• A
  • A
  • A
  • АБB
  • АБB
  • АБB
  • А
  • А
  • А
  • А
  • А
Обычная версия сайта

(Пре)красная роза Анжу

Маргарита Анжуйская развязала Войну Алой и Белой розы. Как она выглядела при жизни — неизвестно. А после смерти её изображали как относились — с ненавистью или любовью

«Пустая корона»

Интриганка, гордячка, виновница гражданской войны в стране — такой рисуют главу партии Ланкастеров, королеву Маргариту Анжуйскую (1430-1482) — лондонские городские хроники XV века и пьесы Уильяма Шекспира. Оно и понятно: хронисты симпатизировали, скорее, Йоркам, а великий драматург творил в эпоху Тюдоров. Поскольку прижизненных портретов Маргариты не сохранилось, изображали её в соответствии с политической конъюнктурой. Королеву осуждали — и представляли как мужеподобную и брутальную. А когда в XVIII – XIX веках её реабилитировали — с портретов на нас стала смотреть утончённая красавица. Как менялась визуальная историческая память о Маргарите Анжуйской, разбираемся на основе доклада медиевиста, доцента кафедры всеобщей истории ШАГИ РАНХиГС Елены Браун.

Истинная песнь льда и огня

Серсея Ланнистер в популярном телесериале «Игра престолов»по романам Джорджа Мартина — это отчасти Маргарита Анжуйская — гордая, волевая, воинственная жена короля Генриха VI Ланкастера. Подобные персонажи обычно приковывают взгляд, но вызывают отторжение. 

Столь же двойственна Маргарита Анжуйская и в известном британском телесериале «Белая королева»— о Войне Алой и Белой Розы, Ланкастеров и Йорков, двух враждовавших ветвей династии Плантагенетов. В «Пустой короне» — современной экранизации исторических пьес Шекспира — Маргарита тоже вполне амбивалентна, но с элементом героизации.

«Создатели “Пустой короны” нарисовали крайне эмансипированный, не соответствующий XV веку образ женщины-воина, — подчеркивает Елена Браун. — У Шекспира этого, разумеется, нет». 

В его трилогии о Генрихе VI и пьесе «Ричард III» — Маргарита Анжуйская менее эпична и брутальна. Для врагов — Ричарда Йорка и его сторонников — это прежде всего честолюбивая интриганка, выскочка, а не законная королева. Хотя именно она в действительности правила Англией, поскольку её муж-король страдал от приступов душевного расстройства.

В драме «Генрих VI (Часть третья)» Маргарита слышит в свой адрес прямые оскорбления. Ей пеняют на происхождение, называя «неаполитанским железом, покрытым английской позолотой» (отец Маргариты, Рене Анжуйский, был титулярным королём Неаполя, Сицилии и Иерусалима, но его короны не означали реального царствования). Королеву обличают: «Ты злей волков, французская волчица...» (не путать с Изабеллой Французской, женой короля Эдуарда II). Маргарите бросают в лицо обвинение: «Не ты ль, гордячка, породила смуту?» (то есть Войны Роз). На Маргариту возлагают ответственность за гибель множества людей: «Обойдутся в десять тысяч жизней, строптивая, твои слова отчизне».

Она почти такой же зловещий персонаж, как шекспировский Ричард III. С ней «рифмуется» и леди Макбет: обе манипулируют мужьями и провоцируют кровопролитие. Шекспировский миф о Маргарите Анжуйской, конечно, останется в веках. И, как показывают современные сериалы, он притягателен для кинематографа. 

Однако историки в той или иной степени реабилитировали и королеву, и Ричарда III, и даже бесславного Иоанна Безземельного. Холодное и неприязненное отношение к Маргарите стало в обществе более тёплым и сочувственным. Производила впечатление её человеческая трагедия: потеря мужа и сына, плен и пребывание в Тауэре, превращение из королевы в бедную родственницу французского монарха Людовика XI. Именно он, её кузен, выкупил Маргариту Анжуйскую из плена, и остаток жизни она провела во Франции, где вела очень скромный образ жизни. Ведь в обмен на выкуп, уплаченный Людовиком XI, она отказалась от всех своих земельных прав. 

Визуальная репрезентация образа королевы тоже со временем изменилась. Но здесь процветала свобода творчества, поскольку прижизненных портретов Маргариты не сохранилось. Подобным же образом не повезло, например, Анне Невилл, которая была замужем сначала за сыном Маргариты Эдуардом Вестминстерским, а затем за Ричардом III. Так что изображения обеих королев вполне условны. Зато Елизавете Вудвилл, жене Эдуарда IV Йорка, сместившего Генриха VI, повезло: известен довольно искусный её портрет.

В случае же с Маргаритой, по-видимому, нет достоверных описаний внешности. Есть лишь общие характеристики. В 15-летнем возрасте, когда анжуйская принцесса выходила замуж за английского короля (1445 год), она запомнилась свидетелям события как миловидная и кокетливая девушка с живым характером. Но и только, без особых подробностей.

В то же время, прямолинейно приписывать Маргарите большое внешнее сходство с отцом, Рене Анжуйским, как иногда бывало (а на портрете он изображен уже пожилым человеком с квадратным подбородком и тонкими губами), не совсем корректно. Так что в написании образов королевы каждый художник старался как мог — в соответствии со своим мастерством и политическим заказом.

«Конъюнктурная» Маргарита

В шекспировской пьесе Йорк грубит королеве: «Красой нередко женщины гордятся, но, видит бог, в тебе её немного». Однако если бы она и правда никак не вписывалась в каноны женской красоты того времени — например, была бы слишком высокая, или излишне широкоплечая, мужеподобная, это нашло бы отражение в хрониках. Но они про это молчат. Так значит внешность королевы отвечала стандартам?

Если изучать книжные миниатюры и гобелены, то перед нами миловидный среднестатистический образ — грациозной дамы с белокурыми или рыжеватыми волосами. По нему сложно судить о каких-либо индивидуальных чертах.

А вот в XIX веке блондинку перекрасили в брюнетку. Ни о каком мужеподобии опять-таки не было и речи. В эпоху королевы Виктории Маргарита Анжуйская изображалась круглолицей большеглазой дамой ангельской внешности. Если учесть, что таков был идеал эпохи (и примерно такова была Виктория в молодости), это комплимент. Казалось бы, ещё шаг — и Маргарита в чьих-нибудь пьесах будет исповедовать викторианскую мораль.

Впрочем, разумеется, королеве симпатизировали не только в Англии, но и по другую сторону Ла-Манша. Именно из Франции пришла «оттепель» в отношении Маргариты. Заметим, что статуя королевы с сыном, принцем Эдуардом, созданная в 1870-е годы и поставленная в Париже в Люксембургском саду, — настоящий памятник материнству. Скульптор Фердинан Талюэ (Ferdinand Taluet) изобразил сильную и любящую мать, в которой ребёнок чувствует истинную опору.

Метаморфозы исторической памяти о Маргарите, отразившиеся в искусстве, во многом объясняются тем, что расширился спектр исторических источников. В фокус внимания учёных попали письма королевы, труды придворных историографов, документы из архива кембриджского Куинз-колледжа, основанного королевой. 

Один из памятников Маргарите Анжуйской — основанный ею в 1448 году Куинз-колледж (англ. Queens' College), один из крупнейших в Кембриджском университете. Правда, здесь с Маргаритой впоследствии соперничала Елизавета Вудвилл, которая реконструировала колледж в 1465 году. В итоге в его названии слово «королева» стоит во множественном числе. Так или иначе, в Кембридже Маргариту вспоминают с безусловным почтением.

Сыграла роль и художественная литература. С новым багажом знаний о Маргарите стало возможно взглянуть на неё более беспристрастно. Какова же её реальная история?

Заложница войн

Маргарита Анжуйская, дочь «короля без королевства» Рене, приходилась также внучкой весьма незаурядной правительнице — Иоланде Арагонской (1379-1442). Последнюю уважали за ум и силу характера. Иоланда участвовала в политических судьбах Франции, в частности, оказывала поддержку Жанне д'Арк. Заметим, что Иоланда также была весьма искусна в интригах. По некоторым данным, даже выстроила целую шпионскую сеть. Передались ли эти таланты её внучке? Во всяком случае, образец для подражания у Маргариты был. Обстоятельства, в которых ей пришлось проявить силу характера, — тоже.

Прекрасная роза Анжу оказалась заложницей Столетней войны. Её отец был посредником при заключении Турского перемирия (1445 год) между Англией и Францией. Одним из условий перемирия стал брак Маргариты с английским королём. В этом супружестве, равно как и в правлении страной, главную роль пришлось играть королеве.

О Генрихе VI принято говорить как о флегматичном короле. Считается, что его больше интересовала религия, чем политика. Военным стратегиям он предпочитал книги и искусство, был известным меценатом. В принципе, всё это не исключает успешного правления — особенно при поддержке сильного и мудрого окружения. Но у Генриха была серьезная проблема: с ним случались приступы безумия. А это недееспособность и необходимость регентства. В такой ситуации судьба королевской семьи может оказаться под ударом. Особенно если регентом стал враг королевы, Ричард Йорк (1454-1455 годы).

Маргарите Анжуйской пришлось не просто балансировать, но удерживать власть. В этой ситуации женщинам-правительницам обычно приписывают мужские качества, причём сторонники — со знаком плюс, соперники — со знаком минус. Среди приверженцев Ланкастеров говорили о храбрости и неустрашимом духе королевы. Среди Йорков — её осуждали, говоря по-шекспировски, за «сердце тигра в женской оболочке».

Как бы то ни было, вероятность узурпации власти со стороны Йорков была. Опасения Маргариты относительно того, что её мужа лишат трона, а сын может оказаться ущемлен в правах на престол, были оправданными.

Ричард Йорк, потомок Плантагенетов, по праву рождения мог претендовать на престол. Ещё до появления на свет принца Эдуарда (а дофина ждали долго, восемь лет) семья Йорков вела интриги по поводу престолонаследия. За ней всегда стояли мощные военные и политические силы.

В итоге в мае 1455 года, когда Генриху VI после очередного помрачения сознания стало лучше, Маргарита Анжуйская потребовала от Большого королевского совета исключить фракцию Йорков во главе с Ричардом. И политический конфликт между двумя ветвями Плантагенетов, который и так назревал, наконец разгорелся.

Маргарита — лидер партии Ланкастеров — собирала войска и противостояла Йоркам на поле битвы. Но не очень успешно. В итоге к власти пришёл представитель семьи Йорков Эдуард IV. Правда, в 1485 году ветер вновь сменился: царствовать начали Тюдоры (первым из них был Генрих VII).

Гражданская война, длившаяся 30 лет (с 1455 по 1485 годы), принесла бедствия всему населению страны. Погибли тысячи людей. В том числе, принц Эдуард — в разгромной для Ланкастеров битве при Тьюксбери (1471 год). Сама королева попала в плен к йоркистам. В Тауэре умер (или был убит) Генрих VI.

В 1475 году Маргариту выкупил французский король. Умерла она в Анжу в 52 года и была похоронена рядом с родителями. Во время Французской революции могила была разграблена. Можно ли в таком случае восстановить облик королевы в 3D? В случае с Анной Болейн и Ричардом III, например, это получилось. В России облик князей и государей, как известно, успешно реконструировал ещё в ХХ веке археолог и антрополог Михаил Герасимов. А что с Маргаритой?

«Насчёт её останков нет абсолютной ясности, — отмечает Елена Браун. — Считается, что они были утрачены во время упомянутых событий, однако здесь возможны открытия. Про останки Ричарда III тоже долго говорили, что они уничтожены». Однако их обнаружили и идентифицировали.

Непрощённая, но оправданная

Биография королевы незаурядна и послужила источником вдохновения для многих писателей, драматургов и композиторов. Так, у Джакомо Мейербера есть опера «Маргарита Анжуйская».

И всё же Войны Роз надолго предопределили восприятие прекрасного цветка Анжу как злого гения Англии. В вину ей ставили очень многое. Даже то, что от неё не зависело. Здесь и французское происхождение, а это очень серьёзно на фоне долгой истории взаимной ненависти Англии и Франции и её апогея — Столетней войны. И долгое отсутствие наследника. А после его появления — распускали слухи о том, что его отец — не Генрих VI.

Если на севере страны к королеве относились с уважением, то в Лондоне её считали разорительницей, что отразилось в лондонских городских хрониках XV и XVI веков. В дальнейшем обычно излагались именно столичная версия событий. В общем, Маргарита явно не была любимицей англичан. Но портретов её может не быть по разным причинам.

Так, например, женское участие в политике в XV веке едва ли поощрялось. Хотя впоследствии, в XVI веке, правление Марии I Тюдор (в народе — Bloody Mary, «Мария Кровавая») и особенно эпоха Елизаветы I (Good Queen Bess — «Добрая королева Бесс») стали важными периодами в жизни Англии. При этом оценивались они, несомненно, диаметрально противоположно. 

Зато роль Маргариты Анжуйской в истории Англии пытались преуменьшить. Тот же знаменитый гуманист и историк Томас Мор, автор «Утопии», в своем труде «История Ричарда III» уделил Маргарите очень мало внимания. Она появляется в повествовании, по-видимому, только как королева, одной из фрейлин которой была предположительно Елизавета Вудвилл.

Другой историк с французскими корнями Бернар Андре, придворный биограф королей Генриха VII и Генриха VIII Тюдоров, создавший традицию отрицательного восприятия Ричарда III, тоже мало упоминал о Маргарите Анжуйской. Однако её образ вдруг предстал в положительном ореоле: она упомянута как преданная и любящая жена Генриха VI.

Полидор Вергилий, итальянский историк-гуманист, много лет проживший в Англии и написавший историю этой страны («Historia Anglica»), и вовсе героизировал королеву, показав её как мужественную защитницу прав Ланкастеров. Кстати, он обратил внимание на драматизм судьбы Маргариты. В то же время, акцент на мужестве и сильной воле королевы мог сыграть двоякую роль и стать основой восприятия её как брутальной правительницы. Что мы, собственно, и видим у Шекспира.

Однако впоследствии, в XVII веке, появились первые научно-популярные работы, в которых делались попытки пересмотреть шекспировские стереотипы. Что, конечно, не означало полного «оправдания» королевы в общественном мнении. Тем не менее, драматург, младший современник Шекспира Томас Хейвуд включил жизнеописание королевы в биографический сборник о девяти самых достойных женщинах в истории (1640). Что в целом понятно, поскольку Войны Роз уже воспринимались более спокойно.

Ветер с Ла-Манша

На англичан повлияла и «галльская» интерпретация образа Маргариты Анжуйской. В XVIII веке на английский язык перевели два французских романа, весьма лояльно описывавших злосчастную правительницу: «Историю памятных и необычайных бедствий Маргариты Анжуйской, королевы Англии» Мишеля Бодье (1737) и «Историю Маргариты Анжуйской, королевы Англии» («Histoire de Marguerite d’Anjou»; 1740, переведен в 1756) аббата Прево, автора знаменитого романа о Манон Леско. Во Франции королеву считали оболганной, подчеркивали её преданность семье. 

Эта трактовка образа Маргариты Анжуйской, вероятно, как раз и отдается эхом у Вальтера Скотта — отца жанра исторических романов. Так, в его «Анна Гейерштейнская, дева мрака» («Anne of Geierstein, or The Maiden of the Mist», 1829) Маргарита изображена уже в период изгнания. Писатель создает возвышенно-печальный образ королевы. Она немолода, но все ещё пленительна; тоскует по Англии и выглядит как настоящая английская патриотка.

Романтизирован ли этот образ? Бесспорно. Помимо французского веяния, здесь ощутимо и общее поветрие — медиевализм, интерес к Средневековью у писателей-романтиков, переоценка национальной истории в соответствии с идеалами романтизма. Портретные изображения Маргариты уже в XVIII-м, а тем более в XIX веке становятся весьма притягательными. Публике «позирует» молодая, красивая и благородная дама.

В конце XVIII – первой половине XIX века популярным сюжетом в живописи становится описанная Шекспиром любовная сцена между Маргаритой и герцогом Саффолком. В собрании Британского музея, по меньшей мере, восемь таких гравюр, созданных с 1795 по 1826 год.

Кстати, на иконографию Маргариты отчасти повлиял создатель жанра готического романа Хорас Уолпол, увлекавшийся историей (правлением Ричарда III). Одно из средневековых изображений бракосочетания он ошибочно идентифицировал как иллюстрацию свадьбы Маргариты Анжуйской и Генриха VI. И, прежде чем историки доказали его ошибку, версия пошла в массы.

В XIX веке королеву нередко представляли пленительной красавицей, как, например, на рисунке Дж.В. Райта. Причем эти образы, как ни странно, ассоциировались с шекспировскими персонажами, — например, в двух трудах Чарльза Хита ( Charles Heath ) «The Shakespeare Gallery: containing the principal female characters in the plays of the great poet» (1836) и «The Heroines of Shakespeare: comprising the principal female characters in the plays of the great poet» (1849). Довольно забавный контраст: читать о женщине «с сердцем тигра в женской оболочке» — и видеть на картинке даму ангельской красоты.

«Верная супруга и добродетельная мать»

В «зрелом» XIX столетии англичане уже во многом принимали своё прошлое и отдавали должное самым разным своим правителям. Настало время заново оценить Войны Роз и Маргариту Анжуйскую. Поместить её в другой, скажем, викторианский эстетический контекст, как на гравюре с рисунка А.Д. Бове в книге с биографическими очерками о жизни английских королев («Biographical Sketches of the Queens of Great Britain from the Norman Conquest to the Reign of Victoria», by Mary Howitt. 1851).

Но не менее важным был другой контекст — социальный. В XIX веке возникло особое внимание к детству, и Маргариту Анжуйскую стали ценить, не в последнюю очередь, как нежную любящую мать. Гравюры демонстрировали тот самый трагический эпизод битвы при Тьюксбери, когда был убит принц Эдуард, — и страдания королевы. В собрании Британского музея есть несколько подобных оттисков, опубликованных с 1806 по 1830 годы.

Маргарита Анжуйская попала в произведения для юношества. Так, о ней с теплотой отзывалась английская писательница Агнес Стрикленд, автор жизнеописаний английских королев («Lives of the Queens of England from the Norman Conquest», 1854). Эстафету подхватил американский писатель Джейкоб Эббот. В его интерпретации Маргарита — мощная натура в сложных обстоятельствах, героиня своего жестокого века.

Вперёд — к первоисточникам

В ХХ веке корпус исторических источников обогатился, поэтому стали более объективно оцениваться даже самые одиозные персонажи. Для королевы «индульгенцией» стала её жизнь вне гражданской войны. В конце концов, она была ещё и меценатом, покровительствовала образованию и науке. В архиве Куинз-колледжа есть немало документов, возвеличивающих Маргариту.

По сути, произошел поворот от хроник и исторических сочинений эпохи Тюдоров — к хроникам и историческим сочинениям XV века. Возвращение к аутентичным документам помогло придать образу Маргариты Анжуйской новые, более реалистичные краски.

А что же с портретами? Возможно, не стоит терять надежд. Ещё есть вероятность, что неизвестный прижизненный портрет королевы осел где-нибудь в частной коллекции. Впрочем, так ли уж важно, как выглядела Маргарита Анжуйская? В конце концов, все её изображения — суть зеркала разных эпох, ценные свидетельства своего времени. Да и интереснее видеть прекрасный цветок Анжу многоликим и неоднозначным — как обычно и бывает в истории.
IQ

Автор текста: Соболевская Ольга Вадимовна, 11 марта, 2021 г.