© ISTOCK
14 октября будет вручена Нобелевская премия по экономике 2019 года. Константин Сонин, профессор Факультета экономических наук ВШЭ и Чикагского университета, каждый год в своем блоге рассказывает о возможных претендентах на эту награду. IQ.HSE публикует прогноз-2019 с постскриптумом.
Константин Сонин,
профессор Факультета экономических наук ВШЭ
и Чикагского университета
Каждый год прогнозируя лауретов Нобелевской премии по экономической науке, которая будет объявлена в этот раз в понедельник 14 октября, начинаю со слов о том, что одна из основных проблем с составлением такого прогноза — это то, что он не особенно меняется год от года. Ученый, который был реальным претендентом в прошлом году, может выпасть из круга претендентов по двум причинам — во-первых, потому что может получить премию (Пол Ромер получил премию в прошлом году); во-вторых, потому что может умереть (Мартин Фельдстайн). В отличие от естественных наук, где бывали лауреаты «одного прорыва», Нобелевские претенденты по экономической науке — это люди, которые поменяли ход науки как минимум два-три десятилетия назад; соответственно, за прошедший год ничего с научной репутацией произойти не могло. Если интересно, читайте прогнозы — довольно удачные! — предыдущих лет (все, кроме двоих, экономисты, получившие премию в последние десять лет, упоминались в моих прогнозах), чтобы узнать, за что могут получить премию Авинаш Диксит, Элханан Хелпман или Энн Крюгер. Еще раз — окончательно из списка возможных лауреатов может вывести только смерть. Так что мой прогноз каждый год меняется. В 2019 году он выглядит вот так:
I
Дарон Асемоглу (МТИ) и Джеймс Робинсон (Чикаго) за исследование роли институтов в экономическом развитии. То, чем Асемоглу и Робинсон знамениты на весь мир — см. мини-обзор научных работ, на которые опирается популярная книжка Why Nations Fail — это лишь малая часть исследований Дарона и Джима, которые, можно сказать, создали современную институциональную экономику, сменившую «новую институциональную экономику» Норта и Фогеля. Как сказал по тому же адресу, но другому поводу нобелевский лауреат Роберт Солоу — «рядом с этим [учебником Асемоглу по теории роста] я чувствую себя как, наверное, чувствовали бы себя братья Райт рядом с современным авиалайнером». Вот и новые институционалисты так cебя чувствуют. Только что, в сентябре 2019-го, вышла новая суперкнига, «Узкий коридор» и ощущение «братья Райт рядом с Боингом-787» только усилится.
Конечно, Асемоглу мог бы получить Нобелевскую премию и в другой комбинации. Например, вместе с Полом Ромером за теорию роста (см. прогноз-2017) — основной вклад Асемоглу состоит в исследованиях «направленного технологического развития». До него технологическое развитие (как фактор роста) всегда анализировалось как нечто, затрагивающее экономику в целом, а не отдельно разные сектора. Например, совсем не очевидно, как влияет технологическое развитие на зарплаты низкоквалифицированных и высококвалифицированных рабочих. Стоит задуматься — и будет видно, что может быть и вверх, и вниз, а у Дарона есть модели, равновесия в которых очень хорошо описывают результаты имеющихся естественных экспериментов (см. полу-популярное эссе Роберта Шиммера, в котором описывается основной вклад Асемоглу в этой области). Но Пол Ромер, и совершенно заслуженно, получил премию в прошлом году, за ту же самую современную теорию экономического роста! Две премии за рост подряд не дадут. Бедный, кстати, Роберт Барро — теперь, пожалуй, он лидер в моем личном рейтинге «несправедливо обойденных».
Асемоглу и Робинсон могут получить премию и за политическую экономику. Это было бы особенно приятно, потому что Дарон — мой соавтор, а Джим — коллега по факультету в Чикагском университете. С другой стороны, эту премию трудно было бы представить без Андрея Шлейфера (который также мог бы получить премию и за целый ряд других областей), Альберто Алезины (оба — Гарвард) и Гвидо Табеллини из Боккони. (Но как можно дать премию Табеллини, не дав ее его постоянному соавтору Торстену Перссону, а это невозможно: Торстен — секретарь комитета, присуждающего премии.)
II
Джон Лист (Чикаго), Чарльз Мански из NWU и Эстер Дуфло (MIT) за проверку, с помощью экспериментальных методов, базовых моделей экономической науки. C одной стороны, «проверка», пусть даже с помощью самых современных методов, базовых моделей и положений — дело, по определению, скромное. С другой стороны, Лист — один из безусловных лидеров революции XXI века в экономической науке, когда эксперименты — не только естественные (которые были всегда), но и полевые с лабораторными стали важнейшим полем деятельности. Я бы даже «полевые эксперименты» — главную специализацию Листа — особенно бы выделил, потому что это самый очевидный и простой инструмент, с помощью которого можно тестировать — есть ли причинно-следственная связь, предсказанная теорией и не вызвана ли корреляция, которую мы наблюдаем в данных, обратной или двусторонней зависимостью. Домашняя страничка Листа — бесконечный источник примеров полевых экспериментов, которые можно использовать в преподавании вводных курсов экономики (и Лист очень советует это делать).
Что такое полевой эксперимент? Вместо лаборатории (за лабораторные эксперименты получил Нобелевскую премию 2002 года Вернон Смит) используется что-то, что проводится в реальной жизни и без всякого эксперимента, но к этому добавляется специальная компонента — например, правильно подобранная «случайность». Скажем, правительство решает ввести новую образовательную программу. Если ввести ее во всех школах, нельзя будет определить, повлияла ли эта программа на успеваемость (и в какую сторону). Если ввести ее в «пилотных» школах, то будет трудно на основе «пилота» определить, как она будет работать в других школах, потому что может оказаться, что выборка «пилотных» школ оказалась непредставительной по отношению ко всем школам — относительно этой новой программы. (Это может быть сложно — понять, представительной будет выборка или нет.) У нас в стране оценку программ (это относится к любым массовым проектам) с помощью рандомизированных экспериментов не проводят, а зря — это примерно такое же отставание в технологическом плане, как если бы чиновникам запретили пользоваться мобильной связью. (Жизнь бы продолжилась, но эффективность бы снизилась.)
«Полевые эксперименты в экономике развития» — отдельная огромная тема. Здесь с Эстер Дуфло премию должен был бы получить Абиджит Банерджи, а то и, действительно, Таунсенд. Вот лекция Эстер «Экономист как водопроводчик», рассказывающая о том, как полевые эксперименты позволяют разрабатывать и проверять масштабные проекты по борьбе с бедностью. Мировой банк борется с бедностью десятилетия, а в XXI веке борьба переместилась «внутрь» крупнейших стран — Китая, Индонезии, Бразилии, но до появления полевых экспериментов точных методов анализа последствий не было.
Thomson Reuters, прогнозирующая Нобелевские премии на основе цитирования (что непросто, потому что в экономике у всех реальных претендентов — огромное цитирование), в 2015 году назвала одним кандидатом — Листа, а другим (отдельным) — Мански, а я бы их, пожалуй, объединил, потому что Мански, может, и меньше времени и сил уделяет собственно экспериментам, но проблемы, над которыми он всеми способами бьется — те же самые: если мы видим в данных какую-то связь, корреляцию, то как установить, что является следствием, а что причиной? (В 2016 году Thomson Reuters cделала такой прогноз, что хочется, не веря, протереть глаза — и разговора это не стоит. И, кажется, после этого бросило.) А шансы Дуфло увеличиваются с каждой статьей каждым годом.
III
Оливье Бланшар (МТИ), Стэнли Фишер (МТИ), Грегори Мэнкью и Кеннет Рогофф (оба — Гарвард). Да, да, я знаю, что четверым сразу премию за исследование и практическое применение макроэкономических моделей дать не могут. Что ж, выбирайте любых троих по вкусу. В интеллектуальном плане это самые влиятельные макроэкономисты в мире. Про Рогоффа, самого, наверное, дорогостоящего спикера из академических экономистов, международного гроссмейстера и популярного автора «This Time is Different» я уже несколько рассказывал историю. После лекции в РЭШ десять лет назад он спросил нас за ужином — были ли на ней руководители ЦБ и министерства финансов? И, узнав, что нет, сказал — «вот странно, они платят 15 000 долларов за место на моем семинаре в Абу Даби, а ведь это в точности те же слайды и та же самая лекция».
По учебнику Мэнкью учится экономике весь мир (и именно с него лучше всего начинать), он —заметный «голос» в стане республиканских экономистов, но также и автор невероятного числа (400?) статей, среди которых моя (и, по-моему, многих экономистов) любимая начинается со слов «This paper takes Robert Solow seriously», создатель, среди прочего, «нового кейнсианства». А учился я макроэкономике по (аспирантскому) учебнику как раз Бланшара и Фишера, которые были учителями половины, по-моему, центробанковских экономистов в мире (включая и наш российский). Про Бланшара в связи с его уходом с поста главного экономиста МВФ, была хорошая статья со странным названием в Washington Post. И Кругман, и Мэнкью порекомендовали ее в своих блогах, а это дорого стоит — в публицистических вопросах Кругман и Мэнкью почти все время оппонируют. Но, мне кажется, премия макроэкономистам — особенно специалистам по монетарной экономике, давно напрашивается.
Эх, не хотелось бы мне стоять перед таким отличными вариантами. А ведь есть и пятый — Бен Бернанке (Брукингс), заслуживающий премии в этой теме. Не за председательство в ФРС, за время которого ему пришлось, столкнувшись с крайне необычными обстоятельствами, действовать в соответствии с теорией и историей. (В бакалаврском учебнике по макро, по которому я двадцать лет назад учился на первом курсе РЭШ, «ловушка ликвидности» упоминалась, кажется, в сноске — теоретический изыск, относящийся к далекому, несколько десятилетий, прошлому). И это при том, что море «практиков» вопило о том, что деятельность ФРС приведет к высокой инфляции. Далеко не только из-за того, что они защищали чьи-то интересы, большинство просто по неспособности понять, как устроен мир. Кто-то даже потерял миллиардик, ставя против макроэкономической науки.
Но Бернанке заслуживает премии не за руководство, пусть выдающееся, ФРС — за это дают ордена, за это приглашают выступать на форумах и, главное, слушают. Его премия была бы за исследования истории денежной политики (да, это новое качество по сравнению с тем, за что получил премию Милтон Фридман). И, значит, Бланшар с Фишером, в принципе, могли бы быть с Бернанке в одной лодке. Если к Нобелевский комитет захочет добавить к этому Джанет Йеллен —суперуспешного руководителя ФРС — это будет «политикой», потому что академически это другой разряд. На моей памяти «политикой» Нобелевский комитет по экономике не занимался, но конспирологии надо чем-то кормиться...
IV
Коллеги подсказывают, что давно своей премии ждут статистические методы. Высокотехничный статистический анализ реальных данных начинался когда-то с биологии-евгеники (Пирсон-Спирмен-Фишер), но уже много десятилетий именно у экономистов самая мощная «прикладная теория» анализа данных. Так что премию Питеру Филиппсу и Дональду Эндрюсу надо, пожалуй, ждать.
PS
Как-то так получилось, что в моем прогнозе-2019 нет специалистов по экономической теории. Хотя мне, конечно, очень бы хотелось, чтобы теоретики что-то получили. Отсутствие в прогнозе связано с несколькими обстоятельствами.
Во-первых, специалисты по экономической теории получили несколько Нобелевских премий в последние 10-15 лет. В 2007 году вместе с Леонидом Гурвицом премию получили Эрик Маскин и Роджер Майерсон, «отцы» теории аукционов и современной теории игр. В 2010 — Даймонд, Мортенсен и Писсаридес за «анализ рынков с поиском», в 2012 — Рот и Шепли за «организацию рынков», в 2014 — Жан Тироль, которые построил столько моделей отраслевых рынков, монополий и регулирования, что хватило бы на двадцать теоретиков, в 2015 — Оливерт Харт и Бенгт Хольмстрем за «теорию контрактов» (она же «теория принципал-агентских отношений», она же «теория фирмы»). Куда уж чаще?
Во-вторых, после невероятного скачка 1980-2000-х, когда экономисты-теоретики перешли к моделям нового уровня, и более простым, и более совершенным, чем модели 1970-х, развитие несколько замедлилось. Нобелевский комитет по экономике награждает за фундаментальный вклад и уже, похоже, подошел к исчерпанию главных имен среди тех, кто был ответственен за скачок 1980-2000.
А с другой стороны, есть еще много замечательных специалистов по экономической теории без Нобелевской премии — Пол Милгром обойден в премиях за аукционы и организацию рынков, Киотаки, Райт и Мур могли бы получить за «динамические контракты», Моррис и Шин уже, возможно, готовы к награде за «глобальные игры», основной инструмент моделирования катастрофических кризисов на финансовых рынках и революций. И, раз уж мы заговорили про теорию игры — разве не здорово было бы, если бы премию получил Ариэль Рубинштейн за «модель торга»? Такую простую, что я вот в сентябре рассказывал ее девятиклассникам в 57-ой школе, и такую интересную, что уже предложены тысячи моделей стратегического торга, развивающие модель Рубинштейна, а изящнее модели нет.
IQ