• A
  • A
  • A
  • АБB
  • АБB
  • АБB
  • А
  • А
  • А
  • А
  • А
Обычная версия сайта

Беззащитные самозанятые

Как гиг-экономика временного найма приводит к гибели трудящихся

Пресс-центр Delivery Club

В Издательском доме ВШЭ вышла книга Колина Крауча «Победит ли гиг-экономика?». Редакция IQ публикует фрагмент первой главы — о том, как работодатели избавляются от ответственности за своих работников, нанимая их как самозанятых, и к каким последствиям это приводит на рынке труда.

Темная сторона гиг-экономики (gig economy) внезапно открылась широкой общественности и наблюдателям в январе 2018 года. Поводом стала неожиданная смерть на юге Англии курьера немецкой логистической компании DPD. Он не был ее штатным сотрудником, но отработал на компанию 19 лет как самозанятый контрагент. Мужчина болел сахарным диабетом и умер в результате резкого ухудшения состояния здоровья, причиной которого стал в том числе пропуск нескольких приемов у врача.

Смерть наступила на следующий день после того, как DPD наложила на него штраф в размере 150 фунтов стерлингов. Дело в том, что из-за визита к врачу курьер не выполнил дневное задание по доставке отправлений. Шумиха, поднявшаяся после этого случая, вынудила компанию DPD изменить политику в отношении медицинских назначений работников. Тем не менее без ответа остаются существенные вопросы, связанные с идеей о том, что на фирму могут работать люди, не являющиеся ее постоянными сотрудниками, в отношении которых она не принимает обязанностей работодателя, но  считает возможным применять к ним различные дисциплинарные санкции. Это представление и лежит в основе гиг-экономики.

И это очень важный вопрос. Многие неолиберальные политики считают гиг-экономику идеальной формой труда, которая постепенно вытесняет условия традиционного трудового договора, сопряженные с более высокими затратами работодателя. Фирмы могут максимизировать гибкость, обращаясь к услугам и оплачивая труд самозанятых работников только в случае возникновения потребности в выполнении специфических задач, избегая взносов в фонды социального страхования, обязательств по выплате минимальной заработной платы и многих других обязанностей, связанных с так называемой стандартной (обычной, традиционной) занятостью. Работники, в свою очередь, могут наслаждаться возможностью быть предпринимателями, работая тогда, когда им хочется, и на того, на кого они пожелают. 

После происшествия с курьером-диабетиком компания DPD предложила другим своим самозанятым контрагентам, занимающимся доставкой корреспонденции и небольших грузов, возможность выбора. Желающие могли перейти на постоянную работу в DPD и получить право на оплату больничных листов, оплачиваемый отпуск и пенсию. Но в этом случае размер оплаты их услуг по доставке исчислялся бы по более низким ставкам. Ну что же, курьерам DPD достался главный приз капиталистической экономики — свобода выбора.

Неужели работники находятся в таких тяжелых экономических условиях, что не могут позволить себе рискнуть заработком и сделать перерыв в работе, чтобы посетить врача? Неужели они не готовы пожертвовать деньгами сейчас, чтобы гарантировать себе оплату больничного и выплату пенсии в будущем? Если рассуждать в более широком смысле, может ли человек, который трудится на компанию полный рабочий день, сказать, что он обладает свободой самозанятости? А также может ли компания, на которую работают тысячи курьеров, не быть их работодателем? Набирающий силу новый мир гибких условий труда изобилует подобными словесными и правовыми фокусами. Такие корпорации, как гигантский сервис заказа такси Uber, использующий для организации своей хозяйственной деятельности Интернет, утверждают, что они не более чем «платформа» и, следовательно, находятся вне сферы трудовых отношений. Если они умело ведут дела, то могут также утверждать, что не привязаны к какому-то определенному месту на планете, а потому для отчета о своих прибылях выбирают наиболее благоприятную в налоговом отношении юрисдикцию. Поскольку Интернет олицетворяет все новое и новаторское, любого смельчака, осмелившегося критиковать данные практики, немедленно обвиняют в том, что он стоит на пути прогресса.

Понятие гиг-экономики обманчиво уже само по себе. Слова «gig economy» перекликаются (на английском языке) с гигами, то есть разовыми ангажементами, представлениями или концертами эстрадных артистов, выступающих на разных площадках без каких-либо длительных обязательств в отношении мест или организаторов. Вот эти организаторы концертов действительно работают только на себя, а не по найму; они находятся в условиях истинно свободного рынка, оказывают услуги различным организациям и не зависят ни от одной из них. Их положение имеет мало общего с ситуацией людей, изо дня в день доставляющих корреспонденцию и грузы в интересах одной или двух крупных корпораций, от которых едва ли не полностью зависит их заработок и которые определяют их часы работы. Ее описание как «гига», как «разового ангажемента» больше похоже на циничную попытку связать проблемную форму занятости с романтикой деятельности по организации развлечений, чем на естественное стремление дать определение новой формы трудовых отношений.

Доводы о важности гиг-экономики, на чем настаивают ее энергичные защитники (см., например, статью Аннабель Денхем, посвященную этому вопросу), вызывают большие сомнения. Согласно оценкам Брукингского института, несмотря на быстрый рост гиг-занятости (в 2010–2014 гг. в крупных американских городах объем перевозок фирм, предлагающих услуги легкового извоза и не являющихся работодателями (то есть гиг-фирм), вырос на 69%, а традиционных фирм-работодателей — на 17%), доля таких фирм составляла всего 3% от совокупной выручки компаний США.

Исследователи из Глобального института McKinsey пришли к выводу, что в Европе и США «независимой работой» заняты 162 млн человек, или от 20 до 30% совокупной рабочей силы. Хотя в названии доклада McKinsey содержится выражение «гиг-экономика», понятие «независимая работа» представляет собой куда более широкую категорию, пусть в обычном понимании она и включает самозанятых людей. Учитывая имевший место в прошлом общий спад самозанятости в экономически развитых странах (пропорции, из которых исходят авторы доклада, наблюдались только в Испании и Греции), приведенное McKinsey значение все еще кажется слишком высоким. Вероятно, мы имеем дело с пересечением «белой» и «теневой» (то есть незаконной) экономик, где никто из занятых не пользуется статусом наемного работника. Кроме того, по оценке McKinsey, около 40% независимых работников были «случайными», то есть не воспринимали текущую работу как важнейшую составляющую жизнедеятельности — это в основном студенты, пенсионеры и другие люди, не рассматриваемые официальной статистикой как части совокупной рабочей силы. Объединение этих групп занятых может приблизить нас к данным McKinsey, но приработки студентов и пенсионеров ни в коем случае нельзя считать предвестниками новой эры предпринимателей, свободных от постоянной основной занятости.

Авторы доклада McKinsey разделили независимых работников на три категории: «свободных агентов», добровольно выбравших данный тип занятости как основной вид трудовой деятельности (их доля составила около 30%); тех, кто пользовался «независимостью» без всякой охоты и предпочел бы ей зависимую занятость (14%); и тех, кто находился в рассматриваемой группе исключительно по причине «финансовых затруднений» (16%). Данные McKinsey не позволяют установить, как в гиг-экономике распределяются доли работников, удовлетворенных своим положением. Очевидно, что не все «призванные» в «армию независимого труда» положительно относятся к этим условиям занятости.

В проведенном по инициативе и при поддержке правительства Великобритании исследовании условий труда в гиг-экономике, получившем после публикации известность как «Обзор Тейлора», его автор, в целом благожелательно относившийся к новой форме, пришел к выводу, что возможность независимой занятости рассматривали всего 25% англичан в возрасте от 16 до 31 года. Используя немного другой подход и исходя из более критической позиции, Европейский фонд изучения трудовой жизни обнаружил, что в Европейском союзе (ЕС) 17% всех формально самозанятых работников были «уязвимыми» в том смысле, что они работали только на одного клиента, и еще 8% на практике пользовались не слишком большой самостоятельностью.

И без дополнительных данных, свидетельствующих о небольшом масштабе гиг-экономики, отчетливо ясно, почему сторонники гиг-занятости превозносят эту идею, делая акцент на захватывающих воображение связях с Интернетом. Еще бы, ведь она обещает работодателям сочетание выгод, невозможное в любом другом случае: работники полностью находятся во власти фирмы, но она не несет за них ни малейшей ответственности.

Однако разовые ангажементы — просто одна из форм значительно более масштабной попытки освобождения работодателей от ответственности за тех, кто на них трудится, при сохранении, если не усилении, зависимости этих работников, используемых компаниями, теоретиками неолиберализма и политическими деятелями. Для описания положения всех этих работников был предложен термин «прекарная занятость».

Прекарный (от англ. precarious и лат. precarium) — сомнительный, опасный, рискованный, негарантированный, нестабильный.

В наши дни одной из популярных у работодателей форм занятости стала работа «по требованию» (‘on-call’), или трудовой договор «с нулевым временем» (‘zero-hours’ contracts), когда работники получают заработную плату только за те часы, которые были отработаны по запросу работодателя. При этом работники должны находиться в состоянии постоянной готовности к выполнению заданий, быть «в зоне доступа», чтобы при необходимости незамедлительно приступить к работе; поэтому во многих случаях они не могут взяться за другую работу или просто отдохнуть. В Великобритании, по оценкам Национальной статистической службы, насчитывается около 900 тыс. таких работников, доля студентов среди них составляет 28%.

Немногим отличаются от них «маржинальные», низкооплачиваемые рабочие места, известные в Германии как «мини-места» или «миди-места», когда работникам предлагаются трудовые задания, для выполнения которых достаточно нескольких часов в неделю; при этом они получают очень низкую заработную плату, размеры которой тем не менее достаточны для того, чтобы человек утратил право на получение льгот и пособий, предусмотренных для безработных. Еще одна форма занятости основывается на использовании временных трудовых договоров, срок действия которых истекает до того, как работники приобретают какие-либо права. Она получила распространение в странах, где наемные работники, имеющие договоры о постоянной занятости, пользуются обширными правами. В таких странах, как Великобритания или США, где права обычных работников и без того являются усеченными, данная форма занятости используется значительно реже. Наконец, необходимо упомянуть о теневой (нелегальной) экономике, в которой нет места законным трудовым договорам.

Часто приходится слышать утверждения о том, что рост занятости данного типа приводит к «дуализму» на рынках труда, выражающемуся в разделении тех, кто пользуется полной безопасностью стандартной занятости, и тех, кто остается в прекаризации. Здесь есть доля правды, но отчасти утверждения такого рода представляют собой словесные фокусы, которые демонстрируются в текущей политике в области трудовых отношений, поскольку они «стигматизируют» обычных наемных работников с умеренной или низкой заработной платой как «привилегированный» слой, как «врагов» прекариата. Мария Морандини показала, что по крайней мере в Италии дерегулирование рынка труда поддерживают не только менеджеры, но и прекарные работники, а также безработные. Однако в большинстве экономически развитых стран права обычных наемных работников оказались в значительной степени подорваны.

Со временем растущая незащищенность превратилась в общее условие пребывания работников на рынке труда. Многие виды деятельности требуют наличия определенных знаний, навыков и умений, и работодатели, как правило, стремятся удержать квалифицированных работников. Для этого и использовались стандартные трудовые договоры. Однако люди, которых Гай Стэндинг называет «прекариатом», не имеют профессии и не соответствуют профессиональным стандартам, потому что никто не позаботился о том, чтобы они приобрели трудовые навыки или хотя бы опыт работы. Фирмы, скорее всего, избавятся от этих работников быстрее, чем те получат опыт, необходимый для повышения квалификации. Прекарным работникам никогда не получить такие права, как отпуск по беременности и родам. Особенно часто в рядах прекариата можно встретить иммигрантов, которые во многих случаях не имеют не только основных гражданских прав, но и элементарных знаний о правах.

Таким образом, проблемы, возникающие в связи с расширением гиг-экономики, выходят за рамки трудностей, с которыми сталкиваются курьеры, водители такси и велосипедисты, доставляющие клиентам заказы из кафе и ресторанов. Они образуют сердцевину изменяющихся отношений между теми, кто использует человеческий труд, и теми, кто его предоставляет, и характеризуются более широким диапазоном трудовой неустойчивости и риска, чем ложная самозанятость, поскольку неизбежно воздействуют на положение обычных наемных работников. Лишь изучение диапазона различных типов прекарности позволит объяснить их распространение и важное значение, а также предложить изменения в способе управления рынками труда. Нам нужны новые способы, которые позволят обеспечить защищенность и предсказуемость жизни обычных людей труда, а также предоставить им возможность приобрести навыки, необходимые для приспособления к изменяющимся экономике и технологиям. Это никоим образом не противоречит идеям гибкости, инноваций и предпринимательства. Как заметил Уильям Беверидж, во время Второй мировой войны работавший над своим планом социального обеспечения и государства всеобщего благосостояния, положительное отношение к изменениям и сотрудничество в их осуществлении возможно только на основе защищенности людей.

Краткий ответ на вопрос, заданный в названии, звучит так: нет, гиг-экономике не суждено превратиться в парадигматическую форму трудовых отношений будущей цифровой экономики. С другой стороны, фирмы могут получить значительную часть того, что им приносит гиг-занятость, обращаясь к другим формам прекаризации, а также успешно лоббируя отмену гарантий стандартной занятости.

Все эти проблемы заслоняют от наблюдателя неоднозначный характер трудового договора. На одном уровне он представляет собой равноправное соглашение двух договаривающихся сторон, а на другом этот договор устанавливает неравные отношения по поводу власти. Важнейшая причина, обусловившая известность гиг-занятости, никак не оправданную ее действительным значением, заключается в том, что благодаря ей отношения первого уровня (равноправие) полностью скрывают отношения второго уровня (по поводу власти).

На протяжении большей части XX в. важнейшую роль играла идея о возможности уменьшения асимметрии отношений в том случае, если наемные работники будут пользоваться определенными правами, в какой-то степени компенсирующими власть работодателей. Отсюда возникла идея стандартной занятости, договор о которой предусматривает наделение работников различными правами. С наступлением неолиберального периода многие представители работодателей и их политические союзники стали утверждать, что права, которыми пользовались наемные работники, отрицательно влияют на эффективность бизнеса и должны быть ограничены. Эти требования имели значительный, но далеко не всеобщий успех.
IQ

19 августа, 2020 г.