Как Василий стал Улитой, Федька — Лукерьей, а Афонька — Маланьей

В допетровскую эпоху — в XVI-XVII веках — люди на Руси имели по два, а то и по три имени: официальное династическое, непубличное крестильное, да ещё нередко и прозвище. Но сочетание мужского и женского имен, в стиле Иван-да-Марья (а ля Эрих Мария, как у Ремарка, или Райнер Мария, как у Рильке), было маловероятно. И всё же единичные случаи «разнополых» имен встречаются: например, Федька Лукерья, Афонька Маланья и Василий Улита. Эти казусы были связаны с тем, что родители и крестившие ребенка священники, давая ему молитвенное имя, хотели четко обозначить, в честь какого святого он назван. Но иногда они путали пол небесных покровителей или падежные окончания женских и мужских имен. Либо народная форма женского имени вдруг присваивалась мужскому. Эти и другие необычные случаи русской двуименности исследовали историк Федор Успенский и филолог Анна Литвина.

Странная двуименность

Посланник Священной Римской империи, барон Августин Мейерберг, прибыв в 1661 году в Москву ко двору царя Алексея Михайловича, безмерно удивлялся «особой» двуименности русских. «Многие из москвитян называются не тем именем, которое наречено <...> при крещении, но другим, которое дают им родители», — писал австрийский дипломат в своем путевом очерке «Путешествие в Московию». 

Вольно или невольно он обратил внимание на традицию сосуществования «теневых», то есть интимных, непубличных, — и официальных имён. В пример посол приводил антропонимы братьев Юрия Алексеевича и Петра Алексеевича Долгоруких (или Долгоруковых) из окружения царя. Юрий был крупным военачальником, боярином и воеводой. Петр — стольником и окольничим. В крещении, отмечал Мейерберг, братьев звали совсем иначе — Софоний и Кир.

Дипломата поражала не сама полиномия как таковая (многоименность, несколько имён у одного и того же человека), но её необычный характер: одно имя использовалось для одних ситуаций, другое — для других.

Но этим парадоксы допетровской двуименности не исчерпывались. Полная коллекция всех имён у человека бывала весьма причудливой. Так, например, в знаменитой книге «Ономастикон. Древнерусские имена, прозвища и фамилии» историка и археографа, академика Степана Веселовского есть такие примеры: Иван Сумников сын Мясной Измайлов, Незнайко Клементьевич Ершовский, Негодяй Сергеев, Лукерья Федоровна Несмеяна Погребинская, Пирог Оладьин, Плохой Никифорович Власьев, Редька Андреевич Семичев, Собака Бестужев Плещеев, Смердюга Иванов Злобин, Третьяк Страх Обернибесов, крестьяне с именами Половинка, Потребыш, Зубарь и Пупыш. Ну и, наконец, Василий Александрович Хрен Беклемишев.

Многие названные имена звучат по-гоголевски фантасмагорично. Но историки и филологи извлекают их из достоверных источников: различных документов, записей, деловой переписки, судебных тяжб и пр.

Вольфганг Амадей, Джордж Бернард... и Василий Гавриил

Полиномия была вполне привычна для европейцев XVI и последующих веков. Двойные или тройные имена (что бы они ни значили и по каким бы причинам ни присваивались) встречались во многих странах: немецкоязычных, франкофонных, англоязычных и пр. Примечательно, что Мейерберга в путешествии сопровождал обладатель как раз такого «сложносочиненного» имени, итальянский посол Гораций Вильгельм Кальвуччи.

Подобных примеров масса. В Германии в том же XVII веке родился Готфрид Вильгельм Лейбниц, впоследствии — знаменитый математик и философ. А спустя почти век после описанного Мейербергом путешествия, в 1756 году, в Священной Римской империи, эрцгерцогство Австрия, родился Иоганн Хризостом Вольфганг Амадей Моцарт (фактически, Иоанн Златоуст Вольфганг Амадей Моцарт), будущий композитор-гений. Чуть постарше его был немецкий писатель, автор «Фауста» Иоганн Вольфганг Гёте.

Швейцария в начале XVIII века дала миру Жан-Жака Руссо. Еще одним известным энциклопедистом был Поль Анри Тири Гольбах (у него были немецкие корни, так что его имя также звучало как Пауль Генрих Дитрих). Среди жителей Великобритании самые известные носители нескольких имен — родом из XIX века: натуралист Чарльз Роберт Дарвин, писатели Чарльз Джон Хаффем Диккенс и Роберт Льюис Стивенсон (шотландец). 

Двойные имена сохраняются и поныне: мы пересматриваем фильмы Франсуа Ролана Трюффо и Жана-Люка Годара, смотрим постановки пьес Джорджа Бернарда Шоу, вспоминаем физика Стивена Уильяма Хокинга. Но сегодня нас не удивляют никакие имена. А вот зарубежные дипломаты XVI века спотыкались на русских антропонимах. 

Так, еще более известный посланник Священной Римской империи Сигизмунд фон Герберштейн, побывавший при русском дворе, в своих «Записках о Московии» не очень точно охарактеризовал имена Василия III. «Ему [Ивану III Великому] наследовал его сын великий князь Гавриил, впоследствии названный Василием», — написал посланник. На самом деле, поясняет Фёдор Успенский, Василия III крестили «именно как Василия, в честь святого Василия Парийского, а имя Гавриил маркировало день его рождения, потому что он родился на Собор Архангела Гавриила».

Крестильное имя присваивали новорожденному, опираясь на месяцеслов (святцы). В этом церковном календаре по датам были расписаны дни памяти святых. Родители смотрели, на день памяти какого святого пришелся день рождения малыша (или близко к этой дате), и выбирали его имя.

Впрочем, с полиномией всё ещё более интересно. «Хотя его [Василия III] второе имя Гавриил хорошо известно по целому ряду источников, он не только царствовал как Василий, но и пострижен был на смертном одре с именем Варлаам, явно подобранном по созвучию к имени публичному, а не к тому, что было дано ему по дню появления на свет», — указывают исследователи. Это третье имя, монашеское, должно было заменить собой предыдущие. Но на деле, как мы покажем ниже, происходило накопление имен. 

Однако вернёмся к мирским (немонашеским) христианским именам. Между ними была существенная разница. Непубличное имя как бы приходило «само собой» — определялось Божьим промыслом (к услугам родителей, как уже говорилось, были святцы). А вот публичное имя выбиралось обдуманно и соответствовало не только месяцеслову, но и династическим интересам.

Как выбрать имя по святцам? Очень просто. Если, например, 15 июня у вас родится сын, вы можете назвать его Никифором, в честь святителя Никифора Исповедника, патриарха Константинопольского. Это день его памяти. Но в этот день вспоминают и великомученика Иоанна Нового, Сочавского, который жил в ХIV веке в Трапезунде. Поэтому другой вариант имени — Ваня. Если у вас девочка, то календарь предложит ей имя Иулиания (Ульяна).

Имена с разными функциями

Но как случилось, что у людей возникла необходимость в нескольких именах? История христианской двуименности, когда человек в миру имел не только крестильное, но и еще одно имя из церковного календаря, насчитывает на Руси по крайней мере пять столетий (конец XIII – XVIII век). Этот феномен, по-видимому, связан с ранее существовавшей языческо-христианской двуименностью. 

Из интервью Федора Успенского: «Мир, социум и прежде всего княжеская династия, которая [в Х веке] занималась обращением своей страны в христианство, не пошли по пути тотальной перестройки парадигмы и отказа от всего прежнего именослова, а, напротив, решили, не отказываясь от родовых, дохристианских, языческих по происхождению имён, приобретать еще и христианские имена».

Иными словами, Рюриковичи носили два имени:

 фамильное дохристианское (обычно славянское, отсылавшее к именам предков), которое использовали официально,

 и крестильное христианское, которое звучало в церковном контексте.

Так, Владимир Святославич (или Владимир Святой) в крещении стал Василием, а Ярослав Мудрый также именовался Георгием. Княжеские традиции имянаречения определили и ономастику (порядок именования) обычных людей. 

К именам могли добавляться и прозвища. С самых древних времен на Руси были в ходу «защитные» имена — имена-обереги, спасавшие младенцев от порчи и сглаза (Ненаш, Найден и пр.). Такие имена должны были дезориентировать нечисть, пустить по ложному следу. «Ненаш» — «не наш ребёнок», Найден — «найденыш», тоже не наш. Были также и «тотемные» имена, фактически названия зверей (Волк, Медведь, Кот и пр.). Эти имена впоследствии использовались в качестве некалендарных антропонимов. 

Выстраивалась, как минимум, двухуровневая система. «Человек живёт, правит, возделывает землю, торгует под одним мирским именем — тем, которым его зовут и звали ещё до всякого обращения страны, — поясняет Федор Успенский. — В случае князей это будет династическое имя, в случае простых людей это будет, например, Неждан, Остромир, Нелюб или Гвоздь [также некалендарные имена]. Вместе с тем у него есть особая сфера жизни, церковного личного благочестия, где он выступает под другим именем, и это имя всегда христианское. Это и есть ситуация двуименности».

К началу XV века князья уже редко носили языческие имена. Однако обычай иметь и «тронное» имя (уже христианское), апеллирующее к именам предков, и «неофициальное» (но тоже из церковного календаря), сохранился. Так, Иван IV Грозный также именовался Титом и Смарагдом. Его дед, Иван III Великий, родившийся в день памяти святого Тимофея, в ряде источников назывался Тимофей-Иоанн. А московский великий князь Симеон Гордый был, по-видимому, ещё и Созонт.

Мирская христианская двуименность допускала совпадение начальных букв в светских именах одного и того же человека. Исследователи приводят примеры таких имен: Алексей / Агапит, Афанасий / Аверкий, Андрей / Алексей, Елеазар / Евфимий, Илья / Иван, Кирилл / Кириак, Петр / Полиевкт и пр. Два имени названного князя — Симеон / Созонт — тоже аукаются. 

Имена с пометками

Со временем, публичное имя князя стало совмещать функции династического и крестильного. А первое имя, связанное с датой появления на свет, превратилось, как уже говорилось, в элемент личного благочестия его обладателя.

Так или иначе, публичный и интимный антропонимы фигурировали в разных контекстах. В силу этого в большинстве источников тот или иной двуименный исторический персонаж действует только под одним именем. Если же в одном и том же документе появляются сразу оба имени человека, то тут возможны две ситуации:

 Есть специальные оговорки и комментарии, что это имя «прямое» («крестное»), а вот это — «прозвище» («прозвание»). Так, государев дьяк подписывает официальное письмо лишь своим публичным именем «дьякъ Дементей Башмаковъ». Но известно, что у него было и непубличное христианское имя Евсигний (народный вариант — Евстигней). На его надгробной плите (в московской церкви Похвалы Пресвятыя Богородицы в Башмакове у Всехсвятских ворот) эти имена встретились, но разделены пометкой «званный»: «Во имени Всетворца Бога, царскаго пресвѣтлаго величества думный дворянинъ и печатникъ благоразуменъ, господинъ Евстигней, званный Дементiй Миничъ Башмаковъ...». 

В источнике есть контексты для употребления обоих имен. Так, когда царь Алексей Михайлович писал Юрию Алексеевичу Долгорукому, он упоминал сразу оба его имени: Юрий и Софоний, но каждое имя появлялось в определенной ситуации. Давая Долгорукому указания относительно конкретных действий, царь именовал его «князь Юрий Алексеевич». Когда же речь зашла о том, как Долгорукому надлежит молиться со всем войском об успехе предприятия, царь использовал обращение «рабе Божий Софоний».

В устном общении «встреча» двух имён была совсем маловероятной. К человеку не могли обратиться, например, Борис-Илья или Андрей-Лупп.

Копилка имен, или Казус Помяса

Мирских христианских имён у одного человека могло быть не больше двух (одно маркировало день рождения, другое выбиралось при крещении, а эти даты считались главными в жизни христианина), а вот некалендарных имён (в их число входили и прозвища) бывало больше. До четырёх-пяти.

Считайте сами: христианское непубличное (крестильное), христианское публичное — плюс некалендарные имена. А при постриге в монахи появлялось ещё одно имя. 

Например, человек с некалендарным именем Помяс и календарным Василий был при этом крещён Иваном, а в постриге стал Ионой. А у инока Антония из Иосифо-Волоколамского монастыря в XVI веке было два некалендарных имени, — Богдан и Понырка. 

«Некалендарность» многих имен довольно очевидна. Так, отца Юрия и Петра Долгоруких, воеводу, звали Алексей Григорьевич Чертенок Долгоруков. А его отец, тоже воевода, именовался Григорий Иванович Черт Долгоруков. Понятно, что никакой месяцеслов не стал бы поминать чертей. «Инфернальное» имя было, скорее, прозвищем.

Даже ситуация иночества все же не отменяла предыдущие имена. Так, большинство иноков поминались после смерти не на память святого по монашескому имени, но на память небесного тезки по крестильному имени.

В миру же родители, нарекая ребёнка, проявляли недюжинную фантазию. Появлялись и «зоологические», и «ботанические» антропонимы. Так, в «Ономастиконе...» Веселовского есть такие примеры: Михаил Ягныш Баранов Овцын (XV век, Новгород), Иван Линь с сыновьями Андреем Сомом и Окунем Ивановичами (там же, в то же время), Добыча и Неудача Ивановичи Алымовы (Рязань, XVI век), Иван Григорьевич Осока Травин и его дети Григорий Пырей, Василий Вязель (полевой горошек) и Семён Дятелина (Смоленск, XVI век). 

Со временем традиция двуименности, а заодно и распространенность некалендарных имен пошли на убыль. Тем не менее, любое сочетание достаточно долго оставалось возможным. 

Однако в наречении были и чёткие гендерные ограничения. Оба христианских имени, которые получал новорожденный мальчик, являлись мужскими. Девочке давали женские имена. То есть прямое использование имени святого другого пола не практиковалось. Тем не менее, бывали ситуации, когда в имени человека соседствовали, казалось бы, «разнополые» антропонимы. 

Монахиня Михаила, инокиня Аркадия

Сразу оговоримся: варианты, когда человека называли мужским и женским именем одновременно, в русской истории не были возможны. В норме мальчик не мог быть наречен, например, Александр / Мария или Иван / Катерин. 

А девочка могла носить женский вариант мужского имени только тогда, когда в месяцеслове отмечалась память соответствующей святой. Её можно было крестить Евгенией (в честь Евгении, преподобномученицы Римской) и звать в обиходе Александрой (по Александре, мученице Коринфской, например). Но, называя девочку, нельзя было использовать отсутствующие в святцах женские версии мужских имен, такие, как Сергия или Филарета.

У монахинь было иначе. Инокиня могла называть себя Михаила, Никанора или Аркадия, хотя таких женщин-святых не существовало. Противопоставление, когда монахине давались имена, невозможные для мирянок, было осознанным: ономастика служила одним из эффектных средств разделения монашеского и мирского.

Но на фоне всех этих гендерных и прочих ограничений встречались исторические персонажи, которые носили «не то» имя, которое полагалось по гендерной принадлежности. Совсем как у Гоголя, когда в реестре «мертвых душ» среди мужиков вдруг попалась... Елизавета Воробей.

«Это что за мужик: Елизавета Воробей. Фу-ты пропасть: баба! Она как сюда затесалась? Подлец, Собакевич, и здесь надул!», — размышляет Чичиков. Но она «так искусно была прописана, что издали можно было принять её за мужика», поскольку она была написана не Елизавета, а Елизаветъ.

Как Фед(ь)ка стал Лукерьей

В Отдельной и межевой выписи Ивана Степанова сына Губастого от 1567 года фигурируют крестьяне «Семен Чемодановской да Сидор Бородовица да Федка Лукерья». Примечательно третье имя. 

Федка — это уменьшительное от Фёдор, но может быть и Феодот или Феодосий. Так или иначе, нет сомнений, что это мужчина. Однако второй антропоним у него женский, Лукерья. Это народная форма греческого имени Гликерия. 

Имя Гликерия в XVI–XVII веках было очень популярно, чаще в качестве непубличного, крестильного. Нередко оно сочеталось с публичным именем Елена, что может объясняться календарной близостью празднований святой Гликерии Траянопольской и святой царицы Елены. Так, Гликерией и Еленой звалась в миру дочь князя Ивана Самсоновича Туренина, в замужестве Куракина; так звали и урожденную княжну Кубенскую. Не может ли быть, что и крестьянина Федьку, вопреки распространённой практике, нарекли в крещении в честь Гликерии, мученицы Траянопольской (её память отмечается 13 мая), или в честь Гликерии Адрианопольской (память 22 октября)? 

Но всё, по-видимому, проще. В цитируемом документе «плавает» грамматическое согласование: составитель был непоследователен с окончаниями. Так, перечисляя крестьянские дворы, писец именует их владельцев то в именительном, то в родительном падеже — «двор Ивана Полстовала, двор Гриша Васильев, двор Федка Лукирья». И имя Лукерья тоже написано по-разному. То есть в череде варьирующихся написаний можно равным образом заподозрить форму имени Лукерья, Лукирий и Лукерий.

Дело в том, что в месяцеслове есть не только женское имя Гликерия, но и мужское имя Гликерий. Оно было редким, но пригодным для наречения мальчика. Так звали одного из множества мучеников Никомидийских, память которых отмечается 28 декабря. А значит, имя Гликерий могло быть выбрано как крестильное для человека, родившегося в этот день. Но в обиходе его звали Федькой (Фёдором).

При этом на экзотическое мужское имя Гликерий распространился народный вариант женского имени Гликерия — Лукерья. Так что за мнимой «двуприродностью» Федьки на самом деле стоит вполне объяснимый случай бытования светской христианской двуименности в XVI века.

Почему же народная версия женского имени «перекинулась» на мужскую? Ведь обычно в тандеме парных имён политику вершили мужские имена. Они чаще попадались в источниках. Так, имя Кириак встречается намного чаще, чем Кириакия. Имена Феодор и Феодора равно распространены, но из текстов чаще «выглядывает» Феодор. Александр тоже гораздо «смелее» Александры. 

Зато с парой Иулиан и Иулиания (Ульян и Ульяна) все наоборот: женская версия выбилась вперёд. А в тандеме Гликерий и Гликерия дама почти совсем подавляет кавалера. Так что, Гликерий, — становитесь Лукерьей! 

Как святой Пигасий сменил пол

Путаница возникла и с экзотическим именем Пигасий. В церковном календаре день памяти святого Пигасия, мученика Персидского, празднуется 2 ноября. Женщин с таким именем в святцах нет. То есть, чисто логически, женщину не могли звать Пигасия. Тем не менее, такое бывало, правда, обычно с простолюдинками, а не со знатными дамами (то есть речь идет о низовой церковной традиции).

Два таких казуса связаны с антропонимической парой Дария / Пигасия. «Се яз, Дарья прозвище Пигасия Степанова дочь, заняла есми ув Офонасьева человека Федоровича Бернова у Гаврила у Федорова государя его Офонасья Федоровича рубль денег московских<...>», — в начале XVII века говорит о себе некая кабальная холопка Дарья. Причем здесь ясно сказано, что Пигасия — это прозвище, а не имя при крещении. 

Иначе дело обстоит с другой обладательницей того же парного имени. «Человек мой Максимко Фатеев женился на приданной моей девке Дашке Яковлевой дочери прозвище Сорока, а молитвенное имя Пигасья».

Таким образом, сконструированное из мужского женское имя Пигасия в XVII веке могло исполнять обе функции — крестильного и публичного. 

Это же имя фиксировалось в Зауралье XVII века в качестве единственного христианского имени женщин: «...приъзжей старикъ Сава Филатьивъ да семья ево Пигасья» («семья» означало здесь «жена»); «женится Ияков Филипьев, понимает Пигасью Леонтьеву дочь, оба отроки».

При этом и мужское имя Пигасий тоже оставалось в употреблении. По-видимому, оно укоренилось в качестве женского лишь в некоторых локальных традициях. Но как это произошло? 

Причиной тому была грамматическая омонимия: форма родительного падежа мужского рода совпадала с именительным падежом женского рода. Нет (кого?) Пигасия; перед нами (кто?) Пигасия.

«Не исключено, что в ряде рукописных месяцесловов мы имеем дело с дальнейшей трансформацией, когда окончание родительного падежа мужского рода заменялось окончанием родительного падежа женского рода (Пигасия – Пигасии)», уточняют исследователи. Эти метаморфозы и вели к неразличению имен.

Такие превращения могли происходить лишь с редкими именами, когда носившие их святые не имели самостоятельного жития и фигурировали лишь в общей группе сомучеников. Редкий священник или переписчик месяцесловного источника разбирался в составе таких групп. Поэтому святой Пигасий неожиданно стал святой Пигасией (похожая история с «переменой пола» из-за ошибки была у имён Инна и Римма, изначально мужских). Хотя выбирающие имя Пигасия для девочки даже не знали, что дают ей в покровители святого мужского пола.

Такая ошибка закрепилась ещё и потому, что в большинстве русских месяцесловов на 2 ноября нет ни одного женского имени. Как же тогда по святцам назвать девочку, родившуюся в этот день? Трудно было не ухватиться за единственную возможность и не сделать ее Пигасией.

Афонка Маланья

Есть и другие «подозрительные» с точки зрения гендерного смешения случаи. Так, в Оценной книге Кемской волости XVII века среди крестьян-бобылей фигурирует некто «Афонка Маланья». Афонка — это, скорее всего, уменьшительное от Афанасий (хотя также может быть Афиноген и Агафон, в любом случае — мужчина). Маланья же — народная форма женского христианского имени Мелания. 

Не исключено также, что перед нами некое некалендарное, нехристианское именование с корнем -мал. Так, имя Мал носил древлянский князь, поднявший в 945 году восстание против князя Игоря. А Малушей звали мать Владимира Святого. Она, по-видимому, приходилась сестрой былинному богатырю Добрыне. 

Но даже если это так, то при распространенности христианского имени Маланья оно вряд ли могло никак с ним не ассоциироваться. В честь кого же мог быть наречен крестьянин Афонька? Считалась ли его покровительницей святая Мелания Римская (день памяти 31 декабря)?

Более вероятен другой ономастический сценарий: Афанасий мог получить свое второе имя по пророку Малахии, чья память отмечается 3 января. Это имя появляется в месяцеслове только один раз. В наречении чаще использовались его разговорные формы Малахей, Малафей, устраняющие окончание, ассоциирующееся с женским родом. То есть всякая гендерная двусмысленность в этом случае отсекалась. Что еще важнее, от этого имени образуются гипокористические (уменьшительные) формы Малах, Малаш, Малан. А тут до Маланья рукой подать. 

С другой стороны, обиходные антропонимы Маланья или Лукерья, образованные от соответствующих мужских имен, ассоциировались с женскими именами Мелания и Гликерия (Лукерья). «Быть может, в выборе именно такой гипокористики отражалась некоторая насмешка над носителями этих антропонимов», — полагают исследователи. 

Тем не менее, ни ироническое, ни нейтральное употребление подобных форм не может свидетельствовать о том, что Федька и Афонька получили свои вторые имена в честь святых жен. С некалендарными именами другая ситуация. Их гендерные границы более размыты. Так, например, зафиксировано имя Федор, прозванный Попадья. 

Голиндуха и Плакида 

Попадаются в источниках и другие экзотические имена, среди которых особенно выделяются Иван Голиндуха и Василий Улита. В договорной грамоте первой половины XVI века некий монастырский слуга именуется Иван Голиндуха.

Голиндуха — языческое имя. Его носила до своего обращения в христианство мученица Мария Персидская (память 12 июля). В качестве самостоятельного христианского имени для мирян в XVI веке оно не использовалось. То есть, когда жил названный слуга, женское мирское имя Голиндуха в русском узусе отсутствовало.

«Именование Голиндуха следует рассматривать не как самостоятельное имя собственное, а как своего рода ономастический детерминатив [определение, эпитет], некое дополнительное обозначение, позволяющее, в частности, определить, о какой из святых Марий из месяцеслова идет речь», — поясняют исследователи. 

Языческие, докрестильные именования святых нередко использовались в такой функции. Так, в качестве детерминатива, закрепилось в русском обиходе имя Святого Евстафия Римского, которое он носил до своего обращения, — Плакида. Курский голова, например, именовался Иван, прозвище Плакида, Дмитриевич Чичерин (1600 год). 

В XVI веке Плакида и Голиндуха входят в обширный корпус именований, которые тесно связаны с церковной жизнью, но не могут сами по себе (без определяемых ими имён) даваться при крещении. Таковы эпитеты Воин, Постник, Верига, Кущник, Пророк, Тирон, Исповедник, Зилот. Подобные именования могут употребляться как независимо, так и рядом с «комментируемым» именем. Последнее создаёт эффект обманчивого сходства с проявлениями христианской двуименности.

Так, в источниках есть Фёдор Тирон Родионов, нареченный в честь одноименного святого, и обозначается этот человек то именем и эпитетом вместе, то одним лишь именем, то только эпитетом. Переписчик рукописи «Маргарита» 1491 года из собрания Кирилло-Белозерского монастыря именует себя Якуш Пророк. Это означает, что его назвали именно в честь ветхозаветного патриарха, а не в честь других Иаковов.

Есть в текстах и Василий Исповедник Федоров сын Сверчков, и Маркелл Воин Андреевич Арсеньев, и Захария Постник Андреев сын Сатин, и Петр Верига Волконский.

С другой стороны, месяцесловный эпитет переосмысляется и уже как полноценное имя. В источниках можно встретить и князя Воина Михайловича Кропоткина, и новгородского священника Постника Александрова, и Веригу Преснецова сына Толбузина. 

Причем, если самостоятельным становился детерминатив, напоминавший по форме существительное женского рода, то он довольно легко утрачивал жесткую гендерную привязку. Так произошло с Плакидой. Этим именем стали называть и женщин. Так, в тяжбе первой половины XVII века фигурирует Плакида Кирьянова дочь Бакунина.

Ну а что же все-таки с Иваном Голиндухой? Как женское именование присоединилось к мужскому антропониму? Перед нами своеобразный перенос по смежности. Дело в том, что поминовение святой Марии Голиндухи — достаточно популярное тогда празднование, приходившееся на 12 июля, — по дате совпадало с поминовением святого Фёдора Варяга и его сына Иоанна. Желая подчеркнуть, в честь кого из святых Иоаннов был наречен наш Иван, к его имени присоединили обозначение главного праздника этого дня.

Женское имя — «мужской» святой

А вот с представителем рода Пушкиных, дальним предком Александра Сергеевича, жившим в первой половине XV века, Василием Улитой, ситуация сложнее. Можно предположить, что Улита — просто прозвище Василия Пушкина: дескать, слишком был нетороплив (ср. пословицу «Улита едет, когда-то будет»). Однако надо учесть, что Улита (от Иулитта) — это традиционное для Руси женское имя. То есть мужчину Василия назвали почему-то ещё и по-женски? 

Вероятно, это сочетание объясняется, как и в случае с Иваном Голиндухой, тем, что одно имя было календарным маркером другого. В месяцеслове много Василиев, и надо было обозначить, какой из них конкретно — святой патрон Пушкина. 

С другой стороны, с именем Василия связана особая дата. Это 15 июля, когда поминают крестителя Руси Владимира Святого, в крещении — Василия. Владимир Святославич долго почитался под своим крестильным именем Василий. Даже тогда, когда его княжеское имя Владимир уже вошло в месяцесловы и охотно выбиралось при крещении, второе имя — Василий — по-прежнему играло важную роль в культе этого князя. И время от времени давалось в его честь.

Показательны имена двух серпуховских Рюриковичей, отца и сына, живших в конце XIV – начале XV столетий, то есть современников Василия Улиты. Один из них — Владимир Андреевич Серпуховской, знаменитый герой Куликовской битвы, другой — его сын Василий Владимирович. Оба они родились в середине июля (9-го и 15-го), и оба, судя по всему, были крещены в честь равноапостольного князя Владимира. Но отцу досталось династическое имя святого, а сыну — христианское.

В то время существовал обычай, что если принадлежащие к правящему роду отец и сын были тезками, то у них должны были быть разные небесные покровители. Здесь же сложилась другая ситуация. Небесный покровитель у серпуховских князей оказался один, но тезками они не были, и требование антропонимического «расподобления» отца и сына так или иначе соблюдалось.

Но при чем тут Улита? Дело в том, что одновременно с Владимиром Святым поминают святых Кирика и Иулитту. И в этом случае для 15 июля такое упоминание является датирующим указанием. Так, в летописном житии Александра Невского в связи с этим днем поименованы все трое: «...на память святых мученикъ Кирика и Улиты и святого князя Владимера, крестившаго Рускую землю». Однако имена Владимир, Кирик и Иулитта переплетены так тесно, что иногда упоминание одного имени может замещать упоминание другого. 

В то же время имя Владимир неразрывно связано только с 15-м июля и с фигурой равноапостольного князя. То есть человек, ставший Владимиром в крещении, мог быть наречен только в честь Владимира Святославича. А вот Василиев в месяцеслове масса, и 15 июля — далеко не главный из «васильевских» дней. 

Возможность нарекать Василием, ориентируясь на эту дату, была проявлением некой месяцесловной изысканности. Скорее всего, именно поэтому и возникло желание зафиксировать, что Василий Григорьевич Пушкин носил имя в честь прародителя всех живущих Рюриковичей, князя Владимира / Василия Святого. Ну а средством такой фиксации был датирующий маркер в виде имени — указателя на 15 июля.

Причем из всех перечисленных имен на роль такого маркера годилась исключительно Улита: появление рядом с именем Василий имен Владимир или Кирик подразумевало бы, что у его обладателя два полноценных христианских имени. Именование же Василий Улита, скорее, означает, что человек этот стал Василием именно по тому дню, когда празднуют память святых Иулитты и Владимира / Василия. 

Гендерная определенность

Итак, странные сочетания мужского и женского имен у одного и того же человека оказались вполне объяснимы. Они были связаны либо с путаницей святых (нарекающие полагали, что речь идет о святом муже, а не о святой жене). Либо со смешением женской и мужской обиходных форм имени святого. Либо с желанием указать на небесного патрона человека. Но эти исключения, по сути, только подтверждали правило: русская христианская двуименность не допускала гендерного «микса».

Строгую гендерную дифференциацию закрепила и грамматика: имена начали оформляться так, как предполагал их род. Мужские имена с «двусмысленными» окончаниями -я и -а (которые чаще ассоциируются с женским родом, хотя есть и слова мужского — «папа», «дядя», «юноша», «воевода» и пр.) в итоге стали звучать «по-мужски» — с нулевым окончанием. Иеремия — уже Еремей, Малахия — Малафей, Исайя — Исай. Или же, как Римма, Инна и Плакида, остались неизменными, но превратились в сугубо женские имена.
IQ

 

Авторы исследования:

Федор Успенский, профессор Школы исторических наук факультета гуманитарных наук НИУ ВШЭ, ведущий научный сотрудник Научно-учебной лаборатории медиевистических исследований факультета гуманитарных наук НИУ ВШЭ

Анна Литвина, доцент Департамента истории и теории литературы факультета гуманитарных наук НИУ ВШЭ, ведущий научный сотрудник Лаборатории лингвосемиотических исследований факультета гуманитарных наук НИУ ВШЭ

Автор текста: Соболевская Ольга Вадимовна, 10 июля, 2020 г.