Люберасы в России

В Издательском доме ВШЭ готовится к публикации подборка сочинений барона Анастасия Христиана Любераса (ок. 1651–1722), посвященных устройству коллегий при Петре I. Её составил и прокомментировал кандидат исторических наук,  младший научный сотрудник Центра истории России Нового времени Школы исторических наук факультета гуманитарных наук НИУ ВШЭ и доцент РАНХиГС, Артур Мустафин. IQ публикует несколько фрагментов из его предваряющего книгу очерка «”И подал повод к разнообразным размышлениям”: барон Люберас и его сочинения об устройстве коллегий в России» — о государственных преобразованиях Петра I, поиске специалистов по управлению за рубежом и многолетней службы нескольких поколений Люберасов в России, а также спорах историков об их роли и влиянии в то время. 

Один из дискуссионных вопросов, традиционно встающих при обсуждении государственных преобразований Петра I, это вопрос о степени, формах и каналах влияния на эти реформы западных моделей, в особенности шведских. В то время как одни считают, что царь скопировал ту административную структуру, которая существовала в европейских державах, другие убеждены, что, хотя Пётр и пытался копировать шведские образцы, копирование это носило чисто формальный, поверхностный характер.

Показательна в этом отношении дискуссия о роли, которую сыграл — или не сыграл — в подготовке коллежской реформы Петра I барон Анастасий Христиан Люберас (ок. 1651–1722). Э.Н. Берендтс, первым обративший внимание на сочинения барона, настаивал, что этому иноземному эксперту принадлежит в ней ключевая роль. По мнению историка, содержание регламентов и уставов, составленных Люберасом, «почти совсем сходно с регламентами, находящимися в П. С. З.».

Впрочем, Берендтс признал, что его вывод слабо обоснован: «входить подробно в разсмотрение каждаго отдельнаго регламента <...> невозможно, это потребовало бы слишком много времени». Практически одновременно с Берендтсом к отдельным текстам барона обратился П.Н. Милюков. Он, однако, оценил вклад барона скромнее: историк полагал, что некоторое влияние идей Любераса обнаруживается только в инструкциях и регламентах Берг-Мануфактур- и Коммерц-коллегий. 

По мнению Милюкова, это объясняется тем, что к составлению регламентов петровских коллегий, за исключением Берг-Мануфактур-коллегии, барон не был непосредственно причастен. Историк также подчеркивал, что Люберас представил свои проекты «черезчур поздно».

Труды Берендтса и Милюкова оказали весьма заметное влияние на историографию проблемы: роль Любераса в коллежской реформе оценивалась, как правило, на основе сведений, представленных в их работах. Хотя впоследствии к архивным материалам Любераса обращались Н.И. Павленко и К. Петерсон, они сконцентрировали свое внимание на тех же сочинениях барона, что и Милюков. При этом Павленко стремился доказать «несостоятельность утверждений буржуазных историков о влиянии иностранных правоведов на организацию» Берг-коллегии в России, а Петерсон, наоборот, то, что Пётр I скопировал шведскую административную структуру.

Особый интерес в связи с этим вызывает работа советского историка Н.А. Воскресенского «Пётр Великий как законодатель», написанная еще в середине прошлого века, но увидевшая свет только в 2017 г. С одной стороны, его исследование отличается методологически строгим подходом к выявлению источников правотворчества Петра I, что, в частности, позволило подвергнуть критике Милюкова за преувеличение роли Любераса в коллежской реформе. Так, Воскресенский писал, что те нормы Берг-привилегии, на которых акцентировал внимание Милюков, «были установлены еще при Алексее Михайловиче». С другой стороны, монография в известной мере окрашена тем нескрываемым пиететом, который автор испытывал в отношении Петра I и его государственной деятельности.

Удивительно, что дискуссия эта основывается на достаточно фрагментарных представлениях об идеях А.Х. Любераса. До сих пор историки, по сути, оперировали лишь двумя его сочинениями, которые якобы позволяют ознакомиться «в общих чертах с тем образцом, который предстояло ввести в России», а также проектом регламента Берг-коллегии, тайным советником в которой и служил А.Х. Люберас. Это тем более досадно, что значительная часть его сочинений, посвященных именно коллежскому устройству, была переведена на русский язык еще в XVIII столетии. Кроме того, исследователи прошли мимо публикации двух проектов Любераса, посвященных учреждению Полицейской коллегии.

Сочинения барона Любераса сегодня известны только специалистам по истории петровских реформ. Удивительно, что один из самых плодотворных «прожектеров» петровской эпохи остается вне поля зрения авторов капитальных трудов по истории общественной мысли и наук об обществе в России. Действительно, если историки и вспоминают о его сочинениях, то рассматривают проекты Любераса исключительно в связи с внешней структурой государственных учреждений, не проявляя особого интереса к достаточно новаторской системе сбора, проверки и анализа информации, предлагаемой в проектах барона. Между тем новейшие исследования все чаще подчеркивают ключевую роль именно механизмов сбора и обработки информации в становлении национальных государств в Европе и в формировании новой экономики.

Коллежская реформа Петра I

Как известно, Пётр I впервые проявил интерес к формированию органов государственного управления на новых, коллегиальных принципах еще в 1698 году, когда английский ученый Ф. Ли составил по его просьбе проект учреждения семи «комитетов или коллегий». Однако практических шагов по устройству коллегий за этим не последовало, несмотря на начавшиеся и все более ускорявшиеся в условиях военного времени административные преобразования. 

Так, в 1699 году были созданы Бурмистрская палата (позднее — Ратуша) и подчинявшиеся ей земские избы, — выборные органы, которым был поручен сбор налогов, что привело к снижению роли соответствующих приказов, ведавших ранее фискальными вопросами. В дальнейшем продолжали создаваться новые приказы (Адмиралтейский, Артиллерии, Военный, Провиантский, Рудокопный), однако общее их число сократилось к 1701 году с 44 до 35.

С этого же года при царе действовала Ближняя канцелярия, контролировавшая работу приказов, прежде всего в финансовой сфере. Именно в Ближней канцелярии проходили последние заседания Боярской думы, которая к середине первого десятилетия XVIII века была заменена консилией министров. 

В 1708 году территорию страны разделили на восемь губерний; их создание привело к резкому сокращению полномочий теперь уже самой Ратуши. И наконец, в 1711 году был учрежден Правительствующий сенат, имевший до открытия коллегий очень широкие полномочия: новое учреждение должно было бороться с уклонениями дворян от службы, «суд иметь нелицемерный», «денег как возможно собирать», а также надзирать за всеми учреждениями и должностными лицами. Непосредственно для контроля за деятельностью чиновников была учреждена должность фискалов.

К идее учреждения в России коллегий Петр I возвратился только в 1712 году. Указом от 12 февраля в Москве была образована Комиссия для устройства Коммерц-коллегии, впрочем, деятельность Комиссии не увенчалась успехом. В 1714 году это дело было поручено П.М. Апраксину, усилиями которого в новой столице была сформирована канцелярия Коммерц-коллегии.

Наконец, в 1715 году Пётр I, задумываясь уже, как считается, над общей реформой государственного управления, поручил российским послам и специально посланным агентам разыскивать и приобретать иностранные источники — опубликованные законы и регламенты. Кроме того, поручалось собирать сведения об административных обычаях и порядках, о повседневной правительственной практике. «А без того, по одним книгам, нельзя будет делать, — писал в том же году царь П.И. Ягужинскому, — ибо всех циркумстанций никогда не пишут». 

Известно, в частности, что к этой деятельности привлекались И.Ю. Трубецкой и В.Л. Долгоруков, находившиеся соответственно в Швеции и Дании. В том же 1715 году Пётр I отправил в качестве тайного агента в Швецию Генриха Фика, который уже в конце следующего года смог вывезти в Россию целый комплекс документов по вопросам государственного управления. Основная же работа по переводу собранных материалов, а также по подбору личного состава для будущих коллегий была проведена под руководством Якова Брюса.

В 1717 году Пётр I непосредственно приступил к организации государственных коллегий. Собственноручные царские указы этого времени определили состав коллегий и номенклатуру должностей в них, размеры жалованья, персоналии президентов и вице-президентов, основные принципы работы новых учреждений. 

Одним из ключевых документов, определивших ход коллежской реформы, стал указ 12 декабря 1718 года, которым коллегиям было поручено .управлять в будущем 1719 году старым, а с 1720 новым манером, а также утверждался реестр коллегий с указанием подведомственных им сфер государственного управления:

1. Чужестранных дел (что ныне Посольской Приказ). Всякия иностранныя и посольския дела [...]
2. Камор (или казенных сборов). Всякое расположение и ведение доходов денежных всего Государства.
3. Юстиция (то есть расправа гражданских дел). Судныя и розыскныя дела; в той же Коллегии в ведении и Поместной Приказ.
4. Ревизион. Счет всех Государственных приходов и расходов.
5. Воинской. Армия и гарнизоны и все воинския дела [...]
6. Адмиралтейской. Флот со всеми морскими воинскими служители, к тому принадлежащими морскими делами и управлении.
7. Коммерц. Смотреть над всеми торгами и торговыми действии.
8. Штатс-Контор (казенный дом). Ведение всех Государственных расходов.
9. Берг и Мануфактур. Рудокопные заводы и все прочие ремесла и рукоделия и заводы оных и размножение, при том же и артиллерия.

Что же принципиально изменилось с созданием коллегий? Три новые коллегии — Военная, Адмиралтейская и Коллегия иностранных дел — занимали в системе органов государственного управления привилегированное положение благодаря тому огромному значению, «которое придавалось в государстве Петра I вооруженным силам и дипломатии». Но эти три коллегии появились не на пустом месте. Как отмечалось выше, еще в начале Северной войны были созданы приказы с аналогичными функциями. 

Следует упомянуть также группу финансовых коллегий, среди которых Камер-коллегия ведала всем приходом, Штатс-контор-коллегия — расходами на нужды государства, а Ревизион-коллегия — контролем за работой финансовых органов. До их учреждения эти три финансовые функции (приход, расход и контроль) в России осуществлял практически каждый приказ. 

Аналогичное значение имело и создание Юстиц-коллегии, которая отобрала судебные функции у многих приказов несудебного профиля и заменила сразу несколько судных приказов. Иначе говоря, произошла унификация и централизация юстиции в России. Наконец, новым для российского государственного управления стало появление учреждений, ведавших торговлей и промышленностью, таких как Коммерц-коллегия и Берг-Мануфактур-коллегия.

Состав российских коллегий и их контор претерпевал существенные изменения ещё при жизни Петра I. В 1720 году среди центральных учреждений появился Главный магистрат, ведавший городским управлением, а в следующем 1721 году — Синод (Духовная коллегия). В том же году из состава Юстиц-коллегии была выделена Вотчинная коллегия, а в 1722 года из состава Берг-Мануфактур-коллегии — Мануфактур-коллегия. Кроме того, в 1722 году для управления Гетманской Украиной была образована Малороссийская коллегия в Глухове. В том же году понизился статус Ревизион-коллегии, а в 1723 году и Штатс-контор-коллегии: обе они стали конторами Сената.

Для того чтобы создаваемые коллегии действительно заработали «новым манером», необходимо было составить регламенты, фиксировавшие их функции, обязанности чиновников, режим работы, процедуры делопроизводства и т.д. Составление проектов регламентов, их обсуждение и исправление оказалось делом не из легких. Так, в 1719 году регламенты своих коллегий получили только президенты Штатс-контор-, Коммерц- и Камер-коллегий. В 1720 году был составлен регламент Коллегии иностранных дел, в 1721 — Главного магистрата, в 1722 — Адмиралтейской коллегии, а в 1723 — Мануфактур-коллегии. 

Таким образом, к моменту смерти императора не было регламентов у Берг-, Военной, Вотчинной и Юстиц-коллегий. Однако ещё в 1720 году при участии Петра I был разработан Генеральный регламент — «не имеющий аналогов документ, своеобразный регламент регламентов», в котором формулировались самые общие принципы деятельности всех государственных коллегий, всего бюрократического аппарата. В Генеральном регламенте также закреплялось главенствующее положение Сената в коллежской системе, а в результате последующей реформы он стал высшей инстанцией, осуществляющей надзор за соблюдением законности вообще.

Следует заметить, что, с одной стороны, от старого приказного управления сохранилось немало более мелких учреждений, которые, как правило, сосуществовали с коллегиями под именем канцелярий: Дворцовая, Ямская, Печатная, Медицинская, Полицмейстерская канцелярии, Преображенский приказ и некоторые другие. Впрочем, приказное делопроизводство и здесь постепенно уступало место новым порядкам. 

С другой стороны, важной составляющей административной реальности являлись многочисленные комиссии, создаваемые для выполнения отдельных поручений. Присущий комиссиям временный характер не требовал детальной разработки специальных регламентов и штатов, что придавало государственной системе функциональную гибкость, позволяло с их помощью оперативно реагировать на новую политическую конъюнктуру.

Этот краткий обзор коллежской реформы позволяет подвергнуть сомнению представление о том, что А.Х. Люберас фатально опоздал с подачей своих проектов и материалов. Во-первых, большинство разработанных им документов барон представил не позднее марта 1719 года. Судя по приведенным данным, к этому времени были подготовлены только регламенты для Штатс-контор- и Коммерц-коллегий, а в последующие годы состав российских коллегий и их контор претерпевал существенные изменения. К тому же не завершена ещё была работа с материалами Г. Фика, продолжавшаяся даже в начале 1720-х годов. 

Во-вторых, версия об «опоздании» предполагает, что Пётр, проводя коллежскую реформу, ограничивался предложениями только одного советника, а именно Фика, который смог тайно вывезти из Швеции множество регламентов и инструкций. Заметим, однако, что Генрих Фик успешно завершил свою миссию уже в декабре 1716-го, а в январе следующего года состоялась его встреча с Петром. Если бы царь решил ограничиться шведскими материалами Фика, то он, надо думать, не стал бы спустя полгода нанимать на российскую службу барона Любераса и поручать ему подготовку проектов коллегий.

Российская траектория 

Имеющиеся у нас сведения о биографии барона А.Х. Любераса фрагментарны, а зачастую и противоречивы. В литературе встречаются утверждения, что он родился либо в Шотландии, либо в Силезии, либо в Саксонии, либо в Гольштейне. Известно, однако, что барон продолжительное время служил в Швеции, а позднее, во время второго путешествия Петра I в Европу, был принят на российскую службу.

По мнению ряда исследователей, в июне 1717 года в городе Спа Люберас мог даже лично встретиться с российским царем. П.Н. Милюков, правда, отрицает этот важный в контексте рассматриваемой дискуссии факт: по его мнению, Пётр хотя и находился в июне в Спа, но поручил провести переговоры с Люберасом П.П. Шафирову. 

Так или иначе, какое-то время после поступления на российскую службу барон оставался за границей, где занимался наймом иностранцев для службы в коллегиях, прежде всего в Берг-Мануфактур-коллегии. Одновременно он составлял проекты регламентов, которые по приезду в Россию в конце 1718 года и попытался передать царю через П.И. Ягужинского. О жизни и деятельности Любераса в России сведений в литературе практически нет.

Новые документы, в первую очередь «Записка о наследниках...», позволяют нам до некоторой степени восполнить пробелы в биографии Любераса, а также его ближайших родственников. Известно, что Иоганн Людвиг (сын Анастасия Христиана) долго и успешно служил в России. Однако из имеющихся в нашем распоряжении документов следует, что и Христиан Людвиг Люберас, предполагаемый отец нашего героя (соответственно, дед Иоганна Людвига), также имел опыт службы в России. Можно полагать, что это сыграло определенную роль в формировании представлений барона о незнакомой для него стране.

Итак, из дела о «Приезде в Россию из Дании и Браденбургии инженер-майора Людвиха фон Любераса...» мы узнаем, что Христиан Людвиг Люберас родился в Моравии и служил «цесарскому величеству», как и его собственный отец Иоганн. Позднее Христиан продолжил службу в Англии, где был пожалован в майоры. Но, пробыв там два года, он «от короля англинского приехал в службу [к королю] датцкому». Однако и в Дании он не задержался надолго: посланники московского царя стольник Семен Алмазов и дьяк Семен Румянцев просили датского короля прислать в русскую службу «добрых» инженеров. Самого Христиана они уговорили ехать в Россию, пообещав ему чин подполковника. 

По приезду в Россию осенью 1679 года Люберас составил письмо, в котором обещал царю, что «все крепости и весь пушечной снаряд в добром основании будет, если ему будет пожалован чин генерал-инженера и последует «полное обнадёживание» и по другим его «статьям», преимущественно касавшимся денежных вопросов. Письмо было переведено с немецкого на русский, но каких-либо положительных изменений в служебном положении Христиана не произошло. Более того, несколько месяцев спустя его обокрали и избили. 

Не добившись приемлемых для него жалования и условий службы, Люберас в июне 1680 года просил отпустить его обратно в Данию с выдачей ему 100 рублей. Вскоре его просьбу удовлетворили. Таким образом, Христиан Люберас провел в России всего лишь около года.

Что касается самого Анастасия Христиана, то из «Записки о наследниках...» мы узнаем, что он «родился [в] Шлойской земле» (Силезии), служил в Швеции «капитаном и женился на лифляндской дворянке, с которою прижил два сына и дочь». В Лифляндии Люберас «каталический закон оставил, а принял лютеранской». Вскоре после смерти жены он уволился со шведской службы и отправился в Силезию, а «те два сына на их собственную фартуну оставил».

Старший из двух сыновей, Иоганн Людвиг, в какой-то мере повторил служебный путь своего деда: сначала он выслужил чин поручика в Дании, а затем отправился в Россию, где ему вскоре удалось стать инженер-полковником. Отец и сын встретились наконец в 1717 году, когда Пётр I послал Иоганна Любераса в немецкие земли для поиска иностранных специалистов, готовых работать в России. 

К этому времени Люберас-отец пришел «в худое состояние»: его прожекты не находили поддержки при чужеземных дворах. Иоганн посоветовал отцу, «чтоб оной по своей науке и искал фартун в России». Как известно, именно в это время Пётр I находился в заграничной поездке, к нему-то и обратился Люберас с предложением своих услуг. Однако вопрос о том, произошла ли в тот момент личная встреча Любераса с русским государем, нам прояснить так и не удалось. Имеющиеся в нашем распоряжении документы лишь содержат упоминание «в Спа в 1717 году поданных предварительных мыслей», но не свидетельствуют о личной встрече как таковой.

Так или иначе, 1 июля 1717 года барона Любераса приняли на русскую службу. С одной стороны, его определили «для учреждения и распоряжения коллегий». С другой стороны, ему повелели «быть у дел с генералом-фельцейхмейстером господином Брюсом в коллегии берг и манифактур, писатца ему тайным советником». На первое время, впрочем, ему было велено вместе с сыном окончить «порученные комиссии» — нанимать в Европе иностранцев для службы в коллегиях. Однако даже находясь на российской службе, Люберас долгое время не получал жалованье. По всей видимости, эти задержки и проволочки, вполне обычные в то время, и вынудили его занять денег у «одново берлинского купца».

Тем временем Люберас составлял проекты «регламентов» и «учреждений» для российских коллегий, с которыми он и прибыл в Санкт-Петербург в конце 1718 года Написанные им проекты Люберас передал через П.И. Ягужинского царю до отъезда государя в Олонец, то есть до 19 января 1719 года. 

О реакции государя на них нам ничего не известно; не знаем мы даже, и читал ли их Пётр вообще. Тем не менее барон продолжал сочинять записки по вопросам коллежского устройства. При этом Люберас так и не обязался служить в России вечно, а в марте 1720 года принял присягу по особой форме: «ежели капитуляция моя ненарушимо содержана будет, а старость и слабость моя мне допустит, то я обязуюсь <...> еще 2 года <...> со всякою верностию и послушенством служить». 

Находясь на российской службе около пяти лет и получая солидное годовое жалование в 5000 рублей, он «сколько мог дочери своей в Силезию посылал» деньги. Вместе с тем его сын Иоганн после смерти барона в 1722 году «по претензии одново берлинского купца принужден был заплатить 6800 рублей», которые в 1717 году занимал у того Люберас-отец.

По всей видимости, после смерти барона его документы оказались у его сына — Иоганна Людвига Любераса, который известен не только как руководитель строительства различных инженерных сооружений, но и как первый директор Кадетского корпуса, а также как российский представитель при заключении в 1743 году Абоского мира. Не исключено, что перу именно Любераса-сына принадлежит и анонимное «Покорнейшее мнение о приумножении домов и населения города Санкт-Петербурга», составленное на немецком языке в ноябре 1730 года и переведенное впоследствии вместе с остальными сочинениями Любераса-отца. 

Предположение об авторстве Любераса-сына высказали Э.Н. Берендтс и П.Н. Милюков, но так и не привели в его пользу весомых аргументов. Здесь следует учесть и то обстоятельство, что в биографических словарях отец и сын Люберасы слились в одного персонажа: авторы словарных статей о Люберасе-сыне ошибочно указывали, что он являлся вице-президентом Берг-Мануфактур-коллегии, а также автором проектов о коллежском устройстве. 

Добавим, что Иоганн Людвиг не оставил детей, но заботился о дочерях рано умершего младшего брата. После смерти Иоганна Людвига в 1752 году сохранившиеся бумаги (возможно, включая и те, что принадлежали его отцу) разбирал его ближайший сотрудник — Абрам Ганнибал. Позднее документы были переданы в Коллегию иностранных дел, а затем, в 1795-м, в её архив.
IQ

2 сентября, 2020 г.