• A
  • A
  • A
  • АБB
  • АБB
  • АБB
  • А
  • А
  • А
  • А
  • А
Обычная версия сайта

Чернобыль: эффект присутствия

Зачем читать книгу Адама Хиггинботама о катастрофе на Чернобыльской АЭС

Wikimedia Commons

Русское название недавно вышедшей в издательстве «Альпина нон-фикшн» книги «Чернобыль. История катастрофы» может показаться более подходящим, чем буквальный перевод с английского «Чернобыльская полночь. Нерассказанная история величайшей ядерной катастрофы». И не только потому, что скептик назовёт подобной катастрофой не Чернобыль, после которого погибли тысячи, а Хиросиму или Нагасаки, погубивших несопоставимо больше людей. Кроме того, для нашего читателя слово «нерасказанная» в отношении Чернобыля — некоторый перебор. Статей и даже книг на тему аварии на Чернобыльской АЭС в России вышло явно больше, чем на Западе. Какая уж тут может быть «нерассказанность»? Но тем не менее, она есть. Называя вещи своими именами, в каком-то смысле на русском так и не вышла книга, занимающая ту же «экологическую нишу», что и произведение британского журналиста Адама Хиггинботама.

Человеческая история

Главное, что отличает книгу Хиггинботама от стандартных описаний Чернобыльской аварии — это подход «от человека». Значительная часть текста написана на основе огромного количества интервью, взятых им на протяжении десятков лет. Это сильная сторона текста — обычный для нашей страны стиль изложения таких событий — перечисление фактов, где цитаты действующих лиц вкрапляются довольно редко.

Адам Хиггинботам действует прямо противоположно: как видно по ссылкам, значительная часть того, что он перечисляет в тексте как факты — пересказ интервью. В результате в тексте создаётся заметный эффект присутствия, «репортажность», крайне несвойственная серьёзным книгам о Чернобыле, опубликованным в нашей стране.

На этом эффекте повествование плавно катится от периода подготовки к строительству ЧАЭС до первых серьёзных проблем в её эксплуатации — и ночи рокового «эксперимента» — 26 апреля 1986 года. Затем теми же «человеческими глазами» рассказывается о судьбе 31 жертвы самого взрыва, трагедии эвакуации жителей из прилегающих зон. Наконец, о суде над работниками станции — где их, по правде сказать, не очень заслуженно (о чём Хиггинботам также рассказывает) заклеймили главными виновниками Чернобыльской катастрофы.

Непривычный к такому изложению «глазами простого человека» российский читатель может сперва подумать, что перед ним скорее нечто художественное, чем историческое. Ведь в «наших» книгах по истории редко увидишь такие сцены:

« — Двести пятьдесят рентген в час! — крикнул сержант. Его глаза округлились от удивления. — Товарищ лейтенант... — начал он, показывая на прибор.

Логачев взглянул на радиометр и почувствовал, что у него от ужаса волосы встают дыбом: 2080 рентген в час. Просто невероятно... лейтенант услышал, как он сам в панике кричит водителю, холодея от ужаса, что машина вдруг заглохнет.

— Куда едешь, сукин сын? Совсем е...ся?… Если движок сдохнет, мы все через пятнадцать минут будем трупы!»

Однако это точно не художественная литература. Об этом говорит не только обширный и проработанный ссылочный аппарат, но и очень тщательное изложение деталей чернобыльской катастрофы — одно из лучших опубликованных на русском языке. Хиггинботам решительно отворачивается от рассказов, что причиной трагедии был «эксперимент» или «ошибка персонала» — он четко и с опорой на конкретные источники относит её на счёт недостатков в конструкции реакторов РБМК (до их постчернобыльской модернизации). Он очень понятно объясняет, почему аварийные стержни на нём нормально работали только при высокой мощности реактора, а при низкой действовали как средство разгона, но не торможения ядерных реакций.

Автор здесь использует неплохое сравнение: стержни аварийной защиты в реакторе должны были играть роль тормоза в автомобиле, но из-за упомянутой ошибки проектировщиков при низкой мощности реактора внезапно начинали играть роль «газа». (Впрочем, Хиггинботам не первый, кто использовал подобное сравнение).

Всё это несомненные плюсы: в России и по сию пору можно услышать рассказы о «непродуманном эксперименте», который британский журналист фактически корректно называет обычным, плановым мероприятием — испытанием работы реактора в условиях возможной аварии. Очень важна и ещё одна педалируемая Хиггинботамом деталь: канальные реакторы большой мощности (РБМК) были плохо задуманы изначально, — на водо-водяных реакторах (ВВЭР) аварии такой тяжести в принципе не могло произойти.

В нашей стране самыми многочисленными типами реакторов являются ВВЭР (их строят и сегодня) и РБМК (не строят после Чернобыля). В обоих типах используются медленные нейтроны. Не вдаваясь в подробности можно сказать, что у реакторов в активной зоне должно быть вещество, замедляющее нейтроны, иначе они не смогут работать.

И РБМК, и ВВЭР содержат металлические стержни — ТВЭЛы — с урансодержащим топливом, выделяющим тепло. У обоих типов реакторов между этими стержнями размещено вещество-замедлитель. Только у РБМК это неподвижные блоки графита, а у ВВЭР — вода, свободно протекающая между ТВЭЛами и при этом отводящая от них тепло.

Графитовое решение, в сравнении с водяным, имеет один большой недостаток. У ВВЭР в случае аварийного перегрева реактора, вода в нём закипит, превратившись в пар. А пар намного хуже замедляет нейтроны, поэтому реактор начнет «глохнуть» сам собой, безо всякого вмешательства операторов. Тогда как у РБМК нейтроны замедляет графит, который при перегреве активной зоны никуда не испаряется — и продолжает замедлять, одновременно разгоняя работу реактора. Поэтому «сам собой» такой реактор уже не заглохнет — нужно вмешательство операторов, либо управляющей автоматики. Таким образом, ВВЭР в принципе не мог перегреться так сильно, чтобы его взрыв разрушил корпус и выбросил отработавшее ядерное топливо в атмосферу, а вот РБМК — вполне.

Данный аспект в книге очень важен — понимание того, что авария РБМК была вызвана непродуманной конструкцией реактора — ключ ко всей чернобыльской загадке. Здесь лежит объяснение, почему ни одна другая радиационная авария ни на одном другом энергетическом ядерном реакторе так и не привела к жертвам, — а эта привела.

Остановка на полпути

Впрочем, подход к чернобыльской истории «от человека» имеет и свои минусы. Чувства, мысли и переживания людей, непосредственно видевших трагедию, весьма важны, и это нет смысла оспаривать. Однако если мы хотим понять, что произошло на самом деле, мнения самих участников часто недостаточно. Как и в любой сложной теме, нужно узнать и то, что думает о произошедшем наука. А вот здесь в книге явные сложности, о которых мы и поговорим ниже.

Возьмём проблему эвакуации из чернобыльской зоны отчуждения. Автор книги весьма подробно описывает её глазами современников событий. Но если бы он привлёк сюда ещё и научные работы, то упомянул бы статью британских исследователей, вышедшую в 2017 году в рецензируемом журнале Process Safety and Environmental Protection. В ней было показано — в силу переоценки радиационной опасности сразу после аварии из 336 тысяч эвакуированных 305 тысяч заставили покинуть свои родные места зря — в итоге их продолжительность жизни не выросла, а даже сократилась. Информация о том, что 90% переселённых не нужно было поднимать с мест, как нам представляется, позволила бы читателю куда лучше понять трагедию эвакуации — по духу не столько шекспировскую, сколько кафкианскую.

Научные работы могли бы ощутимо прояснить и другие вопросы. Всё познается в сравнении. Банальная фраза, но часто мы платим дороже всего за недоучёт именно азбучных истин. К Чернобылю это относится в полной мере. Поскольку это единственная радиационная авария на АЭС, для которой на строго научной основе установлено наличие жертв, число погибших играет исключительно важную роль.

Но где оно в книге? Есть упоминания ранних оценок западных наблюдателей — что от чернобыльских радионуклидов погибнет 75 тысяч человек (из них 40 тысяч — в СССР, см. стр. 361). Но, как замечал в отдельном интервью сам Адам Хиггинботам, нет никаких научных оснований полагать, что число жертв чернобыльской радиации выше 15 тысяч, а скорее всего в промежутке от 9 000 до 15 000. На этой основе он критикует ни на чём не основанные оценки «Гринпис» в 200 000 погибших. Почему этой цифры нет в книге, но есть в интервью? Неизвестно.

Более того, было бы справедливым дать и научную консенсусную оценку ВОЗ, согласно которой общее число жертв радиационной катастрофы никогда не превысит даже 4000 человек.

Почему это важно? Не всё ли равно, сколько людей погибло в катастрофе, случившейся треть века назад? Дело в том, что как указывал ещё академик Валерий Легасов, один из персонажей книги, даже традиционная тепловая энергетика весьма опасна. О её опасности не пишут книги и не снимает сериалы НВО, подобные недавнему «Чернобылю», но только в США она убивает 50 000 человек в год. В мире число её жертв оценивается в сотни тысяч. И всё это не говоря о том, что сжигание ископаемого топлива чётко коррелирует с вероятностью болезней Альцгеймера и Паркинсона — настоящих бичей нашего времени, способных испортить жизнь даже тем, кто ещё жив.

Приведи Хиггинботам цифру в 4 000 погибших в Чернобыле или менее общепринятую гипотезу о 15 000 смертей, а затем сравни её с числом жертв тепловой энергетики, — и он смог бы наглядно продемонстрировать реальную значимость чернобыльской катастрофы для мира.

Здесь мы совсем не имеем в виду «смог бы продемонстрировать её незначительность». Нет, настоящая трагедия Чернобыля куда больше, чем число погибших от радионуклидов. Она в том, что после 1986 года атомная энергетика по всему миру затормозила свое развитие, и до сих пор её доля в мировой выработке электроэнергии остается той же, что и десятки лет назад.

Несложно понять, что это значит. Согласно расчётам исследователей, к 2009 году замещение части тепловой энергетики за счёт атомной спасло от смерти 1,84 миллиона человек, и может спасти ещё семь миллионов в ближайшие сорок лет. До 2009 года АЭС предотвратили выбросы 65 миллиардов тонн углекислого газа — больше, чем все солнечные и ветровые станции на 2020 год.

Получается, Чернобыль стал тем самым молоком (а точнее в его роли — плохо спроектированный реактор РБМК), обжегшись на котором, человечество теперь дует на воду (хорошо спроектированные водо-водяные атомные реакторы). Но и это «молоко» выглядит заметно менее смертоносным, чем тепловая энергетика.

Если посчитать всех тех, кто умер от остановки строительства АЭС после 1986 года, число чернобыльских жертв вполне может превысить миллион. Скорее всего, психологическая стигма от события у Припяти будет висеть над атомной энергетикой ещё очень долго. Общее число людей, которые заплатят за страх перед АЭС своими жизнями, в перспективе может достигнуть миллионов.

Снятые — но не до конца — очки пропаганды

Хиггинботам не без оснований гордится тем, что его описание советской действительности той поры по западным меркам весьма непредвзятое. В одном из интервью о своей книге он так и говорит: «Когда я начал разговаривать со свидетелями событий, то начал понимать, что мои представления об этих людях были окрашены западной пропагандой в темные тона настолько же сильно (ведь я вырос во время Холодной войны), как, вероятно, советская пропаганда искажала и их представление о Западе».

Это, с одной стороны, верно. Пьяные в ушанках и иные живописные детали из некоторой части западной литературы о России/СССР в книге практически отсутствуют. Но всё же некоторые фрагменты, задающие контекст — описания жизни советского общества той эпохи в целом — не всегда можно признать вполне точными.

Возьмём, например, такой отрывок: «К 1970 году, когда молодой директор начал работать в Чернобыле, советский экономический эксперимент пошёл в обратную сторону. СССР сгибался под нагрузкой десятилетий централизованного планирования, бесполезной бюрократии, огромных военных расходов и повсеместной коррупции… Дефицит и пробуксовывание на месте, воровство и приписки разрушали изнутри почти каждую отрасль. Ядерное строительство не было исключением».

Формально в этом описании всё верно. Но если современный читатель прочтёт его, не зная контекста, то у него сложится впечатление, что он читает про страну в глубоком экономическом кризисе. На эту же мысль его натолкнут и многие другие пассажи книги: «для людей, родившихся в СССР на унылых фабричных окраинах, выросших в засушливых степях Казахстана или в Сибири по соседству с исправительно-трудовыми колониями, новый атомград был настоящим раем для рабочих. На кадрах любительской фото- и киносъемки жители Припяти предстают не измученными жертвами социалистического эксперимента, а беззаботными молодыми людьми».

Возникает — пусть даже и помимо воли автора — ощущение, как будто СССР в целом был страной, наполненной лишь унылыми индустриально-лагерными пейзажами.

Реальность была гораздо более сложной. Фактически этот период — время быстрого экономического роста (хотя и с нарастанием структурных экономических диспропорций). Смертность в позднем СССР — один из лучших индикаторов уровня жизни граждан — устойчиво снижалась, несмотря на рост численности населения. Это не могло случиться в «сгибающемся» обществе, как хорошо показал пример начала 1990-х годов в странах СНГ. 

Напомним, что в 1990-1994 году годовая смертность в России выросла на 38% (ВВП упал на 35,2%). Даже в не столь пострадавшей в те годы Белоруссии смертность выросла на 20% (ВВП упал на 23,2%). Если советские люди были так уж измучены экспериментом к 1986 году, как они вообще выжили в 1990-е? Ответить на этот вопрос просто: в 1970-1990 годы ВВП СССР вырос вдвое. А значит и вне «счастливого атомограда» Припяти (каким его рисует Хиггинботам) население жило пусть и не слишком обеспечено, но вовсе не как «измученные жертвы эксперимента».

Мелкие шероховатости

Часть сложных мест русского варианта книги может объясняться тем, что тексты на подобные научно-технические темы, как это ни банально звучит, действительно сложны. И поэтому в них почти неизбежно встречаются мелкие ошибки. Некоторые из этих ошибок «общепопуляризаторские», и для понимания смысла чернобыльских событий не столь важны. Например, так обстоит дело с утверждением, что ядро атома «состоит из нейтронов и протонов». На деле, разумеется, примерно три четверти атомов Вселенной не содержат ни одного нейтрона. Таких незначительных неточностей в тексте немало, и приводить их все мы считаем излишним.

Но есть и иные примеры. Хиггинботам пишет: «Расплавившиеся первыми и набравшие температуру свыше +1850 °С в течение получаса после взрыва циркониевые оболочки топливных сборок растворили таблетки двуокиси урана» (см стр.395).

Как известно, двуокись урана — ядерное топливо большинства реакторов и в 1986 году, как, впрочем, и сегодня — имеет температуру плавления +2865 °C. Следовательно уже поэтому циркониевые оболочки не могли бы их «растворить» в обычном смысле этого слова при той температуре, что указана в книге. Читателю было бы проще поверить в эти строки, если бы в книге было указано: в действительности температура в активной зоне реактора превосходила +2600 °C. И вот тогда-то диоксид урана и «поплыл», а затем образовал жидкую смесь с цирконием, температура плавления которой уже куда ниже, чем у самого ядерного топлива. За счёт этой смеси «лавоподобный материал» и смог оставаться жидким достаточно долго, чтобы прожечь себе путь до подвала четвёртого энергоблока.

Парадокс в том, что через некоторое количество страниц Хиггинботам всё же пишет, что перегрев активной зоны был не до +1850 °С, а заметно сильнее, но правильно ли в разных частях книги излагать одно и то же событие несколько по-разному?

Присутствуют в тексте и отдельные незначительные анахронизмы, например, «Курчатовский институт», как его называют сегодня, в годы чернобыльских событий назывался «Институт атомной энергии имени И.В. Курчатова». Нынешнее имя он получил лишь в 1991 году. Но это может вызвать неприятие разве что у самых дотошных и педантичных читателей, так что всерьёз оценивать такие мелочи негативно вряд ли стоит.

Есть и некоторые другие мелкие ошибки, никак не влияющие на сущность текста в целом. Допустим, директор ЧАЭС Виктор Брюханов, согласно Хиггинботтаму, до того строил «Ангренскую ГЭС в 100 км от Ташкента». Но в Узбекистане нет и не было ГЭС с таким названием. Близ Ангрена в 2010 году появилась Ахаранганская ГЭС, но Брюханов там явно не работал, он покинул Среднюю Азию в 1960-х. Судя по датам, автор имел в виду Ангренскую ТЭС (то есть тепловую, а не гидроэлектростанцию). Она строилась именно в те годы.

Впрочем, мало кому приходилось видеть книгу объемом с «Чернобыль», в которой не было бы ни одной такой мелкой ошибки. Отрадно, что у Хиггинботама в его русском издании их весьма немного, что, несомненно, является заслугой и научного редактора издательства «Альпина нон-фикшн».

Читать иль не читать?

Традиционно-гамлетовский вопрос автора любой рецензии всегда можно переформулировать: стали ли бы вы рекомендовать её другу? В случае книги Хиггинботама ответ однозначный — да. В нашей стране очень плохо умеют писать популярные книги о масштабных исторических событиях. Как мы отметили выше, Чернобыль фактически зачеркнул жизни миллионов людей, умерших от замораживания строительства многих АЭС — и в результате павших жертвами микрочастиц от ТЭС. Такие события интересны, и чтобы понять, как именно это произошло «Чернобыль: история катастрофы» может быть весьма полезен.

Если угодно, это беллетризованная хрестоматия, составленная из множества устных свидетельств, изложенных как в репортажном стиле, так и с помощью прямых цитат действующих лиц. При этом она написана и читается как увлекательный триллер, а не как документальная повесть.

Единственное, что при этом стоит держать в голове — этой книгой реальная история Чернобыля не заканчивается.

Тот же Хиггинботам в интервью отмечает, что опустил из основного текста много важных деталей. В частности, он говорил с одним из тех, кто стоял на «Мосту смерти», столько красочно показанном в сериале НВО. Автор выяснил, что рассказы про «все стоявшие на мосту и смотревшие на пожар АЭС погибли» — просто городская легенда, не имеющая под собой никаких оснований. Так же, как и история о вертолёте, упавшем «от радиации» (в реальности он рухнул зацепившись за трос). Было бы не так уж плохо, если бы разбор этих мифов был бы включен в книгу.

Однако это, в каком-то смысле, претензия в стиле «если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича». Мы можем сколько угодно говорить, чего в книге Хиггинботама нет, но это никак не отменяет достоинств того, что в ней есть. Во-первых, это достаточно увлекательное и насыщенное живой речью повествование о событии, до сих пор остающегося, увы, не слишком понятным для подавляющего большинства жителей нашей страны. А тем более мира в целом. Во-вторых, её выход на русском явно вызовет новый всплеск интереса к чернобыльской теме.

Всем российским книгам, посвященным Чернобылю, ни того, ни другого до сих пор не удавалось. Очень малая доля из них создает такой же мощный эффект присутствия и написана столь же популярным языком. Поэтому наш вердикт прост: чем меньше вы знаете об истории этой катастрофы, тем больше вам стоит прочесть «Чернобыль. История катастрофы» Адама Хиггинботама.
IQ

 

Автор текста: Александр Березин

29 октября, 2020 г.