- A
- A
- A
- АБB
- АБB
- АБB
- А
- А
- А
- А
- А
Правоохранительная система репрессирует предпринимательскую активность в стране
Говоря о силовом давлении на бизнес, представители предпринимательского сообщества, эксперты и юристы обычно выделяют два основных мотива действия правоохранительных органов: рейдерский захват собственности и коррупцию. Они утверждают, что бизнес находится в сфере особого внимания криминальной юстиции ввиду его «значительной платежеспособности». Количество жалоб от предпринимателей, испытывающих давление со стороны правоохранительных органов, растет. Последствия: отток капитала, перевод бизнеса в оффшоры, незаинтересованность в долгосрочном планировании и инновациях.
Ситуация усугубляется тем, что даже за небольшую провинность (налоговые ошибки, недостатки в бухучете), квалифицированную по статье 159 УК «Мошенничество» (75% обращений в центр общественных процедур "Бизнес против коррупции"), предпринимателю грозит до 10 лет тюремного заключения.
Своим мнением о том, из чего состоит «правоохранительная нагрузка» на бизнес, к чему приводит практика регулирования бизнеса при помощи криминальной юстиции и как снизить силовое давление на бизнес, на заседании диспут-клуба АНЦЭА 21 марта 2013 года делились ведущий научный сотрудник Института проблем правоприменения Европейского университета в Санкт-Петербурге Элла Панеях и вице-президент «Деловой России», сопредседатель Центра общественных процедур «Бизнес против коррупции» Андрей Назаров. Открывая дискуссию, ее модератор, руководитель Экономической экспертной группы Евсей Гурвич подчеркнул: «Без решения этой проблемы все остальные проблемы решать бесполезно».
Элла Панеях: предприниматели дискриминируются судами так же, как и другие представители гражданского общества
Принято считать, что бизнес подвергается более сильному давлению со стороны правоохранительных органов, а основными мотивами их «репрессий» является рейдерский захват собственности или коррупция. Это не так. Российская криминальная юстиция коррумпирована, но не настолько, как принято думать. Действительно, издержки для бизнеса, связанные с «подстраховкой» от уголовного преследования, велики, но нельзя сказать, что предприниматели дискриминируются судами больше, чем все остальные представители гражданского общества.
Уголовная юстиция селективна: расследуются либо удобные, либо коррупционно емкие дела. Она не компенсирует пострадавшим ущерб, не защищает права собственности и, главное, наказывает частную активность
Так, например, предпринимателей среди «сидящих» только 2%, их чаще оправдывают – от 5 до 12 человек на 1000 (среди простого населения оправдательных приговоров 1 на 1000 человек), их чаще приговаривают к условным срокам и чаще закрывают дела. Существует миф о том, что предприниматели дискриминируются как группа. Но надо понимать, что представители бизнеса – опасная «жертва», на них не делают «план», на них делают деньги.
В то же время проблема состоит в том, что бизнес каждую минуту вынужден подстраховываться от уголовного преследования. Мелкие налоговые ошибки, недостатки бухучета могут стать поводом для возбуждения уголовного дела. При этом, чем сложнее действие, тем легче его интерпретировать как нарушение и завести уголовное дело.
Но, как уже было сказано, проблема не в предвзятом отношении к бизнесу, а в работе правоохранительных органов в целом. Правоохранительные органы не умеют расследовать сложные дела и специально их упрощают. Следователь просит оперативника добыть то, с чем ему будет проще работать. Самая массовая статья, под которую попадают предприниматели – статья 159 УК «Мошенничество».
Наша полиция слишком примитивна, чтобы доказать реальную вину. Как показывает анализ ситуации, по большинству уголовных дел предпринимателей доказательство вины по мировым стандартам вообще не обосновано. Дознавателям (сотрудникам МВД, расследующим простые дела) закон дает право вообще не проверять обоснованность материалов и доказательств, если подозреваемый их не оспаривает.
При этом суды практически не оправдывают, а прокуроры практически не прекращают уголовные дела, где действия правоохранителей, участвующих в расследовании, вызывают какие-то сомнения.
Криминальная юстиция неповоротлива и проста. Все дела составляются исходя из одной и той же логики:
- привязка к земле, недвижимости, банковскому счету;
- «бумажный след»: проверки задним числом
- частная активность.
Уголовная юстиция селективна: расследуются либо удобные, либо коррупционно емкие дела. Она не компенсирует пострадавшим ущерб, не защищает права собственности и, главное, наказывает частную активность. Все то, что шевелится, заметно. В результате бизнес вынужден вести сложный учет, отказываться от сложных технологии во избежание интерпретации мошенничества.
Бизнес уходит в тень, чтобы избежать уголовных репрессий. Успешные люди оказываются «добычей», поэтому от роста и успеха предприниматели часто сознательно отказываются. Правоохранительная система репрессирует предпринимательскую активность в стране. Когда любой бизнес может быть уголовным, ничего не стоит его грабить, например, требовать взносы за социальную ответственность и пр.
Издержки для бизнеса постоянно растут, поскольку наслаиваются друг на друга. Они укорачивают горизонт бизнес-планирования и мешают быть гибкими и адеватными экономической конъюнктуре.
Эти издержки – главные и недооценены по сравнению с мифом о тюрьмах, переполненных предпринимателями.
Андрей Назаров: Экономические преступления должны быть экономически невыгодными
За последние 11 лет осуждены 3,5 млн предпринимателей, то есть, почти половина всех, работающих в России (7,5 млн человек). Поэтому распространенное в обществе мнение о том, что правоохранительная система настроена «против» бизнеса, не лишено оснований. Экономически преступления и преступники есть, и они должны быть выявлены и наказаны. В то же время вызывает сомнение тот факт, что совершение экономических преступлений по степени наказания может приравниваться к убийствам, речь идет о несоразмерности наказания совершенному преступлению. Максимальный срок тюремного заключения по статье «Мошенничество» составляет 10 лет, как и по статье «Изнасилование». За незаконное предпринимательство грозит 5 лет лишения свободы, а за «причинение смерти по неосторожности» – 4 года.
Последствия такого положения дел: недоверие бизнеса системе, бегство из российской юрисдикции. В оффшорах сегодня находится 95% бизнеса, отток капитала в прошлом году составил 57 млрд долларов. 17% российских граждан готовы покинуть страну.
Выход из ситуации прост. Надо сделать экономические преступления экономически невыгодными. Например, заставить преступника возместить ущерб и заплатить кратный ему штраф: в 5-30 раз превышающий размер ущерба.
Например, если сумма ущерба составляет 6 млн рублей, то штраф может иметь кратность 15. Таким образом, «экономический преступник» должен будет заплатить государству штраф в размере 90 млн рублей. Если в год по экономическим статьям осуждены 33 тысячи человек, госказна может пополниться на 3 трлн рублей. Это даст возможность решить ряд бюджетных проблем, сократить расходы государства на содержание осужденных и ослабит давление на бизнес-сообщество. Например, можно будет погасить дефицит Пенсионного фонда, который составляет 2,5 трлн рублей. Отмена уголовного наказания будет способствовать возврату бизнеса и капитала в страну.
Некоторые из присутствовавших на заседании диспут-клуба экономисты подвергли критике предложение Андрея Назарова заменить уголовное наказание большими штрафами. «Государство в таком случае будет выращивать экономических преступников, чтобы решить бюджетные проблемы», – пошутил Евсей Гурвич.
Также было подвергнуто сомнению утверждение Эллы Панеях о том, что мотивы рейдерского захвата при уголовном преследовании бизнеса у правоохранительных органов возникают не часто. «Одной рукой они карают, другой продвигают свой бизнес», – отмечали эксперты.
По мнению директора Института анализа предприятий и рынков НИУ ВШЭ Андрея Яковлева, для реформирования системы нужна децентрализация. «Связь гражданского общества и правоохранительных органов должна осуществляться на низовом уровне и не зависеть от центра. Вертикаль уже не работает, реформы сверху не помогут», – считает Яковлев.