Российский рынок труда в кризис

С началом кризиса возникли опасения быстрого и катастрофического роста безработицы в России. Замдиректора Центра трудовых исследований ВШЭ Ростислав Капелюшников считает эти опасения необоснованными и не подкрепленными – ни цифрами, ни фактами

Видеозапись семинара

На очередном научном семинаре под руководством Евгения Ясина, прошедшем в ВШЭ в конце сентября, Ростислав Капелюшников вновь говорил о российской модели рынка труда и реакции рынка труда на кризис. В канун семинара вышла из печати брошюра докладчика, в которой его идеи представлены в более полном виде.

В докладе Ростислав Капелюшников отметил особенности нынешнего кризиса, который в отличие от кризисных процессов 1990-х годов протекает в условиях, исключающих значительное инфляционное обесценения зарплат, характерное для предшествующего десятилетия. Но при этом главная особенность российской модели рынка труда – низкая эластичность занятости по выпуску – судя по доступным данным, сохраняется (известно, что во время переходного кризиса 90-х годов, каждый процентный пункт падения ВВП сопровождался падением занятости всего лишь на треть процентного пункта.)

Спокойствие, только спокойствие

Изначально правительство ожидало, что спад ВВП составит 2-3%, эксперты – 5%. Параллельно некоторые аналитики предсказывали рост безработицы в этом году до 15%. «Сознательно или нет, эти прогнозы предполагали, что эластичность занятости по выпуску будет равна трем, – рассуждает Ростислав Капелюшников. – Каждый процентный пункт сокращения выпуска будет сопровождаться падением занятости на три процентных пункта, однако ничего подобного в реальности не происходит». Для безработицы в 15% «нужен» более серьезный, чем 5%, спад ВВП. Кстати, близкий показатель безработицы в России был зарегистрирован в 1998-99 гг. (13-14%), еще в 2000-2001 гг. ее уровень оставался двузначным (10-12%). И лишь в 2005-2006 опустился до уровня в 7%. «И тогда никто не паниковал, шумихи по поводу безработицы не наблюдалось вообще. Так что и сегодня, – подчеркивает Капелюшников, – на российском рынке труда не происходит ничего такого, с чем бы он не научился справляться без особых потерь за прошлые годы».

Многие эксперты согласились с докладчиком в том, что сегодня в России реализуется промежуточный сценарий, при котором эластичность занятости по выпуску хоть и не останется столь же низкой, как в 1990-е годы, но и не становится сверхвысокой.

В какой мере модель российского рынка труда сохранится в прежнем виде, и как именно проявит она себя в посткризисный период – в ответах на эти вопросы мнения оппонентов разошлись. Некоторые не увидели в российской модели ничего уникального вообще, иные предположили, что она уже достаточно давно размывается, в том числе благодаря существенному увеличению доли бюджетного сектора в экономике.

Время – деньги

Основной «удар» нынешнего кризиса пришелся не на размер зарплат (как номинальных, так и реальных), а на продолжительность рабочего времени. Весьма широкое распространение на рынке получили квази-добровольные отпуска и квази-добровольные переводы работников на неполное рабочее время. В ряде структур «отдохнуть» пришлось половине всего персонала, в иных – почти всем работникам, либо отдельным подразделениям в течение года. По мнению Капелюшникова, эти меры стали «хитом» нынешнего кризиса, в то время как  некоторые опробованные и «полюбившиеся» меры – такие, например, как задержки заработной платы, – сегодня, как правило, влекут за собой жесткие санкции. Впрочем, один из формальных оппонентов Капелюшникова Михаил Дмитриев, президент Центра стратегических разработок (ЦСР), предложил свое объяснение этому феномену. По его мнению, косвенно «виновным» в начавшемся «сезоне отпусков» на российском рынке труда может быть и налоговое законодательство РФ. Дело в том, что сейчас оно требует авансовой выплаты налогов на фонд оплаты труда, единого социального налога и в будущем страховых взносов независимо от того, выплачена ли работникам зарплата или нет. «Как только предприятие начислило заработную плату, на следующий день оно обязано формировать обязательства по выплате единого социального налога,  – сказал глава ЦСР. – Если перечисления не идут (а это надо делать ежемесячно), возникает задолженность, которую налоговые органы взыскивают весьма жестоко – в том числе безакцептным порядком за счет изъятий перечислений по  поставкам продукции».  То есть начислить зарплату формально и не провести никаких выплат, в том числе налоговых, фактически невозможно. Таким образом, руководству становится проще убеждать работников писать заявления на неоплачиваемые отпуска – ведь средства, сэкономленные на авансировании ЕСН, можно использовать на частичную выплату зарплаты.

Однако, по мнению Капелюшникова, у этого явления есть более простое объяснение: дело в том, что при использовании таких квази-добровольных форм недозанятости предприятия освобождаются от необходимости платить не только ЕСН, но и саму заработную плату – что, конечно же, для них гораздо важнее.

По словам Ростислава Капелюшникова,  в период нынешнего кризиса примерно каждый четвертый  работник находился в той или иной форме неполной занятости. А вот ценовая реакция на экономический спад проявилась куда умереннее. По сравнению с шоковыми эпизодами 90-х, когда зарплаты таяли на 25-30% в год, в 2008-09 годах снижение составило в среднем всего лишь 5%. Правда, это в среднем по всей экономике, то есть с учетом начавшегося 30%-ного повышения зарплат бюджетникам.

Если же посмотреть на частный сектор, то там в некоторых отраслях зарплата «просела» на 20-25%. Во многом причиной этого стало широкое распространение премиальных, бонусных, а то и просто «конвертных» выплат. Так, доля премий в «тучные» годы успела возрасти с 25% до 35% фонда оплаты труда. Такой резерв в десять процентных пунктов стал хорошим полем для игры с зарплатами, особенно выгодной для работодателя при явном перевесе переговорной силы в его сторону.

В целом гибкость системы оплаты труда, по мнению докладчика, остается важным механизмом адаптации отечественных компаний и предприятий к изменениям конъюнктуры.

Все схемы такого рода – как в отношении цены труда, так и продолжительности рабочего времени – подчеркивает Капелюшников, могут существовать и действовать только в условиях фактически неформализованных трудовых отношений, когда главным ориентиром для игроков на рынке труда выступает  не Трудовой кодекс, а сложившиеся  «полевые» условия. По мнению докладчика, «косвенным, непредвиденным результатом существования такой специфической модели рынка труда было то, что, несмотря на глубочайший кризис в 1990-ее гг., в сфере трудовых отношений поддерживался поразительно низкий уровень конфликтности». «Эта специфическая конструкция, включающая  и формирование обширного неформального сектора, – продолжает Капелюшников, – переводила негативную социальную энергию в диффузное состояние и тем самым  блокировала появление крупномасштабных социальных конфликтов. Она работала как социальный буфер, как амортизатор».

Все течет, но не все меняется

Так или иначе, оборотной стороной этого процесса – увеличения доли занятых в некорпоративном (неформальном) секторе – стало сокращение доли занятых в корпоративном секторе. Последний, поставленный в жесткие рамки законодательства, вряд ли мог приспосабливаться к текущей ситуации так же быстро и легко, как его неформальный «собрат». Отсюда – утечка рабочей силы из формального сектора в неформальный. Причем, по оценке Ростислава Капелюшникова, такая тенденция наблюдалась все последние 20 лет и вряд ли изменится в обозримом будущем.

Ужесточение государственного давления в сфере трудовых отношений, как, по мнению самого докладчика, так и участвовавших в обсуждении экспертов, также, вероятно, будет способствовать расширению неформального сегмента. В частности, выступивший в ходе обсуждения доклада директор Центра трудовых исследований Владимир Гимпельсон подчеркнул, что наличие значительного  неформального сектора на рынке труда вовсе не является исключительно российской спецификой. В той или иной мере такой сектор присутствует практически во всех странах («Возьмите хоть Латинскую Америку»!).  « И чем жестче регулируется формальный сектор, – продолжает Гимпельсон, – тем быстрее растет неформальный».

Еще один фактор, упомянутый докладчиком, – смена поколений в руководстве российских компаний. Однако расхожее представление, что прежнее поколение отечественных управленцев было склонно сокращать персонал лишь в экстренных случаях, а нынешние же менеджеры, якобы, обеспокоены лишь сокращением издержек и ростом прибыли, является, по мнению Капелюшникова, явным преувеличением.

Государево око

Эксперты сходятся во мнение, что государственное око, зорко следящее сегодня за трудовыми отношениями на предприятиях, не позволяет экономическому спаду реализовывать его «вымывающую» функцию. Такие действия, лишающие бизнес возможности нормальной адаптации к кризисным явлениям,  в конечном счете, не принесут пользы никому. 

Суждения же других экспертов сводятся к тому, что не «регулированием единым», но, прежде всего, созданием новых рабочих мест будет жив российский рынок труда. Облегчением условий для их создания и должно, в первую очередь, заниматься государство, заметила ведущий научный сотрудник ЦЭФИ, Ирина Денисова.  Кроме того, в ее выступлении звучали  предложения о создании более эффективной, чем ныне действующая, системы страхования по безработице. Опыт прохождения через кризисы убедил развитые страны, что большинству экономических агентов выгоднее застраховаться от связанной с занятостью части издержек временного сокращения спроса, нежели индивидуально – говорим ли мы о работнике или работодателе – нести такие издержки. В период плохой конъюнктуры работника отправляют  в отпуск без сохранения зарплаты, но при этом он получает пособие через систему страхования от потери занятости, то есть, зарегистрирован как безработный и получает пособие. При такой развитой системе страхования от потери работы издержки временного спада распределены между всеми участниками этой страховой системы, которые в период экономического подъема отчисляют деньги в фонды занятости. В России же такие издержки несет, как правило, только работник и в меньшей степени – работодатель.

Кризис – удобное время задуматься над созданием такой системы, поскольку участники рынка труда убедились на своем опыте, насколько велики риски  и выгодно страхование. «Начиная с января этого года, – поясняет Капелюшников, – была резко расширена поддержка  безработных. Народ пошел регистрироваться, увидев возможность получить некие деньги. Соответствующие службы также получили достаточно средств, чтобы физически зарегистрировать большее количество людей. В результате разграничить вклад в рост зарегистрированной безработицы собственно кризиса и изменений в условиях получения пособий весьма затруднительно». 

Ирина Ильинская

15 октября, 2009 г.