Рабочие протестуют

Работники не верят в возможность диалога со своими начальниками, а работодатели не стремятся его наладить. О забастовочном движении рассказывает замдиректора Института управления социальными процессами (ИУСП ГУ-ВШЭ) Ирина Козина

Протесты все жестче

Количество стихийных выступлений с требованиями возврата долгов по зарплате все увеличивается. На прошлой неделе работники пикалевских предприятий перекрыли автотрассу Новая Ладога — Вологда. В мае голодовку объявили бортпроводницы компании KrasAir. В марте форму голодовки приняло в итоге противостояние работников и руководства Златоустовского металлургического завода .

Работники все чаще требуют возврата долгов по заработной плате, причем они прибегают к самой дикой форме протеста – голодовке. «Это свидетельство неверия работников в возможность, хотя бы какого-то диалога с работодателем», – утверждает Ирина Козина на страницах нового номера журнала «Экономическая социология» (файл в формате pdf).

Делать прогнозы о том, какую форму приобретут трудовые конфликты, пока рано, оговаривается Ирина Козина. Но характер коллективных трудовых конфликтов этого года возвращает Россию в середину 1990-х годов. Именно тогда был пик забастовок и акций протеста – время «рельсовых войн», организованных шахтерами и работниками бюджетных сфер.

И баста!

Забастовка как форма конфликта между работником и работодателем признается всеми развитыми демократическими странами. Однако порядок ее реализации отличается от страны к стране. В России право на забастовку гарантируется Конституцией (ст. 37, п.4) и закрепляется Трудовым кодексом (ст. 409), напоминает Ирина Козина. Но за этими нормами стоит очень важное уточнение: право на забастовку получают только работники, оформившие ее «по закону».

Поправки, принятые в Трудовой кодекс в 2002 г., процедуру оформления права на забастовку сильно усложнили. Хотя она и до того не была слишком простой. На прохождение всех обязательных процедур может уйти порядка 42 дней, отмечает Козина. Это настолько затрудняет организацию и проведение забастовки, что делает законную забастовку почти невозможной и потому практически «невидимой» в статистике, указывает она. Поэтому в  2007 г. по всей России было зарегистрировано только 7 забастовок, в 2008 г. – 4.

По данным Института коллективного действия, в 2007 г. произошло не менее 35 акций протеста, в 2008 г. – 27. Росстат не «видит» их, потому что за менеджментом компании фактически закреплено право квалифицировать происходящее как забастовку – или не делать этого. Практически любую форму протеста работников можно квалифицировать как незаконную.

«Кто сядет на рельсы, тот сядет»

Так определил отношение власти к бастующим в начале первого президентского срока Владимир Путин. Негативно отреагировал Путин и на действия пикалевцев: «Я думаю, что это было сделано теми, кто не хотел, чтобы я сюда приехал. Может, это было сделано в сговоре и, может быть, за деньги». Хотя именно блокирование автотрассы вынудило российское правительство принять экстренные меры.

Отрицательное отношение власти к любым проявлениям протеста определило сдержанность населения к акциям протеста. Кроме выступлений в 2004-2005 гг., связанных с «монетизацией льгот», акции протеста российскую экономику не сотрясали. Забастовки были, но они приняли совершенно иной характер, который разительно отличался от того, что происходило в начале и середине 90-х годов.

Во-первых, во время «тучных лет» бастовали не самые бедные и обделенные сотрудники российских и иностранных компаний. Так, в них принимали участие работники Ford, АвтоВАЗа, РЖД, РУСАЛа, пивоваренного завода «Хейнекен» в Питере, ряда нефтяных и газовых компаний. Зачем? Они требовали повышения фиксированной ставки зарплаты (а не ликивидации задолженности, как в прежние годы) и более справедливого перераспределения доходов. Боролись работники и за изменение соотношения между постоянной и переменной частью оплаты. Ведь на многих предприятиях до 80% реальной зарплаты выплачивалось в виде бонусов и премий, которые могли быть легко сняты менеджментом в случае ухудшения экономической ситуации.

Во-вторых, большинство конфликтов было спровоцировано нежеланием работодателей вести переговоры по вопросам, беспокоящим работников. «В российских компаниях практически отсутствуют специалисты, которые отвечают за выстраивание трудовых отношений и отношений с людьми, что подразумевает и индивидуальные отношения, и коллективные, с профсоюзом, – констатирует Ирина Козина. – Таких специалистов в России нет, их не готовит ни один вуз».

В-третьих, акции «неповиновения» стали носить организованный характер. Например, в виде «итальянских забастовок», когда бастующие дотошно выполняют все нормы и предписания на рабочем месте.

В марте 2006 г. работники «Форда» во Всеволожске продемонстрировали эффективность такого подхода, добившись увеличения зарплаты на 2000 руб. «В нашей бригаде выполнялось требование «5 км в час». Цель забастовки — не только убить производство, но и добиться чего-то. [Ведь] завод не рассчитан на соблюдение всех этих правил, – приводит Ирина Козина фрагмент обсуждения забастовки на заседании профкома завода. – Правда, соблюдать эти правила ещё сложнее, чем их нарушать. Попробуй неделю ездить со скоростью 5 км. Люди едут с вот такими глазами. «Ну, твою мать!» — говорят. Они себе бутылки подкладывали под педали, чтобы не ездить быстрее».

За неделю объем производства упал на 315 автомобилей, и менеджмент пошел на переговоры.

В-четвертых, забастовки 2000-х перестали носить политизированный характер. Это объясняется не только реальным ростом благосостояния россиян, но и тем, что забастовки по политическим мотивам, равно как и забастовки солидарности, вообще не признаются российским законодательством.

Бороться за права

Профсоюзы не защищают интересы работников, – они оказывают услуги в сфере регулирования трудовых отношений, отмечает Ирина Козина. Особенность российских забастовок состоит в том, что за ними стоят не общенациональные профсоюзы, лояльные к власти и работодателям, а низовой актив предприятий, организованный гораздо более воинственными «альтернативными» профсоюзами.

В развитии забастовочного движения наметился правильный тренд, считает Козина. Он должен привести к оформлению цивилизованных взаимоотношений между наемными работниками и работодателями. Чем больше происходит забастовок в случае нарушения прав работников, чем больше забастовок имееет локальный, а не глобальный характер, – тем большее количество людей воспринимают это как обыденный способ борьбы за свои права на своем конкретном предприятии, отмечает она. Работники постепенно осознают себя гражданами, объединяются, чтобы цивилизованно защищать свои права.

Вот только голодовки и перекрытие автотрасс нарушают этот тренд. Но это неизбежно в ситуации драконовского законодательства и ручного управления экономикой.

Дмитрий Крылов

8 июня, 2009 г.