• A
  • A
  • A
  • АБB
  • АБB
  • АБB
  • А
  • А
  • А
  • А
  • А
Обычная версия сайта

Картотека: старофранцузские королевские песни

Пиршество метафор от Франсуа Вийона до Парнасской школы

Концерт ангелов, фреска XVI века

Старофранцузский жанр королевских песен прожил с перерывами с XIV до ХХ века. На закате своего существования он сохранял лишь стиль, утратив прежнее сакральное содержание. А вот на заре, в позднем Средневековье, королевские песни чеканились, как монеты, по строгим лекалам, целыми партиями. Но жёсткая форма и возвышенная тематика — из области Священной истории — не сковывали изобретательной фантазии метафор. Наряду с традиционными божественными символами — райскими садами, звёздами и единорогами, в стихах появлялись приметы времени: Библия уподоблялась типографии, Новый завет — точной карте, указывающей морякам — всему человечеству — путь к спасению. На основе доклада доцента Школы филологических наук НИУ ВШЭ, переводчика Артема Серебренникова IQ рассказывает об интересных особенностях и истории королевских песен. Лучшие из них в переводе российских поэтов вы также найдёте в конце карточек в выпадающих окнах.

Что такое королевская песня?

Французская позднесредневековая chant royal — королевская песня (она же «королевская баллада») — жанр строгой формы, возвышенного содержания и безграничной свободы метафор. В стихах, разрабатывающих мотивы Священного писания, неожиданно появляются университет, космография, кузнечное дело, камнетёсные мастерские и даже Великие географические открытия.

Горний и земной мир бесконечно иллюстрируют друг друга. Аптекарское дело — метафора исцеления души. Гончарное ремесло — сродни сотворению мира. Библия — грандиозная типография. Моряки, ищущие новые земли, в итоге находят рай. Купец, поэт, картограф и мореплаватель Жан Пармантье (Jean Parmentier, 1494–1529) в стихах восклицает: «...La terre neufve en tous biens fructueuse!» — «Всем изобильна новая земля»!

Одна из причин изобретательности метафор — демократизм жанра королевской песни. Он недолго был аристократическим, «герцогским». На рубеже XV–XVI веков это искусство пошло в массы, баллады производились в мануфактурных масштабах. Их писали представители самых разных сословий: от баронов и аббатов до купцов, цеховых мастеров и ремесленников. Каждый привносил в поэзию свой мир, свой образ жизни. И, конечно, эти песни сочинялись не на латыни, а на живом языке, который мы сегодня называем старофранцузским.

Жан Пармантье «Королевская песня о новой земле» (сам автор названия не дал, зато дал переводчик). Перевод А. Серебренникова.

<Королевская песня о новой земле>

— Свистать на вахту! Ну, живей, живей!
— Какая склянка? — Шевелись, лентяи!
Уж вышло время. Парни, не робей!
Пора уж, его даром не теряя,
Приняться за работу, выбирая
Посильного деянья бремена.
— Да почему? — Земля уже видна!
Тяни канат Усердья посильнее,
Спускай Надежды якорь с корабля.
Узнаете вы как нельзя скорее:
Всем изобильна новая земля.

Здесь ваша доля; я уж много дней
Её в конце похода обещаю.
— Когда же суша станет нам видней?
— Уж скоро: Божью волю возвещаю.
Когда, для света небо очищая,
Падет тумана злого пелена,
То вновь лампада будет зажжена
Над морем, освещая нас и грея,
А тьму и мглу безжалостно паля.
Узнай, о свете Мудрости радея:
Всем изобильна новая земля.

— Уж день настал? — Уходит мрак ночей,
В сиянии стремительно сгорая!
Над морем свет от солнечных лучей
Зажегся, тьму и тучи разгоняя
И взору изумленному являя
Господню Длань — ту бухту, где волна
Иль буря мореходу не страшна.
— А хлеб там будет? Будут — что чуднее — 
Мёд, молоко и тучные поля?
— В избытке. Не солгал о той земле я:
Всем изобильна новая земля.

Копья Любви на свете нет острей — 
Летит, сердца чистейшие пронзая;
Подняться я на марс велю скорей,
На мачте прочно древко закрепляя
И гордо знамя Чести водружая!
Кто видит — поднялось ли что со дна?
— Видна мне по бакборту белизна.
Мой капитан, то небо ль? — Разумею:
Сияет солнце, берега светля,
И обознался ты — небес белее,
Всем изобильна, новая земля.

Благословенье Божие на ней;
Раскинулись поля её, лаская
И услаждая взор людских очей!
Вы не найдете сладостнее края.
Пасётся Агнец здесь, траву вкушая,
Ему вся Благодать уделена.
Да будет красота уяснена
Сих мест, что процветают, зеленея:
Всевышний, к Деве соблаговоля,
Прозванье дал ей милостью Своею:
«Всем изобильна новая земля».

Вперед, скитальцы! В дар вам отдана
Богатая, счастливая страна!
День проведите, буйно веселея,
Марию-Деву радостно хваля.
Ей похвалы не выискать точнее:
«Всем изобильна новая земля».

Почему жанр демократичный, а песни — «королевские»?

В силу возвышенного содержания. Среди их персонажей — Дева Мария, Иисус Христос, Троица, ангелы и пр. Ну и земные сакральные фигуры, конечно, тоже появляются — короли, например (ведь их власть священна!). Ну и, конечно, писать эти песни было особым искусством, в котором могли преуспеть только настоящие «властители» слова.

А о сугубо земном эти песни рассказывают?

Да, например, о человеческих страстях, эмоциях, даже о патриотических чувствах. Но религиозный пафос так или иначе есть. В песне герцога Карла Орлеанского (Charles d'Orléans) «Жалоба Франции» (La complainte de France) все эти переживания слиты воедино. Франция — «держава христианская святая», оплот истинной веры — выглядит как страдающая, измученная грешница.

«В тебе обжорство, леность, величанье,
Во прах ты справедливость попрала,
В тебе разврат без меры и без края».

Перевод Александра Триандафилиди

«Принц поэтов» (так называли Карла Орлеанского) завершает песню автобиографическими строками («В плену томлюсь, от родины отнят») и зарифмовывает свою судьбу и судьбу Франции. И, конечно, молится о её благополучии: «Чтоб печаль твоя прошла, держава христианская святая».

Карл Орлеанский «Жалоба Франции» (перевод А. Триандафилиди)

Жалоба Франции

О Франция, как благородства клад
Ты исстари снискала почитанье,
В тебе любой мог встретить добрый лад,
Куртуазию, верность, честь и знанье,
И прочих добродетелей собранье.
Ты чужеземцев за собой вела,
А нынче зрю я, душу растравляя,
Твоя судьба не в меру тяжела,
Держава христианская святая.

Откуда столько зла встречает взгляд?
Ты знаешь, отчего твоё терзанье?
И чтобы стала ты мудрей стократ,
Я так тебе промолвлю в назиданье:
В тебе обжорство, леность, величанье,
Во прах ты справедливость попрала,
В тебе разврат без меры и без края.
Всем оным кару Божью навлекла,
Держава христианская святая.

Не думай, что в упреке спрятан яд,
Господь всеблаг и полон состраданья;
К Нему твои молитвы долетят.
Проси, тебе ведь дал Он обещанье:
Когда к Смирению приложишь тщанье,
Излечишься и станешь весела;
За всех и за тебя Господь, страдая,
Свой крест приял; будь верою светла,
Держава христианская святая.

Ты вспомни, Он вручил тебе булат,
Велел «Монджой!» кричать средь ликованья,
Лазурный стяг тобою был поднят,
Три Лилии лучили там сиянье,
Их дал тебе Он для врагов попранья,
Святую Орифламму ты взяла
В знак доблести; так чти, не забывая
Сии дары, которыми цвела
Держава христианская святая.

Ещё Он голубя в твой вертоград
Послал как милости знаменованье,
Чтоб Королей, твоих могучих чад,
Помазать мирром на коронованье,
Он также дал тебе для процветанья
Святые мощи, дабы берегла,
Чтоб понял мир, согласно признавая,
Что не падёшь ты под пятою зла,
Держава христианская святая.

Тебя и Рим почтил, священный град,
Назвав своей опорой, правой дланью,
От бед была прочней ты всех оград,
И папский двор по своему желанью
Тебе свое доверил пребыванье;
Но ты сегодня Богу не мила,
Скорби же громко, в горести рыдая,
Ведь Им любима прежде ты была,
Держава христианская святая.

В твоих героях много лет назад
Поборников имели христиане;
О сколько было доблести, отрад
В Роланде, Оливьере, Шарлемане,
В Людовике Святом, на поле брани
Повергшем сарацинов без числа,
Вершившем труд, отвагою пылая!
Так летопись правдиво донесла,
Держава христианская святая.

О Франция, теперь в тебе разлад,
Хранитель твой подвергнул наказанью
Тебя за все грехи, что так смердят,
Пусть не смолкает месс благих звучанье
Во славу тех, кто принял смерть в страданье,
Служа тебе; ты помни их дела,
Навек в своих анналах сохраняя,
Посулами себя б ты не спасла,
Держава христианская святая.

Господь принять тебя в объятья рад,
Готов простить все грешные деянья;
Ты у Него проси себе пощад,
И помощь даст Царица мирозданья,
Святая Дева, смертных упованье.
Помогут и святые, чьи тела
В тебе почиют, вечный сон вкушая;
Проснись, так долго ты в грехе спала,
Держава христианская святая.

Карл, герцог Орлеанский, был я млад
В ту пору как писал сие посланье.
В плену томлюсь, от родины отнят,
В чём вам охотно я даю признанье
И обращаю к Господу воззванье,
Пусть Мир над нею распрострёт крыла,
Всем сердцем жажду мира, уповая
На Бога, чтоб печаль твоя прошла,
Держава христианская святая.

Ну а совсем уж личные чувства встречаются?

Бывает и такое. Особенно в пору расцвета жанра королевских песен, на рубеже XV–XVI веков, когда эти сочинения бесконечно разнообразны. Так, знаменитый поэт и гуманист Клеман Маро — один из вестников Ренессанса — пишет стихи «Против той, кто была подругой поэта», в которых с горечью и иронией рассказывает, как возлюбленная донесла на него. Во время Великого поста он оскоромился — и дама решила проучить его.

И вот она, не чуя ног,
Спешит с доносом на того,
Кто за нее костьми бы лег:
«Он сало ел. Хватай его!»

Перевод Юрия Корнеева

Баллады довольно часто раскрывают чувства поэтов. В этом, кстати, преуспел великий Франсуа Вийон, который одно время находился при дворе Карла Орлеанского в Блуа.

Клеман Маро «Против той, кто была подругой поэта» (перевод Ю. Корнеева)

Когда я в пост, повздорив с милой,
Ревнивый бросил ей упрёк,
Со зла красавица решила,
Что дать мне следует урок,
И вот она, не чуя ног,
Спешит с доносом на того,
Кто за неё костьми бы лег:
«Он сало ел. Хватай его!»
Так эта весть святош взбесила,
Что через самый краткий срок
Явились стражники-верзилы
Меня упрятать под замок,
И толстый их сержант изрёк
С порога дома моего:
«Вот он, Клеман, убей нас бог!
Он сало ел. Хватай его!»

Хоть всякое со мною было,
Такого всё ж я ждать не мог!
В тюрьму злодейка посадила
Меня за сущий пустячок,
Хоть не пойму, какой ей прок
Лишаться друга своего,
Властям духовным дав намёк:
«Он сало ел. Хватай его!»

Посылка

Принц, только та, чей нрав жесток,
В чьём сердце злость и ханжество,
Шепнуть способна под шумок:
«Он сало ел. Хватай его!»

Со стихами понятно. А где же мелодия — ведь речь о песнях?

Мелодии, увы, утрачены. Однако авторы действительно пели свои песни. Дело было в Нормандии, на поэтических состязаниях — puys (от латинского podium — «эстрада, возвышение, балкон для знатных зрителей»), которые появились ещё до королевских песен и просуществовали вплоть до Французской революции. Puys — северный ответ на южные поэтические состязания, знаменитые Цветочные игры (Jeux floraux или флоралии) трубадуров в Окситании.

Нормандские поэтические конкурсы проходили в дни религиозных праздников, посвящённых Деве Марии. В puys участвовали поэты-профессионалы и дилетанты, представители разных сословий. Конкурсантам давали строчку — и они должны были сочинить балладу или королевскую песню. Prince de puy — главный судья конкурса — определял победителя. Среди призов были украшения, бархатные шапки, декоративные короны и пр. Состязания запечатлевали в картинах. Больше всего рукописей песен сохранилось в Руане, исторической столице Нормандии.

Франсуа Вийон «Баллада — добрый совет» (перевод Ю. Корнеева)

«Баллада — добрый совет»

Глупцы, чей мозг пороком притуплён,
Кто, будучи невинен от рожденья,
Презрел с годами совесть и закон,
Кто стал рабом слепого заблужденья,
Кто следует дорогой преступленья,
Усугубить страшитесь грозный счёт
Тех, кто уже взошёл на эшафот,
Затем что жил сумняшеся ничтоже.
Со всеми будет так, кто не поймёт:
Злоумышлять на ближнего негоже.

Пусть каждый помнит: сам виновен он
В любом своём житейском огорченье.
Да, мир — тюрьма, но это не резон
Утрачивать смиренное терпенье,
До времени бежать из заключенья,
Обкрадывать, глумясь, честной народ,
Жечь, грабить и пускать оружье в ход.
Когда наступит час расплаты позже,
Бог пеням лиходея не вонмёт:
Злоумышлять на ближнего негоже.

Что толку лезть всечасно на рожон,
Врать, плутовать, канючить без стесненья,
Дрожать и, даже погружаясь в сон,
Бояться, что не будет пробужденья,
И каждого держать на подозренье?
Итак, скажу: настал и ваш черёд
Уразуметь, что вас геенна ждёт
И что уняться вам пора бы всё же,
Не то позор падёт на весь ваш род.
Злоумышлять на ближнего негоже.

В посланье Павла к римлянам прочтёт
И стар, и млад, что он всех нас зовёт
Л юбить друг друга по завету Божию,
Л ишь добрые дела на свете множа.
О собо ж в толк пусть человек возьмёт:
Н икто другого в грех да не введёт —
Злоумышлять на ближнего негоже.

А какой жанр стал прототипом королевской песни?

Прототип chant royal — сирвентес (или сирвента), жанр трубадурской поэзии XII–XIII века. Эти стихотворения создавались во славу Девы Марии и по форме напоминали любовную кансону. Но пафос у них был разнообразным — в том числе, социально-политическим.

Среди «предков» королевской песни — также amoureuse (любовная лирика) и шуточные стихи. Один из предтеч авторов королевских песен — трувер Адам де ла Аль (XIII век), автор баллад и рондо. Другие предшественники — Гийом де Машо (XIV век) и его младшие современники Жан Фруассар и Эсташ Дешан.

Королевская песня, по-видимому, появилась так: тематика сирвентеса соединилась со строфикой любовной песни. Становление chant royal приходится на XIV век. А в XV веке происходит её кодификация: чётко прописываются правила жанра — например, в труде «Art de rhétorique» поэта, главы школы «Великих риториков» Жана Молине. Расцвет жанра приходится на рубеж XV–XVI веков.

Можно ли назвать королевскую песню локальным, местным жанром?

Да, но только отчасти. Хотя она и появилась как нормандский феномен и была тесно связана с жизнью региона (а Нормандия восстановилась после Столетней войны и переживала расцвет экономики и культуры, снаряжала экспедиции в поисках новых земель), королевская песня распространилась и в другие регионы. А после того как в XIX веке французские поэты попытались восстановить жанр — не по содержанию, конечно, а по форме, chant royal вдруг зазвучала и по другую сторону Ла-Манша. Она вдохновила британских поэтов — ожила в творчестве сэра Эдмунда Госса (1849-1928). В начале ХХ века в Великобритании даже вышла антология английских стихов, написанных во французских жанрах.

А как выглядит chant royal с точки зрения формы?

Изначально (в XIV веке) в песне было пять строф, в каждой строфе — от восьми до 16 строк (чаще 10-12). Каждая строка — в десять слогов.

В конце XV века к пяти строфам десятисложника добавилась envoy («посылка») — мораль, краткий вывод стихотворения (на полстрофы). Пять строф были также связаны рефреном (последняя строка каждой строфы).

В мореплавательской песне Жана Пармантье рефреном звучит та самая строка — «Всем изобильна новая земля!». А в стихотворении Клемана Маро — строка о поедании сала. В другом его стихотворении появляется замечательный рефрен-афоризм — «Santé au corps et Paradis à l’âme» («Здоровье — телу, рай — душе»).

Королевская песня — по форме монолог?

Не обязательно. Возможен диалог, как, например, у Пармантье. Он живо передаёт устную речь и даже вводит профессиональный жаргон моряков, который не так-то просто перевести. Как пример:

— Свистать на вахту! Ну, живей, живей! — Какая склянка? — шевелись, лентяи!
Уж вышло время. Парни, не робей!
Пора уж, его даром не теряя,
Приняться за работу, выбирая
Посильного деянья бремена.
— Да почему? — Земля уже видна! <...>

Перевод А. Серебренникова

А какие образы использовали авторы chant royal?

Помимо религиозных — много светских. Могли проводить исторические аналогии, вспоминая героев прошлого — Карла Великого, рыцаря Роланда, Людовика Святого. Обращались даже к героям английских легенд — королю Артуру и рыцарям Круглого стола.

Отдельная статья — мифологическая фауна, например, из «Бестиария» и «Физиолога». Так, одна из песен Николя Лекарра (Nicole Lescarre) рассказывает, как божественный единорог ускользает от инфернального «горделивого и кровавого» ловчего. Добро празднует победу над злом.

И всяк из нас да будет защищен
Единорогом. Он, бессмертный, ясный
И светлый, сохранит нас в час опасный <...>.

Перевод А. Серебренникова

Николь Лекарр «Королевская песня о ловце и единороге» (сам названия, видимо, не дал, переводчик его не приводит ). Перевод А. Серебренникова.

<Королевская песня о ловце и единороге>

Ужасный Ловчий, хищный, семиглавый,
Что злой рогатиной вооружён,
Что гонит нас нещадною облавой — 
Оленя подстерег однажды он;
В лугах Невинности был залучен
В мучительские сети сей несчастный.
Но облик свой Eдинорог прекрасный
Явил и к ловчему он прянул смело — 
Ведь гончие его не устрашат — 
Как царь зверей величественный, белый
Единорог, что изгоняет яд.

Сей ловчий горделивый и кровавый
Нагнал своих собак со всех сторон,
Чтоб лютый пёс, и гончий, и легавый,
Его терзал, злонравьем разъярён;
Но всяк был зверь испуган и смущён,
Кусать не мог, лишь лаять громогласно — 
Ведь Лев святой, над небесами властный,
Вскормил его средь райского удела
Цветами неба, потому стократ
Спокоен возле своры озверелой
Единорог, что изгоняет яд.

Лекарство в Роге было от отравы — 
Тот рог был Благодатью наречен — 
Чтобы Невинность снова сделать здравой,
Чтоб был ловец коварный посрамлен
И вместе с подлой сворой умерщвлен,
Для всякой твари боле не ужасный.
Свой гордый рог подъемлет он всечасно — 
Зверей им защищает от прицела
Охотника, что злобою объят,
Чтоб копья не сразили их и стрелы,
Единорог, что изгоняет яд.

Так прыгнул он отчаянно и браво,
Смертельною стрелой не поражён,
И на утёс взобрался величавый,
Ни пропастью, ни сетью не смирён;
Не взять его ловушками в полон,
Оковы, узы, путы — всё напрасно;
Любовью вышней полнится он страстно,
В нем чистота заключена всецело,
И мерзости его не осквернят;
От чёрных пятен соблюдает тело
Единорог, что изгоняет яд.

Среди зверей он бесподобен славой,
Он людям унимает плач и стон,
Над сетью торжествует он лукавой,
И ловчий им навеки побеждён.
И всяк из нас да будет защищён
Единорогом. Он, бессмертный, ясный
И светлый, сохранит нас в час опасный;
Ведь честь его ничуть не оскудела,
И все его деянья говорят — 
Не знает в добродетели предела
Единорог, что изгоняет яд.

Посылка

Питайся, ловчий, серою горелой,
И провались назад в кромешный ад —
Тебе не дастся в руки, что ни делай,
Единорог, что изгоняет яд.

Когда королевская песня пришла в упадок?

В XVII веке. Считается, что Жан де Лафонтен, которого мы знаем прежде всего как баснописца, был одним из последних поэтов, писавших в жанре королевской песни.

В XIX веке, правда, поэты пытались возродить жанр. Но это была уже дань благородной старине, стилизация. Так, поэт Парнасской школы Теодор де Банвиль сочинял рондо, баллады и королевские песни. В «Балладе добрых советов» он добросовестно воспроизвел форму chant royal, но заключил в неё вполне современное содержание. Похожие опыты были у Мориса Роллина («Баллада радуги»), сэра Эдмунда Госса и пр.

Но ничто не мешает и в наше время писать королевские песни — жанр-то красивый и, несмотря на формальные строгости, вполне свободный.

Морис Роллина «Баллада радуги» (перевод Ю. Лукача)

Деревья и кусты, болота и земля
Утёрли, наконец, дождливые печали,
И снова птичий гам, гудение шмеля,
Обсушена листва дыханием мистраля,
И копоть отрясли небесные эмали.
Ложится на холмы причудливый отсвет,
Раскрасив хмурый пруд и грустный бересклет,
А в мокрых небесах, велик и беспределен,
Подковою встаёт загадочный хребет,
Ал, огнен, жёлт, лилов, лазурен, кубов, зелен.

Грибы свои зонты раскинули, дремля,
Похоже, что они по ливню заскучали;
Сверчок стрекочет «до», лягушка тянет «ля»,
И песням этим в такт из полусонной дали
Нисходит темнота в мечтательной вуали.
Под аркою небес, как радужный букет,
Пугливых облаков плывёт кордебалет,
Густеющий туман струится из расселин;
И медленно во мгле слабеет солнца след,
Ал, огнен, жёлт, лилов, лазурен, кубов, зелен.

В эфире разлита прозрачность хрусталя;
И свежесть нас пьянит, как алкоголь в бокале;
И топот жеребят ложится на поля;
И, тучи ослепя, в их плотном одеяле
С рыданьем тонет луч сияющей медали.
А ива-плачея, и дуб, угрюм и сед,
И тополь охряной, и розовый ранет,
Уставившись в простор таинственных молелен,
Глядят, как в небесах бледнеет силуэт,
Ал, огнен, жёлт, лилов, лазурен, кубов, зелен.

Посылка

О, добрая душа! Ко мне в годину бед
Ты ангелом сошла, тобой я был согрет,
Когда стонал, поняв, что мой удел скуделен —
И мир вокруг меня обрел волшебный цвет:
Ал, огнен, жёлт, лилов, лазурен, кубов, зелен.

IQ

Автор текста: Соболевская Ольга Вадимовна, 23 ноября, 2020 г.