• A
  • A
  • A
  • АБB
  • АБB
  • АБB
  • А
  • А
  • А
  • А
  • А
Обычная версия сайта

Научный коммунист: в числе кандидатов на президентский пост все чаще называют Глазьева. Белая ворона

Научный коммунист

Современная российская политика интригами не балует. Вот и приходится отечественной политтусовке в поисках интересных тем заглядывать все дальше в будущее. Например, раздумывать, кто в 2008 году возглавит страну после Путина. В числе кандидатов все чаще называют имя Сергея Глазьева, пишет "Профиль".

Действительно, интересно. Глазьев не министр, не олигарх, не генерал, даже не партийный лидер. Всего-то депутат Госдумы из фракции КПРФ, год назад по инициативе центристов лишившийся поста председателя комитета по экономической политике.

Правда, он еще доктор экономических наук, член-корреспондент РАН и обладатель призового третьего места на выборах губернатора Красноярского края в прошлом году. А также объект масштабной и, по отзывам людей знающих, дорогостоящей рекламной кампании. Может, для будущего кандидата в президенты этого пока и маловато, однако восход новой политической звезды следует констатировать.

В последнее время такие "звезды" восходят по большей части на центристской части небосклона, причем представляют собой зрелище несколько однообразное: высокопоставленные советские родители, аппаратно-коммерческая карьера, дежурная преданность президенту. А тут - молодой, оппозиционный, да к тому же без всяких номенклатурных корней. Что само по себе уже любопытно.

Серьезный юноша

Сергей Юрьевич Глазьев родился 1 января 1961 года в Запорожье. Его родители работали на Запорожстали, отец - мастером, мать - инженером. После окончания школы он поступил на химический факультет МГУ, что уже было свидетельством определенных способностей.

В университете Глазьев учился хорошо, однако химия наскучила ему уже на первом курсе. Поэтому к началу второго он вместе с несколькими студентами химфака перевелся на экономический факультет. На новом месте учебы, по словам однокурсников, бывшие химики держались вместе и общались в основном между собой. Они и до сих пор остаются близкими друзьями, причем, зная их нынешние должности, Глазьеву можно только позавидовать: Эльдар Каримов, например, занимает пост вице-президента Альфа-банка.

"Мы с ним близко познакомились на московской Олимпиаде-80, - вспоминает один из однокурсников Сергея Глазьева, не входивший в тесный кружок "химиков", - оргкомитет взял нас на работу в качестве личных переводчиков именитых иностранных гостей. Глазьев, невысокий, коротко стриженный, производил впечатление рассудительного, себе на уме и в то же время категоричного человека. Он почему-то ассоциировался у меня с Нестором Махно. Наверное, именно из-за своей категоричности. Был ли он амбициозен? Внутри это чувствовалось, но внешне никак не проявлялось".

На экономическом факультете Глазьев познакомился и с академиком Дмитрием Семеновичем Львовым (известен как один из соавторов экономической программы правительства Евгения Примакова), который стал его научным руководителем. В 1983 году, окончив МГУ с отличием, он поступил в аспирантуру Центрального экономико-математического института Академии наук, одного из известнейших центров экономической мысли СССР.

Собственно, в ЦЭМИ Глазьев впервые и проявил себя как ученый. Как вспоминает Дмитрий Львов, едва ли не на следующий год после прихода в институт он стал руководителем лаборатории. С блеском защитил кандидатскую диссертацию, а в 1990 году, в двадцать девять лет, докторскую, став самым молодым доктором экономических наук в Советском Союзе.

Правда, поговаривают, что сам Львов как раз в те времена стал директором ЦЭМИ, что весьма благоприятно отразилось на карьере его любимого ученика Сергея Глазьева. Но он, разумеется, с этим не согласен: только наука - и ничего личного.

"Как ученый Сергей Глазьев - один из самых сильных экономистов в России начиная с 70-х годов, - говорит академик Львов. - Жаль, что он ушел в политику. Его призвание, с моей точки зрения, - наука". Кстати, Глазьев до сих пор поддерживает дружеские отношения со своим учителем.

Не без Чубайса

Впрочем, каким бы ни было настоящее призвание Глазьева, в конце 80-х он не мог избежать общественной деятельности. Экономисты тогда были вроде поп-звезд: на лекции самых раскрученных собирались чуть ли не стадионы.

Настолько публичным Сергей Глазьев не стал. Однако успел поучаствовать в работе кружка молодых экономистов, фактическим лидером которого был Анатолий Чубайс, а одним из активнейших участников - Егор Гайдар. В 1987 году, впервые появившись на одном из мероприятий кружка, Глазьев произвел на его членов очень благоприятное впечатление. И в дальнейшем аккуратно посещал семинары. По отзывам других участников тех исторических заседаний, тогда у Глазьева не было особой склонности к "дирижистским" экономическим теориям. Кроме того, члены кружка интересовались, в первую очередь, наукой, и поэтому политические взгляды были для них делом не самым важным.

Именно в экономическом кружке Чубайса и Гайдара Глазьев познакомился со многими людьми, которые позднее приобрели широкую и не всегда однозначную известность, в частности с Константином Кагаловским и Петром Авеном. С обоими он позже успел поработать. С первым - в Международном центре исследований экономических реформ. В этой структуре, созданной в 1989 году совместно с британским Центром изучения коммунистической экономики, Кагаловский был директором, а Глазьев - его замом. Кстати, говорят, британские коллеги, с которыми у Глазьева сложились прекрасные отношения, были ошарашены, когда уже в 90-х годах он начал демонстрировать левые убеждения.

А вот Петру Авену Сергей Глазьев обязан своей недолгой государственной карьерой. Дело было так: осенью 1991 года, когда формировалось гайдаровское правительство, Авен был назначен председателем комитета по внешнеэкономическим связям. Себе в заместители он взял талантливого экономиста из ЦЭМИ Сергея Глазьева. Затем председатель комитета стал министром, а Глазьев - его замом. Пути их разошлись довольно быстро. Уже в конце 1992 года, после отставки Гайдара, Авен тоже ушел в отставку. Глазьев не последовал его примеру и в результате сам стал министром внешнеэкономических связей РФ.

На новой должности Глазьев продолжал заниматься некоторыми проектами, запущенными еще Авеном, в частности решением проблемы долга некоторых африканских стран перед Советским Союзом и формированием системы торговли оружием. Правда, широчайшие возможности для обогащения, которые в те смутные времена давал пост министра внешнеэкономических связей, он практически не использовал. Во всяком случае, в многочисленных коррупционных скандалах тех лет имя Сергея Глазьева не фигурировало.

Это и понятно. Глазьев был слишком серьезен для того, чтобы в правительстве заниматься чем-либо, кроме предписанных законом или должностной инструкцией обязанностей. Это и поставило крест на его государственной карьере. Попробовав прекратить раздачу экспортных и импортных льгот, Глазьев поссорился с влиятельным вице-премьером Владимиром Шумейко. Борьба между кабинетным ученым и опытным аппаратчиком была неравной. В августе 1993 года самолет министра внешнеэкономических связей, направлявшегося куда-то в Африку на переговоры по долгам, по приказу сверху развернули на границе. Глазьев тут же подал в отставку, которую Ельцин не принял.

Левый марш

Вскоре Сергей Глазьев все же нашел повод для того, чтобы покинуть правительство. После издания ельцинского указа о прекращении полномочий Верховного Совета он снова положил на стол президенту заявление об отставке, причем объявил, что уходит в знак протеста. Здесь Ельцин уже не колебался.

Отставной министр вернулся в науку, став заведующим лабораторией в ЦЭМИ. Однако надолго в институте не задержался. Приближались выборы в Думу, и Глазьев оказался востребованной фигурой. Вскоре он вошел в список кандидатов от Демократической партии России Николая Травкина, причем, как говорят, пригласил его туда другой отставной министр гайдаровского правительства, нынешний губернатор Чувашии Николай Федоров.

На выборах ДПР набрала чуть больше 5% голосов. Тем не менее Глазьев стал одним из известных и влиятельных парламентариев. "Тогда его воспринимали, в первую очередь, как известного ученого-экономиста, члена научного истеблишмента", - говорит Алексей Мельников, депутат Госдумы от "Яблока", работавший тогда с Сергеем Глазьевым в одном комитете.

В первой Думе Глазьев, занимавший пост председателя комитета по экономической политике, прославился главным образом своей борьбой за ужесточение норм закона о СРП (соглашениях о разделе продукции). На вопрос, чьи интересы он таким образом пытался отстаивать, один из его коллег уверенно отвечает: "Ничьи. Просто Глазьев был искренне уверен, что таким образом приносит стране пользу и спасает российские недра от разбазаривания".

При этом опыт работы в правительстве явно пошел председателю комитета на пользу. Борьбу против СРП он вел с использованием всего арсенала бюрократических ухищрений. Глазьева обвиняли даже в том, что он в обход существующей процедуры протащил в закон поправки, существенно изменяющие его суть. Причем, по мнению его оппонентов, из-за этих поправок механизм соглашений о разделе продукции в России практически не заработал.

"Спасение недр от разбазаривания" наделало в свое время немало шуму, и его инициатор стал заметной фигурой в российской политике. Однако распорядился он своим политическим капиталом по-особому.

Глазьев с его амбициями, конечно, не мог удовлетвориться ролью политика-эксперта, хорошо разбирающегося в экономических вопросах и годами работающего в Думе по специальности. Время тогда было бурное, все со дня на день ждали краха Ельцина, и председатель комитета по экономической политике метил ни много ни мало в премьер-министры.

При этом благонамеренный председатель комитета по экономике не задумывался о таких мелочах, как налаживание контактов с крупным бизнесом или влиятельными губернаторами. Не до того было: занят он был в основном спасением России, то есть изобретением и попытками внедрения собственной экономической политики. Поэтому на ниве лоббизма он следа не оставил и в обойму тех деятелей, кто в Думу проходит при любом раскладе, а в случае везения может рассчитывать на министерский пост, не попал.

К тому же спасать Россию в одной компании с известным демократом-перестройщиком Травкиным было несколько неестественно. И Глазьев начал дрейфовать на левый политический фланг. Первой остановкой на этом пути для него стал "Конгресс русских общин" во главе с Александром Лебедем.

Выбор был не самым лучшим. КРО, в списке которого Сергей Глазьев шел третьим, не прошел в Думу, а Александр Лебедь проиграл президентские выборы. На планах стать премьером можно было поставить жирный крест. Глазьев, конечно, не вернулся в завлабы (Лебедь трудоустроил его в аппарат Совета безопасности), но политику надолго покинул.

Новый бренд

"Помните, - сказал "Профилю" один из депутатов Государственной думы первого созыва, - Глазьев тогда и Глазьев сейчас - это два разных человека. Тогда он был экономистом, а сейчас он политик".

Если говорить совсем просто, Сергей Глазьев смог вернуться в политику благодаря тому, что окончательно "полевел". КРО, утративший всякие перспективы, как его покинул генерал Лебедь, Глазьев сменил на солидную и надежную марку компартии.

Накануне думских выборов он выступал в качестве главной "говорящей головы" компартии по экономическим вопросам. И как результат, в январе 2000 года вернул себе думский комитет по экономической политике.

Однако статус "мозга партии" не предполагал на самом деле глубоких ученых изысканий. Программа Сергея Глазьева благополучно освободилась от научности, сократившись до нескольких простых и, строго говоря, неоргинальных лозунгов: отнять сверхдоходы у нефтяников, ввести госмонополию на водку, прибыль Центробанка перечислить в бюджет, повысить импортные тарифы, чтобы вырученными деньгами подкормить остатки советской высокотехнологичной промышленности.

Понятно, что в центристской Думе такая программа была не более чем сотрясением воздуха. Да и комитет у Глазьева отобрали в результате передела думских портфелей, организованного центристскими фракциями в апреле прошлого года. О дальнейшей политической карьере можно было бы забыть. Но тут в связи со смертью Александра Лебедя стало вакантным место губернатора Красноярского края.

Неизвестно, что подвигло лидеров компартии выдвинуть Глазьева кандидатом в губернаторы. Ранее он не имел никакого отношения к Красноярску. А если учесть, что на выборах были задействованы колоссальные финансовые ресурсы и серьезнейшие интересы крупных российских бизнес-групп, коммунисты не могли питать иллюзий по поводу их исхода, и если в них и участвовали, то, скорее, "для галочки".

Можно высказать и еще одно предположение. Расклад сил в кампании был весьма специфическим. Ни один из ведущих кандидатов (спикер краевого парламента Александр Усс, за которым, как принято считать, стоял "Русский алюминий", губернатор Таймыра Александр Хлопонин ("Норникель") и мэр Красноярска Петр Пимашков) на поддержку коммунистического электората не рассчитывал. И вдруг выдвинулся Глазьев, который забрал себе все "красные" голоса, а накануне второго тура призвал своих сторонников голосовать за Александра Хлопонина, который в итоге и выиграл выборы. Уж не договорились ли они еще до начала кампании о том, что "Норникель" финансирует кампанию Глазьева, а затем тот призывает своих сторонников голосовать за Хлопонина? Близкие к Уссу СМИ обвиняли в подобном сговоре своих соперников.

Как бы ни обстояло дело в действительности, ясно, что перед выборами никто Глазьева в качестве серьезной самостоятельной фигуры не рассматривал. И его невероятный успех (21% голосов 8 сентября - это с нулевой известностью еще в июле) стал одним из самых больших сюрпризов российской политики последних лет. Тем более что проголосовали за Глазьева, как выяснилось, отнюдь не только убежденные сторонники компартии.

С тех пор о Глазьеве и заговорили как о будущем кандидате в президенты. Началась своего рода цепная реакция. В него поверили, и капитализация Глазьева-политика стала быстро расти. "За ним сейчас явно стоят большие деньги, - говорит один российский политконсультант, - причем это не деньги компартии".

Что ж, не исключено, что и Глазьев стал внимательнее, чем десять лет назад, относиться к интересам потенциальных спонсоров, и сами они предъявляют спрос на его протекционистскую программу. Рекламную кампанию может оплачивать, скажем, российский автопром. Или однокурсники из Альфа-банка, которые, к слову, советуются с Глазьевым перед тем, как рассказывать о нем журналистам. Или "Русский алюминий", в прошлом сентябре проигравший "Норникелю" битву за Красноярск, а сейчас в надежде на реванш выращивающий перспективного политика под следующие выборы в крае.

В общем, происходит нечто для России нехарактерное. Впервые в ее новейшей истории умеренный левый политик (лозунги Глазьева, конечно, сложно назвать умеренными, но он хоть Сталина через слово не поминает) выглядит не как кремлевская надувная игрушка или "пикейный жилет", а как полноценная фигура федерального масштаба, пользующаяся солидной поддержкой и в обществе, и среди элиты.

Это внушает некоторый осторожный оптимизм. Не в том смысле, что из экономической программы Глазьева выйдет какой-нибудь толк. А в том, что прочие наши политики, столкнувшись с новым сильным соперником, возможно, немножко оживятся. Тогда нам не придется в поисках интересных сюжетов загадывать на пять лет вперед.

«Профиль»

От редакции «Ведомостей»: Белая ворона

Через неделю российские левые могут обрести второе лицо, более симпатичное, чем у Геннадия Зюганова. На второе место в нерушимом блоке коммунистов и беспартийных претендует депутат Сергей Глазьев - видный оппозиционный экономист и человек удивительной даже для 90-х гг. судьбы.

Смысл затеянной Глазьевым конференции малых левых партий и движений - продвижение его кандидатуры в тройку в предвыборном списке коммунистов и завоевание самостоятельной позиции в левом блоке. От Зюганова и товарищей милости ему ждать не приходится. В КПРФ Глазьев - белая ворона. Он обладает экономическими взглядами, отличными от простого зюгановского "взять и поделить, уважая все формы собственности".

В конце 1991 г. молодой доктор экономических наук Глазьев стал замминистра "гайдаровского призыва" (его шефом был один из нынешних олигархов Петр Авен) , потом был назначен министром внешнеэкономических связей. Со скандалом покинул правительство Черномырдина "по принципиальным соображениям". Однако то, как эти принципы привели Глазьева в руководство КПРФ, разрываемое дрязгами и интрижками с властью, ясно не вполне. Так или иначе, он сделал карьеру у левых, увенчавшуюся третьим местом на, казалось бы, изначально бесперспективных выборах в Красноярском крае. И это при почти полном отсутствии харизмы.

Вредная по сути экономическая программа Глазьева, которую коряво пытается адаптировать под себя КПРФ, хороша хотя бы тем, что она серьезно отличается от нашего вялого мейнстрима, который ежегодно переиздается в виде среднесрочных программ правительства или в руководствах по поддержке олигархов, выпускаемых экспертными группами РСПП. При ее прочтении многих, конечно, коробит: Глазьев предлагает ужесточить валютное регулирование и заняться государственными инновационными и промышленными инвестициями, а также эмиссионными методами поддержки частных инвестиций вроде централизованного переучета векселей предприятий. Деньги коммунист-экономист предлагает изъять у олигархов, увеличив в разы природную ренту.

Для российской власти наличие такого оппонента, обладающего обширными электоральными ресурсами левых, было бы полезно - возможно, она в ответ Глазьеву удосужилась бы разработать для страны хоть какую-нибудь внятную стратегию. Однако ресурсы КПРФ депутату вряд ли доверят. Да и что он может предложить коммунистам, кроме не слишком радикальной программы?

«Ведомости»

Феномен Глазьева

После того как Сергей Глазьев стал третьим на губернаторских выборах в Красноярске, все разом заметили "феномен Глазьева". А могли бы и раньше, пишут "Московские новости". Среди известных политиков в возрасте от 40 до 50 практически нет сочувствующих КПРФ. Глазьев - едва ли не единственное исключение.

Сергей Глазьев, в отличие от Чубайса, Гайдара или Явлинского, никогда не был членом коммунистической партии. Никакой - ни КПСС до 91-го, ни КПРФ после.

91-й застал его в Центральном экономико-математическом институте (ЦЭМИ) в должности заведующего лабораторией. Попал в политику с призывом "завлабов". Работал в первом российском правительстве при Гайдаре, а после отставки - в правительстве Черномырдина. С 93-го и, похоже, уже навсегда - по другую сторону баррикад.

С 95-го занимает руководящие должности в "патриотических" движениях - сначала в Конгрессе русских общин (КРО), затем в Народно-патриотическом союзе России (НПСР). И наконец, в 99-м избирается в Государственную думу по списку КПРФ. Он формальный союзник ортодоксального Зюганова и одновременно его реальная альтернатива. Тоже "феномен Глазьева".

ВО ВЛАСТИ

Сергей Глазьев был рядовым членом гайдаровского правительства. Работал первым заместителем министра внешнеэкономических связей, потом министром. Молод, при докторской степени, автор научных статей... Все, как у всех в команде Гайдара.

- Кто пригласил вас в правительство?

- Петр Авен. Он был министром, отвечал за внешнеэкономическую деятельность и позвал меня своим первым заместителем.

- Вы были с ним знакомы раньше?

- Да, по научной работе.

- А с Гайдаром, Чубайсом, Шохиным, другими?

- С большинством - тоже по научной деятельности. Первое российское правительство состояло в основном из ученых. Мы встречались на конференциях, со многими вместе работали в Академии наук.

- Значит, вы догадывались, что экономические взгляды многих членов правительства с вашими не совпадают?

- Догадывался.

- И все-таки вошли в правительство?

- Я не мог в трудной для страны ситуации отказаться. Тем более ЦЭМИ всегда тесно сотрудничал с властью, в том числе и в советское время. Все экономические реформы так или иначе разрабатывались у нас. Я считал, что мой долг реализовать те идеи, о которых мы неоднократно докладывали властям.

- Вы считали себя членом команды Гайдара?

- Да не было никакой команды Гайдара. Это всего лишь миф. Если и была "команда", то только в плане общей ответственности за то, что происходило в стране. А в правительстве работали совершенно разные люди. Между нами постоянно шли дискуссии. Хотя мы, конечно, стремились приходить к общим решениям. Из-за этого, а не из-за того, что царило единство мнений, первое российское правительство внешне выглядело сплоченным.

- В каких принципиальных вопросах ваше мнение не совпадало с позицией Гайдара и его единомышленников?

- Я был категорически против либерализации цен по Гайдару. Я был категорически против приватизации по Чубайсу. Она, напомню, началась с прямого подлога: президент подписал не тот закон о приватизации, который одобрил Верховный Совет и который предполагал именные чеки, а тот, который вводил чеки на предъявителя. Из-за этого собственность в итоге досталась небольшой группе наиболее предприимчивых людей, в то время как основная масса в процессе приватизации потеряла все.

- Ни в том, ни в другом случае вам не удалось предотвратить то, что вы считали ошибочным. Вы не отстаивали свою позицию?

- Отстаивал, но отстоять ее не всегда удавалось.

- Но удавалось?

- Во многих случаях. Скажем, вопреки общей линии на демонтаж системы государственного контроля за внешнеэкономической деятельностью удалось сохранить квоты на вывоз из страны энергоресурсов и сырья. Удалось ввести экспортные пошлины, благодаря чему мы смогли наполнить треть бюджета и предотвратить резкий всплеск цен на энергоносители и сырье внутри страны. Был установлен валютный контроль за экспортом сырья. В результате резко сократился вывоз капитала. Не все помнят, но уже с 93-го года опережающими темпами стал расти экспорт машиностроения - низкие внутренние цены на энергию и сырье делали эту отрасль конкурентоспособной. Если бы дальше удалось реализовать многое из того, что уже было утверждено правительством, страна не испытала бы того чудовищного спада, который начался с конца 93-го.

- Что помешало?

- Государственный переворот, который произошел в октябре 93-го. Члены правительства, которые не ушли в отставку, стали заложниками ситуации.

- Кроме вас, кажется, никто не ушел?

- В марте того же года Ельцин уже был готов подписать указ о роспуске Верховного Совета. Но тогда многие из членов правительства выступили против. Министр юстиции Николай Федоров в знак протеста подал в отставку, мы с Александром Шохиным категорически возражали. И нам удалось убедить Черномырдина не поддерживать этот указ. В результате он был отозван. К сожалению, вторая попытка была для Ельцина более удачной.

- Ваши оценки первого российского правительства со временем становились более резкими.

- Они не резкие, они объективные. Многих людей, с которыми работал, я по-прежнему уважаю. Даже если не соглашаюсь с решениями, за которые они несут ответственность.

- То есть политические оценки - это одно, а личные отношения - другое?

- Это, конечно, взаимосвязано. И все-таки для меня есть принципиальное отличие между ошибками и преступлениями. Соответственно, и отношение к тем, кто ошибался, и к тем, кто сознательно шел на преступление, - разное.

- Вы кого имеете в виду?

- До октября 93-го каждый из нас, членов первого российского правительства, совершал в той или иной мере только ошибки. Исключение - Чубайс, и то только в одном случае, когда он пошел на подлог с законом о приватизации. А вот с октября 93-го преступления стали нормой в деятельности правительства. Я мог бы назвать колоссальные злоупотребления с раздачей льгот, с залоговыми аукционами, в целом с приватизацией. Цель была одна - удержать власть. И эта задача решалась с помощью присвоения огромных денег.

- Есть ли нечто, объединяющее политиков вашего поколения - от Чубайса до Глазьева?

- Мы все совершенно разные люди, с неодинаковыми мотивами политической деятельности. Объединяет одно общее заблуждение.

- Какое же?

- В начале 90-х у всех нас была наивная вера в то, что возможны быстрые позитивные перемены.

- И больше ничего общего?

- Еще явная неподготовленность к участию в государственной власти. Не хватало компетентности и опыта. Тогда на самые высокие посты были рекрутированы совсем молодые люди, которые отличались известной долей авантюризма и самомнением. Страна дорого заплатила за это. Учитывая опыт 90-х, я бы ввел в закон о госслужбе норму о том, что министр не должен быть моложе сорока лет.

- Вы стали министром в 29. И про себя считаете - рано?

- Рано. Несмотря на то что я уже был доктором экономических наук и имел довольно четкие представления о том, какой должна быть внешнеэкономическая деятельность. Тем не менее было сделано много ошибок.

- Вы по работе часто сталкиваетесь с членами первого российского правительства?

- Практически нет. Нет общей работы.

- Но в Думе, решая экономические вопросы, вам приходится согласовывать свои позиции, скажем, с Гайдаром?

- К сожалению, этого в Думе не происходит. Позиция большинства абсолютно ангажирована, это большинство не терпит дискуссий и принимает законы без полемики. После брачного союза "Единства", "Отечества" и Жириновского решения просто продавливаются.

- Деловых отношений нет, а личные?

- У нас с самого начала были профессиональные, а не дружеские отношения. Я вообще не считаю, что правительство должно быть клубом добрых друзей. Хотя, конечно, то правительство особое. Было много романтики, много энтузиазма. Но все равно люди, которые находятся у власти, должны прежде всего чувствовать личную ответственность за то, чем они занимаются. А удушение друг друга в объятиях - это не лучший стиль работы.

- Есть люди из того правительства, которым вы бы сегодня не подали руки?

- Чубайс, например.

- Прошли бы мимо, если бы столкнулись в коридоре?

- Я бы предпочел столкнуться с ним в суде.

Сергей Глазьев не раз менял политическую команду. В 93-м он удачно избирался в Думу по списку партии Николая Травкина - ДПР. В 95-м - неудачно, по списку Рогозина - КРО. Работал в Совете безопасности с Александром Лебедем. В Совете Федерации - у Егора Строева. Временами возвращался к научной работе в ЦЭМИ. Но никогда больше не разделял компанию со своими товарищами по правительству.

РЯДОМ С ВЛАСТЬЮ

"Завлабы" как класс продержались во власти недолго. Уже через год их подвинули более опытные товарищи и больше к командным постам не подпускали (исключение - Кириенко, на полгода перед дефолтом). Решающие бои за президентское кресло тем более велись без них. В 96-м, как и в 91-м, шестидесятипятилетнему Ельцину реально угрожал только пятидесятидвухлетний Зюганов. К 2000-му кандидат в президенты Зюганов уже дважды проигрывал выборы. И тем не менее левые поставили на него в третий раз. Впрочем, их главные политические оппоненты были не менее постоянны: два раза они поддерживали Ельцина, в третий - назначенного им преемника.

- Ни один из известных политиков вашего поколения не смог составить реальной конкуренции Владимиру Путину. Почему?

- Потому что Владимира Путина назначил преемником Борис Ельцин, и вся элита страны с этим согласилась.

- Разве Ельцин к тому времени сохранял такое влияние на истеблишмент?

- Дело в другом. По сути, это было коллективное решение властвующей элиты.

- Значит, сам Ельцин вообще ни при чем?

- Я не участвовал в принятии этого решения, а потому могу только высказать предположения. Как мне представляется, свое решение Ельцин согласовывал с так называемой семьей, которая и составляла ядро элиты. Им нужен был человек, обладающий определенными личными качествами, главное из которых - быть верным своему слову.

- Вам не кажется, что понятие "семья" - пропагандистское упрощение реальности?

- Конечно, упрощение. На самом деле это достаточно многочисленная группа людей, объединенных общими финансовыми интересами.

- Кто, по-вашему, эти люди?

- Я бы не хотел называть фамилии.

- Опасаетесь?

- И так все понятно. Всем известно, что многие решения, связанные с приватизацией собственности, распределением льгот, получением доступа к природным ресурсам, принимались Ельциным под нажимом его дочерей и других родственников. И они действовали небескорыстно. Из папы выжимались многомиллиардные решения, и куски национального достояния делились за семейным столом.

- Но мы с вами за "семейным" столом не сидели. Вы уверены, что эта информация достоверна?

- Эта информация подтверждается заключениями Счетной палаты, расследованиями Генпрокуратуры, в ходе которых участники сделок давали показания. Так что сомнений в том, что многие крупные компании были приватизированы по сговору, нет.

- О каких конкретно компаниях речь?

- Если я назову эти компании, а вы это опубликуете, на нас могут подать в суд. Дело в том, что Генеральная прокуратура не выполнила предписаний Счетной палаты и дела до судебных решений не довела. Поэтому придется обойтись без наименований.

- Вы не называете фамилий и названий компаний только потому, что не хотите дать повод для судебных жалоб, или есть какие-то другие причины?

- Какие?

- Ну, например, некоторые из этих компаний финансируют Народно-патриотический союз, к которому вы принадлежите?

- НПСР не зависит от денег олигархов. Просто для меня существуют правовые и этические ограничения, которые не позволяют брать на себя роль судьи. Любые обвинения имеет смысл выдвигать, если готов отстаивать их в суде и добиваться приговора.

- Вы не готовы?

- Я думаю, что НПСР будет готов предъявить иски, в том числе к бывшему главе государства, который принимал решения, противоречащие национальным интересам.

- Вы встречались с Ельциным?

- Многократно, когда я работал в правительстве.

- Как бы вы оценили его человеческие качества?

- Главное в Ельцине - инстинкт власти. Для него власть - это все, причем любой ценой.

- У вас была возможность убедиться в этом?

- Ельцина удавалось отговаривать от применения насилия только с помощью одного аргумента.

- Какого именно?

- Запад насилия не поддержит, - говорили ему, - вы окажетесь в политической изоляции. Это на него действовало отрезвляюще.

- Между вами были конфликты?

- Были. Хотя он, как правило, не вникал в подавляющую часть документов, под которыми стояла его подпись. Тем более, если речь шла об экономике.

- На какой же почве тогда вы конфликтовали?

- Я приведу один, на мой взгляд, показательный пример. Речь - о поставке российских ракетных технологий в Индию, конкретнее - о поставке криогенных двигателей, которые используются для перемещения спутника на орбиту и никакого оборонного значения не имеют. Американцы выдвинули Ельцину ультиматум, обязывающий его разорвать этот контракт. Юридически мы не имели права идти на такой шаг. Экономически нам это было крайне невыгодно: предприятия лишались миллиардных заказов. Политически тем более это означало, что нас нельзя рассматривать как серьезных международных партнеров. Я выступил категорически против, Козырев - категорически за. Премьер Черномырдин самоустранился. В такой ситуации Ельцину пришлось брать решение на себя. Он был в ярости, демонстративно закрыл совещание и в моем присутствии отрапортовал Клинтону, что контракт с Индией будет разорван, а переговорщики (то есть мы с Шохиным) уволены.

- Так и произошло?

- Контракт разорвали. Но с работы меня не сняли.

- Чем вы это объясните?

- Видимо, слишком очевидно было то, что решение принималось вопреки интересам страны.

Выборы 2000-го были для левых неудачными. Их лидер проиграл в первом туре. Не в последнюю очередь из-за того, что новый конкурент перехватил его лозунги. И с успехом. Преемник "преступного режима" переиграл борца с "преступным режимом" по всем статьям - как государственник, как православный, как патриот, как борец с коррупцией. Сторонников Зюганова явно выталкивали из ниши.

- Вы говорили о "сговоре элит". Но почему избиратели с воодушевлением поддержали этот "сговор"?

- В 99-м, напомню, никто не верил в то, что Ельцин оставит президентское кресло добровольно. Появление Путина означало: Ельцин все-таки уйдет. Никакого другого реального пути сменить власть (я исключаю силовой) не было. И люди радовались, что нашелся Владимир Владимирович, офицер КГБ, который только ему известными способами избавил страну от прежнего руководства. Они видели в нем спасителя Отечества.

- А вы? Был ли, на ваш взгляд, кто-либо из политиков вашего поколения, который бы на посту президента выглядел предпочтительнее, чем Путин? Немцов, Федоров, Явлинский?

- Явлинский, как мне кажется. Он был более приспособлен к этой работе. Впрочем, это пустой разговор. Можно было бы назвать много гипотетических альтернатив, но реальными они не были. В той ситуации рассчитывать имело смысл только на то, что преемник будет выдвинут самим режимом. Так и получилось. Слава Богу, что этим преемником оказался Путин, который пообещал вернуть Россию в правовое пространство.

- И выполнил обещание?

- Пока нет. До сих пор он ведет себя именно как наследник Ельцина со всеми вытекающими отсюда последствиями.

- С какими?

- Есть несколько принципиальных моментов. Контроль за базовыми отраслями российской экономики удерживают все те же семейные олигархи. Степень коррумпированности в органах власти не уменьшилась. Управляемость не улучшилась. Произвол прежний. Хотя, повторю, уход Ельцина с политической сцены - тем не менее благо.

- Благо? Но вы же, как я поняла, считаете, что при Путине лучше не стало.

- Я полагаю, что он неформально связан определенными обязательствами.

- Есть ли другие причины?

- Одна из самых существенных - в том, что он, как и Ельцин, подбирал команду по принципу личной преданности. При таком подходе чиновники во власти чувствуют свою ответственность только перед ним, а не перед обществом.

- Чем плохо, если человек подбирает в свою команду тех, кому доверяет?

- Если он работает в бизнесе, неплохо. Но если он находится во власти, для чего ему окружать себя лично преданными людьми? Они ведь, как правило, никогда не берут ответственность на себя, а перекладывают ее на своего покровителя. К тому же следовать этому принципу - значит подвергать опасности себя. Такие люди творят свои делишки, прикрываясь авторитетом лидера. Смотрите, сегодня в каждой конторе - портрет Путина. И когда чиновники вымогают взятки, многие из них кивают на портрет. Система коррупции обречена оставаться тотальной из-за вербовки чиновников по принципу личной преданности. Им делегируют полномочия, их в силу доверительных отношений не контролируют, а они действуют так, как нужно им, а не стране. Управление страной - не семейный бизнес. Здесь надо доверять тем, кто, во-первых, компетентен, а во-вторых, доказал на практике, что достоин доверия. Если же за основу берется принцип личной преданности, то кроме коррумпированности гарантирована и некомпетентность.

- Бывает по-разному.

- Не бывает. Посмотрите на наше правительство. Люди - разные, но профессионалов нет вообще.

- Не слишком ли жестко?

- У Кудрина нет даже финансового образования. Он и действует, как обыкновенный бухгалтер, который выполняет одну задачу - обеспечивает платежи по внешнему долгу. У Грефа представления о функционировании рынка на уровне коммерсанта средней руки... Повторю: на ключевых постах в правительстве нет ни одного человека, у которого была бы необходимая при его должности профессиональная подготовка. В результате упущены все возможности, которые были у нынешнего правительства в 2000-м - от политической стабильности до роста производства в 10 процентов.

- Об упущенных возможностях сегодня спорят и внутри правительства. Стычки между Касьяновым, с одной стороны, и Кудриным - с другой, стали публичными. Как вы относитесь к конфликту между ними?

- Со смехом. Они выполняют одну и ту же программу. Ее суть: минимизация расходов государства. И все. Наше правительство вообще не отвечает ни за уровень жизни, ни за национальную безопасность, ни за развитие промышленности. Простой арифметический подсчет показывает, что при тех темпах роста, которые наметил кабинет, подавляющая часть граждан не доживет до того уровня потребления, который был до реформ. А ведь есть другая программа, разработанная учеными Российской академии наук и одобренная Госсоветом. Причем под председательством президента Путина. Она предусматривает бюджет развития, стимулирование научно-технического прогресса, ужесточение валютного контроля. Но даже одобренная Путиным, эта программа разбилась о коммерческие интересы, которые обслуживает сегодняшнее правительство.

- Если бы вы были президентом, вы бы своих друзей во власть не позвали?

- Ни в коем случае.

Предупредил?

ПРОТИВ ВЛАСТИ

Министры первого российского правительства разошлись по разным партиям (Гайдар, Шохин, Борис Федоров). Но ни один из них не примкнул к левым. Их политические оппоненты из числа ровесников (Явлинский, Шахрай) тоже разошлись. И тоже не примкнули.

- Почему большинство известных политиков вашего поколения оказались на правом фланге и только вы - на левом?

- Я бы не стал делить нас на правых и левых. Хотя бы потому, что сейчас эти понятия искажены.

- Разве?

- Традиционно в России правыми называли людей консервативных убеждений, православных, монархических взглядов, отстаивающих великодержавную традицию. Можно ли в таком случае называть правыми Немцова или Чубайса? Это политики, которые обслуживают интересы крупного капитала, причем, как правило, связанного с зарубежными структурами. В советское время такие политические силы называли компрадорскими.

- В данном случае не так важно, что мы с вами по-разному называем эти силы и по-разному их оцениваем. Вопрос в другом. Почему большинство известных политиков вашего поколения - на одном фланге, а вы - на другом?

- Я не единственный.

- Кто кроме вас?

- Сергей Бабурин, депутаты Госдумы Геннадий Симигин и Николай Арефьев, другие...

- Даже ваш список - очень короткий.

- Просто лица на противоположном фланге заметнее. Что естественно - в них вкладывают деньги те, кто контролирует национальный доход. Мои политические оппоненты служат частным интересам этой группы людей. А мы служим общественным интересам.

- Среди тех, кого вы называете политическими оппонентами, много не только известных политиков от 40 до 50, но и известных экономистов того же возраста. Кто на другом фланге, кроме вас?

- Ученые ни к какому политическому флангу не принадлежат. Другое дело, что экономическая наука - особая, и здесь проверить свои идеи на практике можно только с помощью политиков. Когда-то я пошел на госслужбу, чтобы иметь возможность доказать свою правоту. Но когда исполнительная власть делает то, что противоречит рекомендациям науки, приходится заниматься политикой. Это мой выбор. Другие ученые-экономисты используют свои методы. Например, работают как советники в правительстве, стараясь повлиять на ситуацию изнутри. Иногда им это удается. Но редко. Если власть хочет сохранить статус-кво, зачем ей рекомендации науки?

- Многие из ваших коллег по первому правительству ушли в бизнес. Вы не пытались пойти по их пути?

- Никогда не было такого желания. Зарабатывать деньги - это, конечно, полезное занятие. Особенно для членов семьи. Но мне это неинтересно. И потом, я же все-таки начинал так называемые рыночные реформы. На мне груз ответственности за то, что произошло со страной за последнее десятилетие. И я считаю, тем, кто еще способен что-либо сделать для нормального развития страны, надо объединиться и вывести ее из кризиса.

- Среди ваших друзей и ровесников кто-нибудь голосует за КПРФ?

- Практически все. Они исходят из здравого смысла. Зачем им голосовать за власть, которая хочет сохранить статус-кво? Или за тех, кто называет себя либералами и проповедует свободу без ответственности? Что в корне противоречит российской традиции. И, кстати, не только российской. Мало кто знает, но после того, как российское правительство обесценило сбережения людей, либерал номер один Милтон Фридман сказал: это не либералы, а бандиты. Я, например, не сомневаюсь, что настоящие либералы работают сегодня в КПРФ.

- Трудно поверить.

- И тем не менее. Мы не против свободы личности. У нас очень много вполне преуспевающих людей, которые добились успехов в бизнесе благодаря своим способностям. И заставить их сегодня вернуться под контроль парткомов невозможно.

- Как все это соотносится с традиционной коммунистической идеологией?

- Многие голосуют за КПРФ не потому, что полностью поддерживают эту идеологию, а потому, что понимают: КПРФ - не столько партия, сколько коалиция патриотических сил. В коалиции есть люди, которые относят себя к либералам, к правым, к православным, даже к монархистам.

- Коммунисты сошлись с монархистами?

- А как же сотрудничество Зюганова с Прохановым, он монархист. Когда в стране беда, я считаю, партийные шоры мешают.

- Вы говорите, слово "либерал" скомпрометировано. Но ведь не больше, чем слово "патриот".

- Согласен. Частные интересы тоже сплошь и рядом камуфлируются патриотическими лозунгами. Но люди постепенно начинают разбираться, кто какие интересы реально отстаивает. Хотя это происходит не так быстро, как хотелось бы. Я понимаю, когда крупные бизнесмены голосуют за СПС, но когда за них голосуют пенсионеры? Я понимаю, когда за "Единую Россию" голосуют высокопоставленные чиновники, но когда за нее голосуют бюджетники? Те, которым они своими решениями в Думе урезали доходы наполовину?

- Сотрудничаете ли вы со своими политическими оппонентами?

- Сотрудничать надо со всеми, кто способен исходить из здравого смысла и кто не нарушает определенных нравственных норм.

- Надо или уже сотрудничаете?

- Мы, например, находим общий язык с "Яблоком" в вопросах образования и науки. Мы с Явлинским знакомы больше десяти лет, и у нас всегда были уважительные отношения. Хотя, я считаю, что "Яблоко" всегда стоит на защите частных, а не общественных интересов, только камуфлируя их под права личности.

- С лидером СПС Борисом Немцовым?

- Немцов был очень эффективен, когда занимался практическими вопросами в Нижнем. А когда пошел в большую политику, его стало заносить в демагогию, искажение фактов, голословные обвинения. Я думаю, что Немцов - это одна из политических жертв переворота 93-го года.

- А как вы оцениваете региональных лидеров вашего поколения? Того же Николая Федорова, с которым вы работали в первом российском правительстве? Он вам союзник или оппонент?

- Николай Федоров в 93-м и Николай Федоров сегодня - это два разных человека. Как министр юстиции он был смел, последователен и не боялся выступать противовесом президенту. А теперь он цепляется за власть в Чувашии... Среди успешных губернаторов нашего поколения я назвал бы Прусака - Новгородская область, Ткачева - Краснодарский край, Виноградова - Владимирская область... Кстати, они люди разных политических взглядов.

- Вы тоже пытались стать губернатором. Почему именно в Красноярске?

- Там можно было бы, как это ни странно звучит, показать пример экономического чуда в отдельно взятом регионе.

- Звучит не странно, но мало реально.

- Не согласен. Красноярский край отличается уникальной экономической сбалансированностью. Здесь можно было бы продемонстрировать успешную экономическую политику на базе внутренних возможностей. В большинстве регионов России этого сделать нельзя.

- У вас во время кампании были денежные трудности?

- Мы потратили на кампанию в десятки раз меньше, чем конкуренты.

- А если бы какой-нибудь Березовский предложил большие деньги?

- Не предлагал.

- А если в следующий раз предложит?

- Предложит - будем размышлять. Если деньги легальные, если они официально поступают в избирательный фонд...

- Но от "пособника режима"?

- Будем думать.

- Третье место в Красноярске - это ваша главная политическая удача?

- Скорее то, что мне удалось сделать в российском правительстве до 93-го года. Если конкретно - препятствовать вывозу капитала.

- А неудача?

- Нынешняя Государственная дума. Это одна большая неудача для всех, кто в ней сегодня работает.

«Московские новости»

13 мая, 2003 г.