- A
- A
- A
- АБB
- АБB
- АБB
- А
- А
- А
- А
- А
Новый КГБ №15
Экономическая программа Путина: что в ней есть и чего нет?
Анализировать предвыборные выступления довольно скучно – уж больно это специфический жанр. Всяких обещаний дается много, но обычно их никто всерьез не принимает – включая самих участников предвыборной гонки. Злые языки утверждают, что из всех известных мировых политиков только Джордж Буш-младший выполнил все свои предвыборные обязательства, следствием чего стало не только катастрофическое падение доверия к нему населения, но и резкое ухудшение экономической ситуации в стране.
В канун выборов надо сформулировать что-нибудь яркое, запоминающееся, а там – жизнь поправит. Вот г-н Жириновский на днях сказал: «У нас в каждой области рождаются гении раз в сто лет. А если мы будем их клонировать, будет 5–6 гениев в каждом регионе. А при таком их количестве Россия вздыбится». Настоящий предвыборный креатив! Это тебе не какое-то серенькое «удвоение производительности труда» к 2020 г., на которое и специалисты-то не все обратят внимание.
И все-таки. Даже при самом беглом знакомстве с экономической программой главного кандидата в Президенты России бросается в глаза, что в ней можно найти всё, и на любой вкус. Начиная с возвращения Россией технологического лидерства и кончая ликвидацией системы откатов. Всякий, прочитавший статью «О наших экономических задачах», может найти в ней что-нибудь дорогое его сердцу. Государственник обрадуется признанию принципиальной необходимости иметь промышленную политику; завзятый либерал – выбору в качестве целей низкой инфляции и сбалансированного бюджета; пенсионер – твердой решимости продолжать повышение «традиционных пенсий»; профессор – курсу на создание крупных исследовательских университетов мирового уровня; банкир – намерению разрешить размещение длинных пенсионных денег на банковских депозитах… Ну, и так далее.
Смущает, однако, несколько мелких шероховатостей.
Во-первых, нередко достижение одних целей или прямо противоречит достижению других, или очевидным образом связано со значительными побочными эффектами. Например, повышение пенсий усугубляет дисбаланс пенсионной системы; госкорпорации, на основе которых предлагается строить промышленную политику, являются каналом распространения коррупции и казнокрадства; расширение «агломерационного радиуса» крупных городов усугубит процесс вымирания обширных сельских районов; ускоренное создание университетов мирового уровня (почему не помечтать!) будет сопровождаться усиленной утечкой мозгов и т. д. Никакого анализа этих противоречий и сложностей в статье нет.
Во-вторых, иногда предлагаются весьма сомнительные инструменты достижения целей, а зачастую автор, не предлагая ничего конкретного, и вовсе ограничивается коротким словом «надо». Например, «надо» к 2020 г. обеспечить рост производительности труда в два раза, а в ключевых отраслях – в три-четыре раза (обоснование: «В противном случае у нас просто не будет надежды на успех в глобальной конкуренции»). Или: «нам придется резко повысить эффективность расходов» на строительство объектов инфраструктуры; для этого предлагается проводить ценовой и технологический аудит всех крупных инвестиционных проектов с госучастием, привлекая к нему международных экспертов. Возникает вопрос: разве у нас в России мало международных экспертов и менеджеров? Разве не проводится международный аудит всех крупных компаний и банков? И от чего это спасает? Впрочем, путинская программа борьбы с «системной коррупцией» не ограничивается международным аудитом. Она гораздо радикальнее: «Мы должны изменить само государство, исполнительную и судебную власть в России. Демонтировать обвинительную связку правоохранительных, следственных, прокурорских и судейских органов и т.д.». Вот, завидуйте все системные и внесистемные оппозиционеры! Упустили вы инициативу, все это сделают без вас! В общем, все хорошо, не с чем спорить. Только вот все эти «надо», «нам придется», «мы должны» в устах человека, который в течение двенадцати с лишним лет вполне мог двигаться в означенных направлениях, звучат неубедительно. Разве раньше в России не было «надо» быстро повышать производительность труда, бороться с коррупцией, снижать расходы на строительство и все прочее?
В-третьих, некоторые представления кандидата в Президенты далеко небезупречны с точки зрения логики. Например, откуда вдруг взялся тезис о том, что «аграрный сектор выступает важным элементом сохранения в экономике конкурентной среды, формирования малого и среднего бизнеса – "подлеска" здорового капитализма»? Какое это имеет отношение к современным российским реалиям? В XXI веке утверждать, что именно сельское хозяйство является ключевым сектором формирования мелкого и среднего бизнеса, – не странно ли? Еще можно это понять, если признать, что в прочих секторах российской экономики конкуренция уничтожена госкорпорациями, но В. Путин как раз горячо это отрицает.
Далее, он мечтает о том, чтобы Россия стала владелицей (хорошее, кстати, русское слово, почти как «кормилица») «постоянно обновляющихся передовых технологий как минимум в нескольких секторах». По мнению В. Путина, это позволило бы «преодолеть складывающуюся одностороннюю технологическую зависимость» и организовать «работу на принципах технологической кооперации». Интересно в этой связи: каких технологий являются «владельцами», например, США? Производства современных автомобилей? А Япония? Германия? Корея? А некоторые другие страны? Конечно, крупнейшие автомобильные концерны являются обладателями передовых технологий, патентов и ноу-хау. Но значит ли это, что страны тоже являются владельцами всех этих «неосязаемых активов»? Вот уж вряд ли.
В-четвертых, в статье даже не упоминаются два простых, но чрезвычайно важных вопроса, без ответа на которые вообще нельзя говорить об экономической стратегии. Первый вопрос: на какой рынок (внутренний или внешний) должно ориентироваться развитие отечественного производства? Этот вопрос самым тесным образом связан с выбором общей модели экономического развития. Второй вопрос: что предполагается предпринять для преодоления «сырьевого проклятия»? Закон Рикардо о сравнительных преимуществах неумолимо толкает Россию на сырьевой путь развития, и без самых серьезных и, наверное, болезненных структурных реформ все разговоры об ускоренном развитии несырьевого сектора в России всегда останутся лишь благопожеланиями. Спорить с законом Рикардо – все равно что спорить с законом всемирного тяготения: можно сколько угодно заклинать экономику магическими формулами типа «надо!» или «у нас нет другого выхода!», это ровно ничего не изменит.
В-пятых, примечательно, что многие, порой более радикальные предложения, сделанные тем же премьер-министром в последний месяц, отсутствуют в статье. К ним, в частности, относятся: единократный платеж олигархов за «нечестную» приватизацию; заявление о том, что пенсионный возраст повышать не следует; обсуждение в правительстве вариантов повышения налоговой нагрузки – и не за счет невнятного налога на «роскошь» (он как раз упомянут в статье), а за счет повышения налогов, которые определяют условия ведения бизнеса в России (страховых взносов, НДС, подоходного налога). Из-за этого складывается впечатление, что многие правила для бизнеса могут серьезно измениться – внезапно и в худшую сторону. Очевидно, что для российского делового климата, о необходимости улучшения которого много говорится в статье, такая спонтанность является чрезвычайно негативным фактором.
В-шестых, многие цифры, приведенные в статье, носят откровенно пропагандистский характер. Например, говорится: «Доля высокотехнологичных и интеллектуальных отраслей в ВВП должна к 2020 г. увеличиться в 1,5 раза. При этом высокотехнологичный экспорт России вырастет вдвое». Звучит красиво, но что это значит на практике? А ничего не значит. Доля высокотехнологичных отраслей промышленности в производстве ВВП в 2011 г. составила 0,9%, а в экспорте (в 2010 г.) – 1,22%. Ну, будет 1,35 и 2,44% соответственно, что примерно совпадает с уровнем начала 2000-х, когда нефтяной бум только начинался. И какой вывод на этой основе можно сделать?
Другой пример: в качестве важного фактора повышения инвестиционной привлекательности российской экономики указывается формирование единого экономического пространства (ЕЭП) с Казахстаном и Беларусью. Но внутренний рынок ЕЭП лишь на 14% превышает внутренний рынок России. Изменит ли это всерьез привлекательность локализованных в России инвестиционных проектов? Не так уж это очевидно.
Подводя итоги, можно задаться вопросом: если предвыборная программа кандидата в Президенты России В. Путина не отвечает на важнейшие стратегические вопросы, грешит логическими ошибками, да и вообще не является целостной (хотя бы потому, что к ней необходимо прикладывать еще и утаенные «забалансовые» пункты), то можно ли на ее основании уяснить хоть какие-то контуры экономической стратегии В. Путина? Как ни странно, ответ на этот вопрос следует дать утвердительный. Если снять «предвыборную шелуху», то экономическое кредо будущего президента сводится к следующим пунктам:
а) государство должно и будет играть решающую роль в экономических процессах;
б) инструментом проведения госполитики будут госкомпании, про которые, правда, пока ничего доброго сказать нельзя, но они в некоем туманном будущем по неким загадочным причинам должны стать конкурентоспособными на мировом уровне;
в) все более широкое распространение будут получать методы «ручного управления», что объясняется просто: в систему изначально заложены сильнейшие противоречия; когда они будут выходить на поверхность, должны приниматься решения, которые заранее предвидеть нельзя. Поэтому государственной системе и национальной экономике необходим «великий кормчий»;
г) предпринимательский сектор нужен хотя бы для того, чтобы с него можно было постоянно что-нибудь «состригать». Но при этом ни на какие системные поблажки им (предпринимателям и бизнесменам) идти не следует; все слова о необходимости улучшения делового климата носят в статье подчеркнуто декларативный характер;
д) пенсии и зарплаты будут повышаться, несмотря на отсутствие объективных к тому предпосылок (например, опережающего роста производительности труда). Такая политика объясняется необходимостью поддержания стабильной социальной опоры режима;
е) сбалансированный бюджет является не экономическим, а политическим приоритетом: привлечение денег на внешних рынках чревато утратой суверенитета;
ж) немного причудливым образом сочетается с этим «командирское» решение о вступлении России в ВТО.
Все эти пункты в совокупности делают экономическое будущее России заложником нефтяных цен. Если проводить какие-то параллели, приходится признать, что в настоящий момент Россия идет по греческому пути: расходы, прежде всего социальные, увеличиваются не в меру роста эффективности экономики, а в меру роста потребностей. Правда, в Греции эти расходы финансировались за счет займов, а в России – за счет нефтяной выручки. Разница, конечно, есть, но в тот момент, когда новые поступления притормозятся, она будет не такой уж существенной.
Сергей Смирнов
Предварительные результаты деятельности Таможенного союза
М. Прохоров: «Моя позиция по Таможенному союзу: считаю, что это лишнее образование».
По нашему же мнению, предварительные результаты деятельности Таможенного союза позволяют говорить о его эффективности
В марте 2012 г. в Москве состоится специальное заседание Высшего евразийского совета с участием государств–партнеров России по ЕврАзЭС с целью обсуждения перспектив евразийской интеграции. Но чтобы обсуждать перспективы, сначала необходимо подвести некоторые предварительные итоги деятельности Таможенного союза (ТС), главным образом, в сфере внешней торговли. Почему предварительные? По нашему мнению, проявления полного эффекта от интеграции Таможенного союза с участием Белоруссии, Казахстана и России можно ожидать лишь через несколько лет. Во-первых, в настоящее время пока еще сказывается эффект кризиса – обвал (низкая база) и последующее интенсивное восстановление экономик стран–участниц ТС. Во-вторых, по мере развития ТС на динамике внешней торговли все больше начинают сказываться другие факторы, такие как валютные курсы, инфляция и прочие, оказывающие весьма ощутимое влияние на внутренний спрос, в том числе на импорт. Кроме того, в 2012 г. на смену Таможенному союзу России, Белоруссии и Казахстана пришло Единое экономическое пространство, которое еще сильнее изменило «правила игры».
В международной практике принято выделять шестилетний период анализа интеграционных структур (один год до и пять лет после создания), который, безусловно, является весьма приблизительным показателем результатов интеграции. Что же принять за точку отсчета? Договор о создании единой таможенной территории и формировании Таможенного союза в рамках ЕврАзЭС был подписан в октябре 2007 г., хотя первые попытки создания ТС были предприняты еще в далеком 1995 г. В конце 2009 г. было достигнуто соглашение о создании со следующего года единого таможенного пространства. В середине 2010 г. Таможенный кодекс вступил в силу на всей территории ТС – и через год на границах России, Казахстана и Белоруссии отменён таможенный контроль, который перенесли на внешние границы. Собственно говоря, именно 2010 год мы и предлагаем взять за точку отсчета деятельности ТС, а период 2009–2011 гг. можно считать лишь предварительным.
Рис. 1. Объем взаимной торговли (экспорт)
Источники: ТС ЕврАзЭС, расчеты Центра развития
Чистый объем взаимной торговли, исчисляемый как сумма стоимостных объемов экспортных операций между Белоруссией, Казахстаном и Россией, по нашим оценкам, составил около 63 млрд долл. в 2011 г., что больше на 72%, чем в 2009 г., и на 37% – по сравнению с предыдущим годом (рис. 4.1). Белоруссия и Казахстан быстрее извлекли плюсы из интеграции: в 2011 г. почти две трети взаимной торговли были обеспечены экспортом товаров из России, хотя еще два года назад доля российского экспорта превышала 70%.
Рис. 2. Динамика импорта из третьих стран
Источники: ТС ЕврАзЭС, МВФ, органы национальной статистики Белоруссии, Казахстана и России, расчеты Центра развития
Быстрый рост взаимной торговли, безусловно, положительный результат. Вот только является ли он следствием интеграции, посткризисного восстановления или следованием за тенденцией в мировой торговле? Является ли рост взаимной торговли следствием эффекта ее создания за счет сокращения или снятия торговых барьеров, когда более дешевые товары из стран–партнеров по ТС замещают дорогую отечественную продукцию, а факторы производства перемещаются в более эффективные сферы использования? Или же этот рост связан с переориентацией (отклонением) торговых потоков, когда импорт внутри ТС вытесняет ставший дорогим импорт из третьих стран, и отвлечением торговли, когда товары ввозятся в страну по самым низким таможенным тарифам, а затем беспошлинно перенаправляются внутри ТС, используя «пробелы» в таможенном регулировании?
Чтобы ответить хотя бы на часть этих вопросов, мы решили взглянуть на внешнюю торговлю стран–членов ТС, сравнивая её с динамикой мировой торговли и масштабами роста экономики. Обычно возникновение таможенных союзов ведет к увеличению объема торговли между его членами за счет снижения таможенных барьеров между ними. Поэтому не должно быть ничего удивительного в том, что взаимная торговля за рассматриваемый период выросла в 1,7 раза. А вот на фоне того, что за тот же период времени импорт из третьих стран вырос в 2,1 раза, и того, что доля импорта из третьих стран в объеме ВВП стран–членов ТС выросла в полтора раза (с 12 до 17%), можно сделать прямо противоположный вывод: торговля со странами–не членами Таможенного союза растёт гораздо быстрее, и, следовательно, либо внутри ТС остались какие-то неснятые барьеры, либо синергетический потенциал ТС явно не столь велик, как хотелось бы. В конце концов, все три страны вышли из одной «шинели» и, скорее, являются конкурентами между собой, нежели с третьими странами. Но с другой стороны, ускоренный рост импорта из третьих стран говорит об отсутствии эффекта отклонения торговли.
Одним словом, Таможенный союз не просто стал объективной реальностью, а начал постепенно трансформироваться в интеграционное объединение более высокого уровня. По итогам первых двух лет его существования вряд ли можно сделать окончательные выводы и оценки об успехе или провале этого проекта. Таможенный союз находится в начале своего существования, и, вообще, любой интеграционный проект является шансом, а не гарантией. А шансом еще нужно уметь воспользоваться.
Сергей Пухов
Полный текст обзора "Новый КГБ" №15, 11 – 24 февраля 2012 г.