Без мяса и надежд

Кризис снабжения в начале 1990-х мог вывести россиян на баррикады, но обедневшее и голодающее население приняло радикальную реформу по либерализации цен. Карточная система, спекулянты, неверие в плановую экономику… — профессор НИУ ВШЭ Олег Хлевнюк изучил механизмы и причины мирного разворота страны к рынку. О сути событий — в материале IQ.HSE по результатам исследования.

Прилавки и пустота

В феврале 1989-го, когда в СССР уже почти четыре года шла перестройка, «Литературная газета» опубликовала анкету, на которую получила 190 тысяч ответов. Масштабный «соцопрос» подтвердил две основные проблемы в жизни граждан: 66% отметили дефицит продовольствия и 88% — дефицит промтоваров.

По данным ВЦИОМ, в 1989 году «прилавки, полные продуктов» и «устойчивость цен» было главным, что могло убедить народ в реальности положительных сдвигов в стране. Но обеспечить и то и другое правительству становилось все сложнее:

снижалась стоимость нефти — закупки импортных товаров и продовольствия в прежних объемах стали невозможны;

перестроечные реформы подрывали бюджет;

старая экономическая система разрушалась, а новая создавалась медленно;

появившиеся кооперативы рынок не наполнили, расширение самостоятельности госпредприятий в надежде увеличить производительность труда не срабатывало;

Советский Союз доживал последние годы — производство сокращалось, хозяйственные связи разрывались.

Наказать спекулянтов

Стимулировать рынок и преодолеть дефицит экономическими мерами (реформа цен, освобождение от госконтроля) большинство населения в конце 1980-х не соглашалось. Ближе была карточная система. Мониторинги показывали, что ею пользовались 40% граждан, 60% считали продажу по талонам актуальной в случае дефицита.

Правительство шло за настроениями масс: карточная система распространялась, цены на основные товары не менялись. При этом сами товары пропадали из магазинов и всплывали на черном рынке.

Спекуляция достигла огромных размеров. Справиться с ней руководство страны попыталось административными мерами. 27 февраля 1990 года появился указ, вводивший жесткие санкции в отношении спекулянтов и промышлявших махинациями работников торговли. Начались проверки, количество уголовных дел по соответствующим статьям резко возросло.

Народ указ одобрял, но поголовной веры в эффективность репрессий не наблюдалось. «Весной 1990 года, — рассказывает Олег Хлевнюк, — был проведен опрос жителей и милицейских работников в Москве и Ленинграде, результаты которого получило руководство РСФСР. Около 40% опрошенных полагали, что только наказаний недостаточно. А до 30% (в большинстве — молодежь 21–30 лет, прежде всего студенты) фактически не поддержали кампанию. Они считали, что спекуляция решает проблемы дефицита и является компенсирующим фактором изъянов советской экономики».

«Важным итогом опроса стала информация о степени реального использования черного рынка. До 80% респондентов признались, что переплачивали за товары и услуги, 65% выразили готовность делать это и в дальнейшем»

По нарастающей

Поход против перекупщиков результата не дал: прилавки пустовали, дефицит усиливался ажиотажным спросом. «Талоны вводились даже на муку и хлебобулочные изделия. С трудом отоваривались талоны на сахар. Особо социально опасным стал табачный кризис 1990 года. Цены на черном рынке превысили цены в государственной торговле в 5–10 раз», — говорится в исследовании.

Из дневника жителя Казани, 30 июля 1990: «Видел “табачный бунт”. На перекрестке...стоит киоск, в котором продают сигареты. Сегодня сигарет почему-то не привезли, а очередь, как обычно, люди занимали уже с раннего утра и прождали там часов до четырех. В конце концов, терпение лопнуло и они, чтобы привлечь к себе внимание начальства, вышли на проезжую часть и перекрыли движение. Приехала милиция, долго упрашивала толпу разойтись, но безуспешно».

Рекордных значений в 1990-м достигли и так называемые вынужденные сбережения, которые люди не могли потратить из-за нехватки товаров и услуг. В стабильно «дефицитном» СССР объем таких излишков множился десятилетиями (в 1970 году 17,5 млрд руб., в 1990 — 238 млрд) и оказывался миной замедленного действия: «предъявленные одновременно, эти накопления были способны обрушить экономику, что и наблюдалось на последнем этапе перестройки».

Первая ласточка

Несмотря на контроль, цены росли на рынках, в кооперативах и даже в госторговле. В итоге в 1990 году государство впервые перестало их сдерживать: в ноябре была увеличена розничная стоимость деликатесов, предметов роскоши, высококачественных отечественных и импортных товаров.

Спровоцировать массовые протесты это не могло, поскольку в повседневность большинства роскошь не входила. Большинство продолжало держаться за карточное снабжение: «В декабре 1990 года на вопрос, что делать, если товар становится дефицитным, повысить на него цену предлага­ли 10% жителей РСФСР, а организовать продажу по карточкам и талонам — 67%».

Впрочем, карточная система становилась все хуже (очереди, сокращение нормы выдачи и т.д.), усиливая уравнительные настроения и болезненную реакцию на то, что считалось несправедливым.

Например, на решение московских властей продавать товары исключительно жителям столицы: «Москва отделилась от нас одним махом... Что такое продукты только для москвичей, когда в нее забирают все с нашей земли, с наших городов? Это прямой вызов всему на­роду» (из письма жителя Тульской области депутату РСФСР).

Московское снабжение, в сравнении с другими, выигрывало, но даже здесь, по данным на февраль 1991 года, фонды торговли промышленными изделиями составляли чуть больше 40% от уровня 1990-го.

«Страна стояла в очередях, часто с малой вероятностью получить простейшие товары. Люди были озлоблены. В декабре 1990 г. руководители профсоюзов работников торговли жаловались Горбачеву: “Из различных регионов поступают сообщения о погромах магазинов, уничтожении и порче торгового оборудования, избиениях продавцов”».

Неизбежность либерализации

В начале 1991 года ажиотажный спрос сохранялся, закупки по импорту снижались, товарные запасы таяли из-за падения производства, карточная система разваливалась. Население продолжало активно наращивать денежную массу — рост доходов по-прежнему опережал рост товарооборота.

Изменить обстановку попробовали централизованным повышением розничных цен. Со 2 апреля они взлетели в среднем на 90%. Однако переломить ситуацию не удалось. Ажиотаж ушел ненадолго, цены поднимались без указов государства, пустели даже коммерческие прилавки.

Из дневника москвички: «В магазинах стоят очереди в ожидании любого продукта. Люди могут болтаться там целыми днями. В газетах все чаще пишут о задавленных в очередях. Давят стариков и детей. Люди звереют на глазах»; «Магазины пусты или полны народом. Тяжело жить без масла, мяса. Без надежд».

Из-за отсутствия других продуктов и слухов о предстоящей голодной зиме выросло потребление хлеба. Как следствие — его дефицит. Осенью 1991 года в 16 областях хлеб продавали по талонам (400–600 граммов на чело­века в сутки). Без талонов вводились нормы отпуска в одни руки.

«В декабре 1991 г. государственные запасы зерна в РСФСР составляли около 9 млн т при среднем месячном потреблении 4,2 млн т. Таким образом, через два с половиной ме­сяца запасы могли быть полностью исчерпаны. При этом колхозы и совхозы, согласно экспертным оценкам, располагали, в лучшем случае, 10 млн т зерна, а по некоторым оценкам и того меньше — 2–5 млн т»

В таких условиях 3 декабря 1991 появился президентский указ о либерализации цен. По нему с 2 января 1992 ценообразование в России становилось свободным, то есть складывающимся под влиянием спроса и предложения.

Недовольство без последствий

Новость об указе тут же вывела на рекорд и спрос, и цены. Уже в декабре фиксировалось подорожание в среднем на 32,4%, в коммерческой торговле — почти на 98%, отдельные категории (сложная бытовая техника, компьютеры, дорогостоящая одежда и обувь) — на 200% и больше, приводит данные автор исследования.

На этом фоне планы по окончательному отпуску цен не выглядели устрашающими, отмечает Олег Хлевнюк: о готовящейся либерализации президент РФ Борис Ельцин заявил 28 октября 1991-го, а проведенный следом соцопрос показал, что 61% россиян относятся к реформе положительно и скорее положительно.

Протестный потенциал оставался. Так, в конце 1991 года выйти на митинги против повышения цен и падения уровня жизни были готовы 31% москвичей. Госкомстат зафиксировал рост вовлеченных в забастовки по стране: с 237,7 тыс. человек (1991) до 357,6 тыс. (1992). Цифры от МВД были еще серьезнее: 407,7 тыс. бастовавших за девять месяцев 1992-го.

«Однако в целом, — резюмирует исследователь, — переход на новые цены произошел гораздо спокойнее, чем можно было ожидать. Большинство населения восприняло либерализацию как вынужденную неизбежность. Властям удалось справиться с социальным недовольством. Даже в условиях ослабления государства оно не достигло масштабов, способных привести к коренной смене курса».

Перспектива для уставших

Почему россияне приняли новые реалии, хотя и относились к ним критически? Основных причин, по мнению Олега Хлевнюка, несколько:

отрицательный опыт госрегулирования. «Постоянный дефицит и огромные очереди серьезно дискредитировали идеи распределения и усилили надежды на рынок»;

отсутствие популярных лидеров — сторонников социализма и существенная поддержка президента Ельцина, «связавшего свою политическую судьбу с движением к капитализму»;

амортизационные эффекты:

для особенно нуждающихся сохранилось регулирование цен на основные продукты и услуги, некоторое время продолжалось распределение по карточкам и талонам;

 в годы ажиотажных закупок население сделало запасы, в первую очередь продуктов питания. «Самыми значительными были резервы картофеля, круп, макарон, варенья, растительного масла, грибов, консервов, чая, сахара, многие успели купить одежду, обувь, некоторые — бытовую технику»;

«переключение внимания социально активной части граждан на экономическую сферу деятельности». Реформы дали преимущества прежде всего занятым в негосударственном секторе. В конце 1992 года 13% опрошенных ВЦИОМ считали, что их материальное положение улучшилось, а 18% — не изменилось.

И конечно, сыграла роль усталость от кризиса и неопределенности. Рыночный путь был принципиально новым и давал надежду на лучшее.
IQ

Автор исследования:

Олег Хлевнюк, профессор факультета гуманитарных наук, ведущий научный сотрудник Международного центра истории и социологии Второй мировой войны и ее последствий НИУ ВШЭ

Автор текста: Салтанова Светлана Васильевна, 6 августа, 2019 г.