В первом квартале произошло полуторакратное замедление темпов экономического роста и серьезное торможение инвестиционной активности. Учитывая, что загрузка производственных мощностей достигла предельного уровня, рост носит инвестиционно ориентированный характер. Поэтому на фоне замедления инвестиций замедляется и экономический рост – в силу сокращения предложения конкурентоспособной продукции. Реальный эффективный курс, по нашей оценке, в апреле приблизится к докризисному уровню января 1997 г., и, понятно, что в этой ситуации наращивание выпуска в российской экономике целиком базируется на нефтяных доходах и привлекаемых кредитных ресурсах. Однако рост нефтяных доходов практически полностью изымается в бюджет или идет на покрытие растущих издержек – при росте дохода нефтяного комплекса от экспорта сырой нефти в первом квартале на 6,5 млрд. долл. по сравнению с тем же периодом прошлого года – 5,5 млрд. по нашим оценка ушло государству.
Замедление роста инвестиций тормозит темпы экономического роста не только со стороны предложения, но и со стороны спроса. В совокупности с замедлением темпов роста потребительского спроса торможение инвестиций вызывает уменьшение темпов роста внутреннего спроса в целом. Конечное потребление выросло в I квартале 2005 г. на 7% (в прошлом году около 9%), а инвестиции – на 8% (в прошлом году на 11%). Если быстрый рост частного потребления может возобновиться в силу перевыполнения плана по монетизации льгот, то восстановить прежние темпы роста инвестиций гораздо сложнее.
Поскольку импорт и экспорт росли в первом квартале прежними темпами, основной причиной торможения стало замедление роста внутреннего спроса. Если же произойдет еще и замедление темпов роста физических объемов экспорта с нынешних и прошлогодних 11-12%, то темпы роста ВВП будут снижаться почти на полпункта на каждый пункт снижения темпов роста экспорта.
При этом, инвестиционная активность и отток капитала взаимосвязаны. Учитывая, что налоговая система срезает значительную часть увеличения доходов, вызванного ростом цен на нефть, капитальные потоки вместе с займами имеют решающее значение в формировании источников финансирования инвестиций.
Поэтому усиление оттока непосредственно связано с замедлением темпов экономического роста.
С другой стороны, когда говорят о $19 млрд., имеют в виду валовой отток, а если брать чистый отток, то есть отток минус приток, то он не столь велик (видимо, даже меньше чем в прошлом году). Другое дело, что надо посмотреть, какой капитал приходит. Возможно, это тот же самый капитал, который утекает.
В таком случае у нас формируется своего рода китайская модель инвестиционных потоков, когда примерно 1/3 иностранных инвестиций составляют инвестиции самих же китайцев, а предварительно эмигрировавший капитал возвращается назад. В любом случае то, что капитал вынужден маскироваться под иностранный, увеличение валового оттока, снижение темпов роста инвестиций – показатель несбалансированности экономической политики, ее неоднородности, ее противоречивости. Самый наглядный пример – ситуация в нефтяном секторе. Приняли достаточно жесткую налоговую систему, которая изымает в нефтяном секторе почти весь прирост доходов. Это вполне нормальная дисциплинирующая налоговая система, но в таких условиях предприятия могут увеличивать инвестиции, лишь занимая дополнительные деньги или же размораживая свои накопления в своего рода, корпоративных стабилизационных фондах за рубежом – в оффшорах. Значит, если введен жесткий налоговый режим, нужно улучшать инвестиционный климат и повышать инвестиционную привлекательность экономики, а не ужесточать преследования за прошлые налоговые прегрешения. Или уж, по крайней мере, развести эти процессы по времени. А когда одновременно ужесточается налоговая система и вводится жесткий режим проверок по старым налоговым делам, да еще добавляется проверка итогов приватизации и плюс все это растягивается на неопределенный срок и идет стихийно, это неизбежно вызывает замедление темпов экономического роста. Таким образом, экономическая политика по–прежнему носит достаточно противоречивый характер. При этом, несмотря на последние либеральные заявления, экономическая политика все еще непредсказуема и вполне может шатнуться в сторону усиления вмешательства государства.
Показатели российской экономики свидетельствуют, что, по сравнению с прошлым годом, экономическая ситуация ухудшилась. Итог: импорт начинает вытеснять российскую продукцию. Перечень причин, по которым у нас замедляется рост экономики, всем известен. Главная – чиновники, которые мешают частному бизнесу. Можно ли рассчитывать, что российским производителям удастся эффективно противостоять импорту, или процесс уже необратим?
Чиновники не всегда мешают частному бизнесу, более того нормально работающая госмашина – мощный механизм модернизации. Однако они, несомненно, внесли свой «вклад» в замедление роста производства не только невольно затормозив инвестиционную активность, слишком рьяно и кучно бросившись в атаку на бизнес, но и затягивая вопросы строительства новых трубопроводных мощностей. Долго шел спор, кому должны принадлежать трубопроводы - государству или частному бизнесу. На фоне высоких цен на нефть о нарастании дефицита трубопроводных мощностей как-то забыли – благо нефть можно вывозить и в цистернах. Лишь недавно начали предприниматься конкретные шаги по увеличению трубопроводных мощностей (например, взяли кредит на четверть миллиарда долларов для Балтийской трубопроводной системы). Однако, темпы роста экспорта очень скоро могут упасть – стоит снизиться мировым ценам и вывоз нефти по железной дороге станет нерентабельным.
А можно ли рассчитывать на то, что согласованность в действиях разных министерств будет усиливаться?
С одной стороны, необходимо дать свободу частному бизнесу и снять усиливавшуюся неопределенность. С другой стороны, сейчас в правительстве идет борьба двух точек зрения на стратегию экономического развития России. Пока такая борьба не закончилась, рассчитывать на повышение согласованности не приходится.
С одной стороны, есть точка зрения, которая уповает на энергию молодого российского бизнеса, на свободу предпринимательства, на мгновенное снятие всяких ограничений, на снижение непроцентных расходов государства и т.д. Это классический либеральный подход.
С другой стороны, есть подход, который, не отрицая идеалов рыночной экономики, использует ряд аргументов, которые связаны со специфической трактовкой и пониманием ряда важных экономических процессов – природы технологической ренты, качества экономического роста, временных горизонтов структурной перестройки экономики, оценки мирового опыта реформирования естественных монополий.
Известно, что помимо сырьевой ренты есть еще и т.н. технологическая рента. Сторонники усиления вмешательства государства в экономику исходят из такого понимания диалектики инновационного процесса, который предполагает, что технологическое лидерство в современном мире воссоздает себя: бедные страны бедны, потому что они бедны, а богатые страны богаты, потому что они уже раньше располагали богатством. Поэтому, если какая либо страна стихийно включается в конкурентный инновационный процесс на мировом рынке, то может случиться так, что она будем в результате не обогащаться, а беднеть и обогащать тех, кто уже сейчас находится на передней границе технологического прогресса. Поэтому здесь предполагается введение неких ограничений на свободу потока ресурсов и усиление роли государства в формировании технологических заделов и национальной инновационной системы.
Есть аргумент, который связан с оценкой экономического роста не только с точки зрения потоков, но и запасов. В рамках такого подхода говорят, что экономический рост за счет выкачивания природных ресурсов и продажи сырья за рубеж может приводить к высоким темпам роста в данный момент времени, но это рост низкого качества, потому что он уменьшает запасы невосполняемых ресурсов. Лучше эти ресурсы приберечь, а позднее вывезти в виде переработанной продукции, с большей долей добавленной стоимости, что позволит получить больше ресурсов и для инвестиций, и для потребления. Исходя из этого, в противовес крайне либеральному подходу, обосновывается необходимость национализации якобы преждевременно приватизированных сырьевых отраслей, а вслед за этим необходимость регулирования цен на энергоносители для поддержки обрабатывающего сектора в промышленности и в сельском хозяйстве.
Существуют аргументы, которые оправдывают необходимость усиления вмешательства государства и поддержки ряда секторов, страдающих от голландской болезни, в связи с тем, что их воссоздание в будущем потребуется гораздо больше ресурсов (с учетом дисконтирования, т.е. приведения будущих затрат к сегодняшним), чем потребуется средств из того же стабфонда на их сохранение сейчас.
Наконец, есть аргументы, использование которых ведет к отрицанию принципов рыночного либерального подхода к реформированию естественных монополий. Указывается, в частности, на то, что мировой опыт реформирования естественных монополий - электроэнергетики, газового сектора - позволяет вполне однозначно говорить о тенденции к снижению цен после реформирования, но он вовсе не говорит однозначно о том, что снижение цен и освобождение от государственной опеки генерации или добычи стимулирует инвестиционный процесс. А ведь решение инвестиционной проблемы, увеличение притока инвестиций в электроэнергетику, в газовый сектор – ключевая задача реструктуризации этих секторов.
Все эти четыре группы аргументов и проблем остаются пока в процессе обсуждения, и все это не говорит о том, что крайне либеральная точка зрения в правительстве победила. Ссылка на оба этих подхода в обращении Президента к Федеральному собранию тоже просматривается. Поэтому я пока не могу говорить о том, что крайне либеральная точка зрения на принципы формирования экономической политики в правительстве уже победила. Скорее, пока можно наблюдать, как формируется некая промежуточная модель между крайним либерализмом и оголтелым дирижизмом.
29 апреля 2005