«Брат» Монеточки и «Бригада» Лапенко

В массовом сознании первое постсоветское десятилетие часто оценивается негативно — как время обнищания, безработицы, бандитских разборок, всплеска наркомании. Всё это, несомненно, было, но история не пишется только чёрными красками. Противостоит коллективной памяти миф о «лихих 1990-х», сложившийся в нулевые годы, главным образом благодаря кино. Фильмы «Бригада», «Бандитский Петербург», «Бумер», «Антикиллер», снятые в 2000-е, абсолютизировали романтику «самого свободного десятилетия» новейшей истории России. В последнее время активно формируется другой киномиф о первой постсоветской декаде. В нём сочетаются ирония, ностальгия и попытка объективного осмысления тех самых «лихих» годин. IQ.HSE рассказывает об особенностях кинорепрезентации 1990-х на основании доклада политолога Анны Уваровой на XXII Апрельской международной научной конференции, организованной совместно НИУ ВШЭ и Сбером.

Домашние 1990-е

В социологическом опросе, проведённом Левада-центром (некоммерческая организация выполняет функции иностранного агента) в марте 2020-го, среди главных негативных примет 1990-х респонденты назвали «криминал» («беспредел»), бедность, пустые полки магазинов и коррупцию. Все эти реалии и правда помнятся спустя годы. Сегодня они превратились в стереотипы, которые нередко воспроизводят даже молодые россияне — миллениалы (поколение Y) и зумеры (поколение Z), то есть те, кто родился в 1982–2000 годах либо уже в XXI веке. Часть из них была в 1990-е детьми, а кто-то и вовсе знает об этом времени понаслышке. Это носители «постпамяти» (термин, введённый в 1992 году американской исследовательницей Марианной Хирш) о том десятилетии — благодаря фильмам, видеоклипам, песням и семейным рассказам.

У тех, кто родился в 1990-е, немало теплых воспоминаний о той эпохе: VHS-кассеты, тамагочи, нескончаемая «Санта-Барбара», латиноамериканские мыльные оперы, футболки с героями фильма «Титаник», лосины, жвачка «Love is...», судьбоносная фраза Бориса Ельцина «я устал, я ухожу». Однако есть пугающие: война в Чечне, теракты, стрельба и взрывы на улицах в ходе криминальных разборок, групповые драки подростков-неформалов.

В обоих случаях отчётливо проявляются два момента. Первый — ностальгия. Второй — некая гиперболизация плюсов и минусов 1990-х, картина с яркими и порой кричащими красками.

«Карнавальное» десятилетие

1990-е при взгляде из нашего времени выглядят, как венецианский карнавал, в котором соседствуют смех и страх, а ощущение свободы «корректируется» иронией и драматизмом.

Если подбирать к такому «видеоряду» саундтрек, то это, наверное, будет песня певицы Монеточки (Елизаветы Гырдымовой) о том, как «в 90-е убивали людей». В клипе, цитирующем сцены из культовой картины Алексея Балабанова «Брат» с Сергеем Бодровым-младшим в роли Данилы Багрова, девушка ходит по «багровским» местам Санкт-Петербурга. И эти реминисценции отчасти демонстрируют, как сложился миф о 1990-х.

О формировании и трансформации этого киномифа рассказала в докладе «Эволюция нарратива “лихих девяностых” в российских фильмах и сериалах 1990-х-2020-х» Анна Уварова, аналитик Центра реализации третьей миссии университета, аспирант факультета социальных наук НИУ ВШЭ. Это исследование — часть готовящейся диссертации, а также большого проекта по изучению памяти о 1990-х под руководством политолога Ольги Малиновой.

Отстройка от «лихих годин»

Большинство респондентов (62%) в опросе Левада-центра (выполняет функции иностранного агента) отметили, что «90-е годы принесли стране больше плохого». В отношении тех лет сложился своеобразный общественный консенсус. Для многих то время было сложным, травматичным, дезориентирующим. Одновременно такое восприятие, воплощенное в нарративе «лихие девяностые», — важная конструкция символической политики, которая поддерживает стабильность современной политической системы.

«Коммеморация прошлого как совокупность действий, направленных на запоминание или забвение исторических событий, позволяет как “дистанцироваться” от прошлого, так и приблизить, “нормализовать” его, — отмечает Уварова. — Сегодня “лихие 1990-е” — это мрачный праздник, который всегда с тобой, и в случае доминирующей символической политики акцент оказывается на слове “мрачный”».

Коммеморативные практики изучают в memory studies, но направление исследований коллективной памяти о 1990-х, по словам исследовательницы, пока разработано недостаточно. В силу междисциплинарности memory studies, это исследовательское поле является очень гибким, и его можно изучать с разных сторон. Одна из них — это современная поп-культура. Фильмы, сериалы, видеоклипы, музыка — инструменты культурной памяти, которые закрепляют и развивают те или иные представления о прошлом.

Для миллениалов и зумеров впечатления о 1990-х складываются во многом благодаря массовой культуре, в том числе комиксам. Но это уже иной нарратив — challenging narrative, «оспаривающий» официальный.

Cinema studies, посвящённые 1990-м, часто оказываются сосредоточены на отдельных фильмах и не учитывают их роль в политическом контексте. Нужно более широкое видение предмета, анализ внушительного пула фильмов. Анна Уварова отобрала 17 фильмов и сериалов о 1990-х, снятых за последние 30 лет, и изучила, как со временем менялось представление о «лихом десятилетии».

«В чём сила, брат?»

Теоретическая рамка исследования — работы Алейды Ассманн, Яна Ассманна, Ивоны Ирвин-Зарецкой, Марианны Хирш, а также труды по политике памяти. Исследовательница использовала метод структурного сфокусированного сравнения фильмов и визуальный контент-анализ. При этом использовались категории, предложенные в исследованиях мифологии Джозефом Кэмпбеллом (например, в книге «Тысячеликий герой» 1949 года). В них вошли элементы путешествия героя (мономифа): сам герой, противостоящий ему злодей, ландшафт (среда, в которой происходят действия) и конец приключений (как символ пути, пройдённого героем).

В выборке были ленты со статусом «культовых» и маркировкой «фильм о 1990-х» (например, слоган криминальной комедии «Жмурки» Алексея Балабанова — «Для тех, кто выжил в 90-е»; сериал «Мир! Дружба! Жвачка!» адресован «тем, кто вырос в 1990-е»). Значим был и высокий рейтинг на портале «Кинопоиск». Все картины разделены по периодам выхода на экраны (см. Таб. 1).

Таблица 1. Фильмы по периодам производства

1990-2000-й	2000-2010-й	2010-2020-й
«Брат», 1997, реж. Алексей Балабанов	«Бандитский Петербург», 2000-2007, реж. Владимир Бортко	«Бык», 2019, реж. Борис Акопов
«Мама, не горюй», 1997, реж. Максим Пежемский	«Бригада», 2002, реж. Алексей Сидоров	«Чужая», 2010, реж. Антон Борматов
«Кикс», 1991, реж. Сергей Ливнев	«Бумер», 2003, реж. Петр Буслов	«Хрусталь», 2018, реж. Дарья Жук
«Ширли-мырли», 1995, реж. Владимир Меньшов	«Сёстры», 2001, реж. Сергей Бодров-младший	«90-е. Весело и громко», 2019, реж. Игорь Волошин
«Небеса обетованные», 1991, реж. Эльдар Рязанов	«Жмурки», 2005, реж. Алексей Балабанов	«Мир! Дружба! Жвачка!», 2020, реж. Илья Аксенов
	«Антикиллер», 2002, реж. Егор Кончаловский	«Внутри Лапенко», 2019, реж. Алексей Смирнов

 

От бандитского романтизма к юмористическим скетчам

Если рассматривать фильмы по периодам, то можно заметить, что для каждого из них характерно своё «видение» эпохи. Кино, снятое в 1990-х, скорее несло нейтральный образ реальности. Тогда это десятилетие было не прошлым, а настоящим. Концепта «лихих 1990-х» ещё не существовало. То время показано, как обычный непростой исторический период, в котором есть как минусы, так и плюсы.

Постперестроечное кино — почти «документальная съёмка». Тогда же появляются первые культовые образы, связанные с 1990-ми. Прежде всего, Данила Багров, герой фильмов «Брат» и «Брат-2».

Негативный образ десятилетия формировался прежде всего в нулевые, когда нарратив о «лихих 1990-х» складывался и на официальном уровне. В этот период кино показывало первую постсоветскую декаду как время криминальных разборок и социальных проблем. Популярность получили криминальные драмы и боевики с налётом «бандитского романтизма» (например, «Бригада» и «Бумер»). Нейтральные и положительные приметы времени (ощущение свободы, новых возможностей) были минимизированы.

В последнее десятилетие кинорепрезентация 1990-х — совсем другая. «В отличие от предшествующего контента, который создавался свидетелями 1990-х годов для аудитории, которая помнит этот период, фильмы и сериалы 2015-2020-х годов ориентированы на молодых людей, которые не помнят 1990-е, — комментирует исследовательница. — Для них миф об этом времени создаётся заново».

При этом кино цитирует фильмы предыдущих периодов, обыгрывает штампы и стереотипы о 1990-х. Появляются хорошо узнаваемые образы, которые подаются с юмором и иронией. Например, герой Антона Лапенко примеряет на себя роль Данилы Багрова, а «стереотипные» бандиты из сериала «Внутри Лапенко» — в неизменных чёрных очках, всегда с мобильными телефонами и синтезатором, чтобы играть зловещую музыку — пародируют «Бригаду».

Благодаря юмору и иронии 1990-е уже не выглядят «демоническими». Происходит некая реабилитация той эпохи, появляются оспаривающие нарративы. Сериалы (например, «Мир! Дружба! Жвачка!» о подростке Саньке Рябинине) обладают эффектом ностальгии, они просматриваются зрителем, как семейный фотоальбом.

Герои и злодеи, искатели правды и трикстеры

В кино 1990-х герои либо ищут правду, как Данила Багров, либо пытаются противостоять обстоятельствам. Это могут быть и трикстеры, как вор-рецидивист Кроликов в комедии «Ширли-мырли». Однако все они пытаются адаптироваться к сложной среде. Им противодействуют полиция, бизнес, бандиты, отношения с которыми могут выступать как часть общего нестабильного ландшафта.

В нулевых истории нередко рассказываются от лица бандитов («Бумер», «Бригада», «Жмурки»). В кино этого периода одни преступники сражаются против других, а также против криминальных бизнесменов, полиции, спецслужб и политиков (например, в «Бандитском Петербурге» и «Антикиллере»).

В кино последнего десятилетия главные герои — уже подростки. Картины адресованы прежде всего молодежи. Расклад сил таков: «простые люди» и «хорошие бандиты» борются с «плохими людьми» и «плохими бандитами».

В таких фильмах переосмысляется «опыт самих режиссеров, которые прошли 1990-е годы и хотят вспомнить что-то хорошее из этого периода», отмечает исследовательница. 1990-е приближаются к современности и отчасти теряют свою «лихость».

Путь героев: полёты во сне и наяву

Кино последнего десятилетия в некоторых моментах оказывается стилистически близким картинам 1990-х. И здесь, и там обыгрываются попытки героев приспособиться к окружающей их нестабильности и непредсказуемости, но чаще всего это не удаётся: Данила Багров не может изменить судьбы близких ему людей в Санкт-Петербурге. Так, его друг — немец Гофман — говорит ему «Город — это злая сила. Сильные приезжают, становятся слабыми. Город забирает силу. Вот и ты пропал».

Герои 1990-х появлялись из «ниоткуда» и уходили в «никуда». Багров в конце фильма уезжает в Москву, растворяется в зимнем пейзаже. У истории открытый финал. 

«В комедии “Ширли-мырли” персонажи улетают в неопределённое светлое будущее на Канарские острова, драматично пролетая над городами и странами, где самолёту машут “близнецы” Кроликова, — говорит исследовательница. — В “Небесах обетованных” герои, которым не нашлось места в России 1990-х, также улетают в поезде на другую планету».

В фильмах 2010-2020-х годов тоже встречается открытый финал. Так, в сериале «Мир! Дружба! Жвачка!» — опять-таки на фоне пейзажа — возникает интрига, выжил ли один из главных героев. История явно не закончена. Если за этим не усматривать маркетинговый ход (клиффхэнгер, или «продолжение следует»), то можно увидеть намеренную неоднозначность, которая наблюдалась в кино в первую постсоветскую декаду.

«Здесь можно разглядеть мотив, что 1990-е годы не закончились, — отмечает Анна Уварова. — Не завершились социально-политические процессы. 1990-е находятся где-то вне времени, это период без начала и конца, который абстрактно существует где-то рядом».

Это хорошо показано в сериале «Внутри Лапенко», где всё как будто замерло в одном времени. Хотя с другой стороны, ясно, что кино 2010-2020 годов — это уже не категоричный нарратив, а попытка взвешенного осмысления времени.

Вместо монолита — мозаика

И действительно, представлять себе то десятилетие «монохромным» — не совсем правильно. В конце концов, 1990-е были очень разными, не гомогенными. Одно дело — их сложное начало, другое — более благополучная середина (если не считать войны в Чечне).

Представления о том десятилетии действительно перестают быть монолитными, а, скорее, напоминают витраж или мозаику, комментирует исследовательница: «Они состоят уже не только из нарратива “лихие 1990-е” с бандитами и разборками. Мы не говорим о том, что 1990-е становятся “хорошими”, они становятся разными. Бандиты никуда не исчезают, но в представлениях о периоде находится место для семьи, приключений, знакомой музыки». Происходит гуманизация, эстетизация и романтизация 1990-х, говорит Уварова. Причем противоречивые образы могут спокойно сосуществовать вместе.

Показательно высказывание продюсера сериала «Мир! Дружба! Жвачка!» Антона Щукина. «Девяностые оставили шрам на всю страну, в этом отпечатке наша любовь к силе, желание урвать кусок, готовность оправдать свои нечестные поступки, — подчёркивает он. — И всё равно я остаюсь оптимистом, ведь Рябинины и Волковы [две семьи в сериале — ред.] смогли пройти испытания девяностыми, значит, и мы сможем остаться людьми в самые сложные времена».
IQ

Автор текста: Соболевская Ольга Вадимовна, 18 мая, 2021 г.