Политэкономия советской сексуальности

В Советском союзе не существовало сексуального просвещения в современном смысле этого слова. Более того, советская культура с сегодняшней точки зрения кажется чрезвычайно стыдливой: открыто говорить и писать о сексе, а тем более показывать его в кино было не принято, эта тема подвергалась постоянной цензуре. Тем не менее, редко, но разговор о сексе, в том числе о так называемом «половом просвещении», в советской публичной сфере возникал. Магистрантка Школы исторических наук НИУ ВШЭ Элла Россман рассказывает об одном из таких эпизодов.

Предыстория

В 1960-е годы в СССР произошло небольшое, но важное для советского общества событие: вышли сразу две книги по теме «полового просвещения». Человеком, который способствовал выпуску одной из книг, редактировал ее и написал к ней предисловие, был советский психолог, врач, научный сотрудник московского Научно-исследовательского института психологии Академии педагогических наук Виктор Колбановский.

На первый взгляд Колбановский кажется типичным бюрократом от советской социальной науки. За свою долгую жизнь он успел позаниматься самыми разными, неизменно «востребованными» темами — от военной стратегии (в период Второй мировой) до психологии религии. Параллельно он участвовал во множестве сомнительных дел: критике кибернетики, в Павловской сессии, регулярно громил в печати своих коллег за несоответствие марксистскому методу в науке. При этом есть в его биографии и неожиданные для «бюрократа» черты: например, нежная любовь к произведениям Антона Макаренко, автора известной «Педагогической поэмы», которого Колбановский всячески стремился реабилитировать, даже когда того не воспринимали всерьез педагоги и психологи.

Тема семьи и отношений между полами начала интересовать ученого со второй половины 1940-х годов. Одно из его первых публичных выступлений на эту тему — лекция «Любовь, брак и семья в социалистическом обществе», которую Колбановский прочитал в Центральном лектории Общества по распространению политических и научных знаний в 1947 году. Стенограмму лекции можно назвать идеальным документом эпохи, запечатлевшим все основные положения гендерной политики СССР периода позднего сталинизма — в частности, сочетание представлений о необходимости прав для женщин и крайне консервативный взгляд на семейные взаимоотношения и деторождение.

В 1950-е годы тема семьи и отношения полов наложилась у Колбановского на интерес к воспитанию детей и молодежи (этим вопросом в той или иной мере он интересовался еще со времен своей молодости и дружбы с уже упомянутым Макаренко). В 1950 году автор опубликовал в «Литературной газете» статью «Волнующий вопрос». В ней он призывал отказаться от раздельного обучения девочек и мальчиков в советских школах, в том числе из-за того, что оно мешает правильному развитию детей. В 1955 году Колбановский прочитал лекцию о совместном обучении детей разного пола — уже после отмены раздельного обучения на законодательном уровне. Параллельно, в 1940-1960-е годы, он занимался вопросом так называемой «коммунистической морали» и проблемами коммунистического быта, включавшими дискуссию о взаимоотношении полов. Колбановский выпустил об этом несколько статей и книг, в том числе на венгерском, польском и английском языках (интересно, что брошюра на английском вышла даже в Австралии).

В своем интересе к взаимоотношениям полов и моральным вопросам Колбановский к 1960-м и дошел до темы сексуального просвещения. Он поучаствовал в выпуске переведенной с немецкого «Новой книги о супружестве» врача-гигиениста Рудольфа Нойберта (1969). Вот как писал об этом большом событии в истории сексуального просвещения в СССР социолог Игорь Кон в книге «Клубничка на березке»: «Из обширной и достаточно хорошей гэдээровской литературы нарочно были выбраны самые «безобидные», примитивно-моралистические книги, которые сразу стали бестселлерами. Но даже такая информация казалась опасной». Чтобы «обезопасить» содержание книги, Колбановский написал к ней предисловие под заглавием «Половая любовь как общественная проблема». Именно в этом небольшом тексте хорошо зафиксировано специфическое отношение к сексуальности, которое, как мне кажется, было «вшито» в социалистический проект на разных этапах его развития.

Секс в 1930-е и 1960-е

С одной стороны, Колбановский, что интересно и нетипично, настаивает на необходимости в СССР сексуального образования, причем для людей разного возраста. Вместе с этим достаточно революционным для своего времени призывом Колбановский настойчиво убеждает советских людей как можно меньше заниматься сексом — даже в браке.

Если быть точной, он призывает воспитывать в себе «торможение». По словам автора, оно необходимо, чтобы не перевозбуждать «подкорковые отделы мозга», — из-за последнего «страсть» у рабочего человека может «возобладать над разумом», что описывается как настоящая проблема. Тут Колбановский во многом воспроизводит идеи о половом воспитании, которые излагает в своей «Книге для родителей» (1937) Антон Макаренко. По Макаренко, половое воспитание ни в коем случае «не может быть воспитанием физиологии», но является прежде всего «воспитанием культуры социальной личности». Макаренко тоже пишет о важности воспитания «тормозов» (т.е. своего рода «половой дисциплины») у советского человека: «Культура любовного переживания невозможна без тормозов, организованных в детстве. [...] Уменье владеть своим чувством, воображением, возникающими желаниями — это важнейшее уменье», поэтому «специальное, целеустремленное, так называемое половое воспитание может привести только к печальным результатам».

По сути, Макаренко вводит в своей книге важное для советской культуры понятие «неполовой любви», о которой, в отличие от сексуальности как таковой, «можно и нужно говорить». «Силы "любовной" любви могут быть найдены только в опыте неполовой человеческой симпатии. Молодой человек никогда не будет любить свою невесту и жену, если он не любил своих родителей, товарищей, друзей. И чем шире область этой неполовой любви, тем благороднее будет и любовь половая. Человек, который любит свою родину, народ, свое дело, не станет развратником. [...] И совершенно точным представляется обратное заключение: тот, кто способен относиться к женщине с упрощенным и бесстыдным цинизмом, не заслуживает доверия как гражданин».

Подобное представление о половой любви, чей генезис у «правильного» советского человека неразрывно связан с переживаниями симпатии и любви к родственникам, друзьям и окружению, повторяется и у Колбановского — спустя тридцать лет. И с одной стороны, для этого представления свойственен уход от разговора о сексе как таковом — к разговору о «любви вообще», в частности, любви к ближнему. При этом, если вглядеться в эти строки, можно увидеть, что в их основе лежит представление: сексуальное притяжение к своему партнеру может произрастать из переживаний, не связанных с объектом влечения. По сути, речь идет о глубоко сексуализированном переживании единства в общественной жизни, которое должно перерасти непосредственно в реальную сексуальную жизнь двух супругов (неясно, как именно).

Советская сексуальность,
или Фрейд наоборот

Зигмунд Фрейд одним из первых в истории психологической науки предположил, что привязанность ребенка к своим родителям, а также дружба и многие другие чувства и отношения между людьми могут быть сексуально заряженными, своего рода «играми либидо». Сексуальные переживания, по Фрейду, проявляют себя не только (и, как сказал бы Жижек, не столько) непосредственно в сексе, но и во многих других поведенческих и, вспоминая уже Лакана, символических формах. Те, кто читал Фрейда поверхностно, часто обвиняют его в том, что он вообще «видел секс везде»: во всех человеческих отношениях, в снах, во всех фобиях и психических расстройствах.

Создается впечатление, что Макаренко и Колбановский подспудно верят именно в такую «вездесущность сексуальности» — то есть воспроизводят в своих текстах вульгаризированные идеи Фрейда (при этом, конечно же, на него не ссылаясь). Они вовсе не отказываются признавать реальность секса как такового — наоборот, для них эта реальность чрезвычайно приближена, до такой степени, что становится угрожающей. Советское общество для этих авторов становится уникальным проектом по «приручению» угрожающего либидо. При «правильном» развитии советского человека его сексуальность должна была как бы раствориться во множестве сильных влечений ко множеству окружающих его сограждан — и только потом, со временем, «выстрелить» в супружеской жизни, реализовав себя в сдержанной, окультуренной форме семейных отношений.

Тут надо сказать, что, конечно же, и Колбановский, и Макаренко знали об учении Фрейда и так или иначе сталкивались в своей жизни с его работами, хотя в приведенных текстах на них и не ссылаются. Становление обоих в качестве теоретиков педагогики и психологии (хотя Макаренко, наверное, сложнее обозначить этим термином) произошло в 1920-е годы, когда в советской психологии велись активные поиски. Это была эпоха экспериментаторства, в том числе с привлечением психоаналитических концепций. Вообще же психоанализ появился в России еще до революции 1917 года, а становление российской психоаналитической школы связано с такими именами, как Николай Осипов, Татьяна Розенталь, Сабина Шпильрейн, Отто и Вера Шмидты и др.

Начало 1920-х в СССР отмечаются высшей точкой развития психоанализа. Сразу в нескольких городах действовали научные группы, институты, амбулаторные клиники и специализированные школы, сотрудники которых использовали психоаналитический подход в своей практике. Существовал ряд профессиональных ассоциаций психоаналитиков. Впоследствии основы психоаналитического подхода были пересмотрены с точки зрения марксистской философии и подвергнуты критике, а в начале 1930-х эта школа оказалась разгромлена. Психоанализ надолго забыли в учебных заведениях, упоминания важных авторов этого направления исчезли из учебников, исследовательских работ и докладов. Интересно, что в «бессознательном» советских психологов, о которых шла речь выше, психоанализ как будто бы остался жив, теория все время «припоминалась» в ее огрубленном, вульгаризированном виде — без упоминания первоисточника и рефлексии над ним.

IQ

Автор текста: Россман Элла Юрьевна, 21 марта, 2019 г.