говорят то, что остереглись бы, пожалуй, вымолвить в серьезной политической дискуссии. «Я не голосовал за этих сволочей! Я голосовал за других сволочей! Требую пересчета голосов!»; «Не верь медведу!»; «Вы все еще в Кремле? Тогда мы идем к вам!» – типичные примеры подобных протестных высказываний.

При этом митинговый плакат не всегда «демонизирует» власть и пугает ею – иногда он как бы «одомашнивает» ее, словно стремясь смягчить противостояние. И в этом, в частности, проявляется третья функция смеха в политическом протесте – демонстративная, связанная с самопрезентацией личности. С ее помощью люди могут выразить себя, уходя от явно политизированных решений и говоря «о чем угодно». «Верните честные выборы! Верните снежную зиму!» или «Как выйти из тумана?», «Гоголь за честные выборы!» или «Дайте мне пирожных!..», «Люди, любите друг друга» или даже просто «Жизнь!!» – речь в таких лозунгах может идти о чем угодно, не только о политических требованиях (и чаще всего как раз не о них). Главное, что человек получает трибуну для самовыражения. Такой своеобразный прорыв немоты позволяет современным исследователям говорить о феномене «заговорившей улицы».

Социальная функция смеха помогает увидеть «своих» в толпе. Именно с помощью плакатов можно было найти на митинге свою группу – людей, которые способны адекватно понять и принять то, что вы хотите выразить. Плакаты расставляют социальные акценты, помогая найти единомышленников, с которыми можно говорить на одном языке. Примеры подобных слоганов – «Пассивная интеллигенция сегодня с вами!», «У вас едрянка» (на фоне портрета доктора Хауса),  «Не лайк»…

Еще одна функция смеха – коммуникативная. Предвидя упреки, признаю, что название выбрано не слишком точно, потому что коммуникативным является, строго говоря, любой плакат. В данном случае имеется в виду, что с помощью  плаката можно обратиться не только друг к другу, но и, прежде всего, возразить оппоненту – власти.  Плакаты, несущие эту функцию, очень разные, они не едины по своей семантике. Среди них можно выделить респондирующие, дающие прямой ответ или возражение на высказывание оппонента («Хомячки разбушевались и покажут вам кузькину мать!», прескриптивные, то есть предписывающие поведение, подталкивающие к прямому действию («Будет лучше, если вы уйдете сами» или «Путин, люби нас!»); диалогические, образующие прямую одностороннюю коммуникацию с представителями власти («Мы знаем, что ты хочешь третий раз. Но у нас голова болит!») и иные.

В особую группу здесь выделяются пародирующие плакаты, высмеивающие не только неудачные вербальные высказывания представителей власти, но и визуальные характеристики (особенности внешности, одежду, манеры), и поведенческие особенности оппонентов, и детали политической ситуации в целом. «Бандерлоги слышат тебя!», «Каа, уползай!», «Мы за честные амфоры!», «Освободите Добби от непосильной работы» можно смело отнести к такому роду слоганов.

Последние лозунги в принципе многофункциональны по своей природе; выделить единственную или даже главенствующую функцию, которую играли бы в них смеховые приемы, достаточно затруднительно. Скажем лишь, что одну из ведущих ролей начинает играть в них еще одна  функция – игровая. На митингах можно было встретить примеры и театральной игры, и игры-маскарада, и игры-метафоры… Но чаще всего, конечно же, в пространстве протестного плаката используется языковая игра. Именно в ней креативность авторов проявляется во всей полноте. Смешение языков, каламбуры, намеки, намеренные фонетические ляпы делают коммуникацию озорной и яркой. «Цой – ЖиВ, Путин – ПжиВ»; «Выбрать Пуу не напасть, как бы с Пуу не пропасть», «Чуров, пiдрахуй!», «Затандемили!», «Медвепута в зоопарк!» – таким примерам несть числа.

И последняя в нашем списке (но не последняя по значению) функция смехового политического плаката – рекреативная, функция отдыха и развлечения. Это способ посмеяться,  в том числе над самим собой, снять накопившееся  напряжение,  тревогу и т.д. «Ищу жену!», «Норки моли не боятся!»… Вряд ли подобные высказывания на митингах можно отнести по какому-то «политическому ведомству». Для такого креатива на молодежном сленге существуют наименования «стёб» или «прикол» – это не выражение зрелой мировоззренческой позиции или собственного «я», а попытка расслабиться, взять тайм-аут, передохнуть от бурного ритма повседневности и борьбы.

По поводу каждой из перечисленных функций можно развернуть отдельное исследование, которое поможет лучше понять социокультурные механизмы современной политической коммуникации. Однако если перейти из культурологического поля политики в более «прагматическую» плоскость, то неизбежно возникает вопрос: не является смеховая культура протестных митингов неким «суррогатом», позволяющим подменить серьезные политические лозунги простейшим выплеском творческой энергии? Ведь подавляющее число плакатов исходит из «либеральных» колонн – креативного класса, который наименее склонен к политическому радикализму и для которого смех может быть своеобразной «симулякром» более решительных действий. Так не стал ли смех тем единственным, что объединяет протест, а одновременно и тем, что снижает его политическую эффективность?

На этот вопрос нет однозначного ответа. Конечно, наивно было бы предполагать, что остроумное словесное противостояние власти может заменить собой решение конкретных политических проблем. Но и говорить, что смех полностью отменяет серьезную борьбу, тоже нельзя: сначала люди с его помощью перестают бояться выражения своего мнения, начинают узнавать единомышленников, находят возможности общего языка. А потом уже – при определенных условиях – переходят к более серьезному взаимодействию.

Заметим, что тенденция «смеющейся революции» пошла на спад после того, как участники протеста стали подвергаться все более жесткому прессингу со стороны власти. Людям стало не до смеха. Рядом с приемами смеховой культуры теперь встают новые, иные формы коммуникации. Когда страна вышла на шествие против закона Димы Яковлева, юмористических плакатов там почти не было – шла молчаливая колонна… Что ж, молчание, пауза, вербальный бойкот – это тоже технология воздействия. Но ей будут посвящены уже совсем иные исследования.

Светлана Шомова, профессор факультета медиакоммуникаций ВШЭ, руководитель департамента «Новые медиа и социальные коммуникации»

 

Автор текста: Шомова Светлана Андреевна, 29 апреля, 2013 г.