• A
  • A
  • A
  • АБB
  • АБB
  • АБB
  • А
  • А
  • А
  • А
  • А
Обычная версия сайта

Запретная Маша

Как назвать дочь, не нарушив табу на наречение именем Богородицы

Мария Магдалена, деталь картины Хуана Тиноко / Wikimedia Commons

Год назад IQ.HSE опубликовал серию материалов об истории русской антропонимики по исследованиям учёных НИУ ВШЭ Фёдора Успенского и Анны Литвиной. Однако женских имён мы тогда почти не коснулись. Они украдкой пробирались в список мужских имён — примерно так же, как Елизавета Воробей очутилась среди мужчин в реестре «мёртвых душ», представленном Чичикову Собакевичем в знаменитой гоголевской поэме. Восстанавливая справедливость и стараясь избежать гендерной асимметрии, рассказываем о любопытных нюансах женского имянаречения в допетровской Руси.

Маша, да не ваша

Имя Богородицы Девы Марии на Руси ещё с домонгольского времени, а затем и столетия спустя, в эпоху позднего Средневековья — в XVI–XVII веке — невозможно было получить ни в крещении, ни при монашеском постриге. На использование этого теонима (божественного имени) при имянаречении в русской церкви существовал запрет — на фоне весьма сильного культа Богоматери.

Табу на присваивание священных имён обычным людям существовало в разных культурах, не всегда связанных с христианством. Однако характер этих ограничений сильно варьировался. Различаться могли как сами «недоступные» имена, так и набор моделей или совокупность правил, позволяющих, не нарушая запрета, всё же вовлекать эти антропонимы в «оборот» имён.

Однако имя Мария на Руси всё же встречалось часто. Чем это объяснить, учитывая вето на использование этого nomen sacrum (священного имени)? Один ответ довольно очевиден. У Богородицы было много тезок среди святых: Мария Египетская, Мария Магдалина, Мария Голиндуха, Мария Клеопова (мать апостола Иакова), Мария Вифинская. В их честь и крестили новорожденных девочек или взрослых женщин, переходивших в православие. Так что личными небесными патронами Маш и Марусь были именно Марии «второго ряда», но не Богородица. Она оставалась святой покровительницей всех христиан.

Как пояснял в «Настольной книге для священно-церковнослужителей» богослов Сергей Булгаков (не путать с его тезкой, известным религиозным философом Сергием Булгаковым), «имя Мария даётся не в честь Пресвятыя Богородицы, а в честь святых жен, носивших это имя». Иными словами, тезкой женщины по имени Мария может считаться та или иная соименная святая, но не мать Иисуса Христа.

 
 

Одно из самых ранних описаний наречения новорожденной именем Мария встречается в середине XII века. На свет появилась дочь князя Святослава Ольговича (в крещении Николая). В Полном собрании русских летописей читаем: «<…> Родисѧ оу Ст҃ослава Ѡлговича дчи нарекоша въ крщ҃ение имѧ еи Мр҃ьӕ». День её рождения — скорее всего, 7 августа. Имя ей дали, вероятно, по святой Марии Магдалине (память 22 июля; здесь и далее все даты приводятся — в соответствии с исторической логикой — по старому стилю).

Возможностью давать имя не непосредственно по святому, чья память отмечается в день появления ребёнка на свет, а в приблизительном соответствии с календарем — охотно пользовались на Руси. В случае с Марией Святославной календарь пролистывали не вперёд, а назад. Но и это было привычным делом, особенно при выборе женского имени.

В то же время, на выбор имени могла действовать и аура приближавшегося праздника Успения Пресвятой Богородицы (15 августа). Как уже говорилось, культ Богоматери был на Руси сильным. Однако при этом нет оснований полагать, что княжну нарекли напрямую в честь Богородицы. В целом истории с выбором имени Мария в Средневековой Руси всегда выглядят нетривиально.

Коллективный патронат

Происхождение запрета на наречение в честь Богородицы — по-видимому, ещё домонгольского — до сих пор остаётся загадкой. Ни Византия, ни Запад не знали столь тотальных ограничений на использование этого nomen sacrum. А на Руси в этом плане существовало явное «табу».

Идет ли речь о синкретическом (совокупном) почитании всех святых — тёзок того или иного христианина — или о культе конкретной святой, с которой соотносится имянаречение, нигде Богородица напрямую с личным именем не связана, будь то агиографический рассказ (житие) или лаконичная запись в монастырской вкладной книге.

Вот пример совокупного почитания святых Марий. В Житии Иосифа Волоцкого (в миру Ивана Санина), созданном епископом Саввой Чёрным, кончина матери святого, Марины Саниной, в иночестве — Марии, описана так: «Пришли по менѧ Марїа Магдалыни и Марїа Іѧковлѧ [мать апостола Иакова, Мария Клеопова] и Марїа Егѵпетскаѧ. Сегѡ ли не видиши? вси стоѧтъ оу мене». И глагола үжже: «Марїи госпожи, идү съ вами». <...> Она же въ той часъ предастъ дүхъ свои Г[о]с[по]деви, и ѡтиде съ Марїами».

Это видение не позволяет судить, в честь какой из трёх названных святых Марий была названа в монашестве Марина Санина (заметим, что по первой букве или первому слогу монашеское имя обычно перекликалось с крестильным). Вероятно, речь идёт о неразделимом почитании святых тезок, которые уводят инокиню в вечную жизнь.

Несомненно, в видениях могла являться и Богородица. Но в текстах не встречается соотнесение её имени с личными именами визионерок. К тому же Богоматерь не могла явиться в числе других святых Марий к обладательнице этого имени.

Синкретическое почитание нескольких святых-тезок наблюдалось и у мужчин. Так, христианин по имени Андрей мог почитать сразу трёх святых: Андрея Первозванного, Андрея Критского и Андрея Юродивого. А среди патронов Василия III, отца Ивана Грозного, числились святые Василий Парийский (государь был наречен именно в его честь) и Василий Великий (Кесарийский).

Второе рождение царской невесты

Показательны случаи крещения именем Мария уже взрослых новообращенных. Так было с одной из жён Ивана Грозного, княжной Кученей, дочерью черкесского князя Темрюка. В истории она известна как Мария Темрюковна.

Такого рода казусы — с крещением взрослых — весьма информативны. Все этапы подобного имянаречения происходили публично, они лучше запечатлевались и в сознании современников, и в письменных источниках. Можно, например, увереннее отслеживать ту стадию приобщения к церкви, когда у человека, ещё не крещенного, уже есть христианский антропоним, полученный при произнесении специальной молитвы на наречение именем. Так было и с Марией Темрюковной.

Процедура обращения черкесской княжны началась 6 июля 1561 года. В этот день она получила христианское имя в честь Марии Магдалины (как и упомянутая выше Мария Святославна). Закончилась процедура спустя две недели, 20 июля, когда митрополит Макарий крестил царскую невесту. Иными словами, черкесская княжна окончательно перешла в новую веру за два дня до празднования тезоименитой святой (22 июля).

В Собрании летописей говорится: «Того же лѣта, Июля въ 6 день, въ нѣделю, Черкаскую княжну Андрей протопопъ Благовѣщенской огласилъ ко крещенiю и нарекъ ей имя во имя святыя Марiи Магдалыни; а царь и великiй князь Иванъ Василiевичь всеа Русiи нарекъ еѣ себѣ невѣсту. Того же мѣсяца въ 20 день, въ нѣделю, на память святаго пророка Илiи, крещена Черкаская княжна Марiя <...>»

Здесь важно отметить, что день оглашения взрослого уподобляется дню рождения младенца. Патрональный святой подбирается в календарных окрестностях этой даты и закрепляется за новообращенным за некоторое время до акта крещения. Само крещение может быть отделено от дня произнесения молитвы на наречение имени некоторым сроком. Вполне уместны те же две недели.

Стремление точно приурочить день крещения ко дню празднования святому патрону — скорее, исключение, чем правило, так что и в этом отношении христианизация Марии Темрюковны шла стандартно. Напрямую к празднованию личного патронального святого приурочивали, скорее, поминовение христианина после смерти. Ту же Марию Темрюковну, скончавшуюся в 1569 году, поминали в день её смерти (6 сентября) и «на её память Iюля въ 22 день», в день Марии Магдалины.

Знаки небесных патронов

Поминальные и вкладные записи — хороший источник сведений о христианских именах женщин допетровской Руси. Например, вкладная запись середины XVI века Марии, вдовы Михаила Ивановича Семёнова.

Мария Семёнова указывает, в какие дни нужно поминать её и мужа, и тем самым называет своих небесных патронов: «А мужа моего Михаила написати в сенаники во вседневнои и в литеинои, и на его память ноября в 8 день, на собор архистратига Михаила, и понахида и обедня служити собором, и корм на братью ставити, и нищих кормити, как возможно, — пишет она. — <...> После моего живота меня, Марью, у Чюда ж в монастыре погрести в дому Пречистые и чюдотворца Алексея, и понахида и обедня служити собором на память мою апреля в 1 день преподобныи матери нашея Марьи Египецкия <...>» .

Иными словами, Михаил Семёнов был назван в честь архангела Михаила, главы святого воинства, а его жена — в честь Марии Египетской. Однако данные о монстырских вкладах, надгробные надписи и сведения о поминовении умерших предлагают ещё один ответ, почему на Руси допетровского времени — при большом количестве Марий — запрет на наречение в честь Богородицы всё же не нарушался.

Имя по иконе

Любопытный случай получения имени Мария описан в Синодике князей Шелешпальских, рукописном сборнике XVII века. В нём говорится о кончине Марии Гавриловны, супруги князя Андрея / Петра Шелешпальского. Она умерла 8 января 1607 года, но поминать её, как ни странно, предполагалось 28 июля.

Как уже говорилось, дни поминовения совпадали с днём кончины человека и/или с днями памяти тезоименитых ему святых. Откуда же взялось 28 июля? На этот день не выпадало никаких «мариинских» праздников. Или у супруги Шелешпальского было ещё одно мирское христианское имя?

Картину проясняет ремарка: «А памят княгине Марье месяца июля в 28 день, на памят святых мученик Прохора и Никанора, в тои же день Стретение пречистые Богородицы Смоленъскыя». Тем самым составитель синодика подчеркнул, что в тот день, когда следовало поминать княгиню, совершалось празднование иконе Одигитрии Богоматери Смоленской, привезенной из Византии в XII веке. Расцвет почитания этого образа пришёлся на XVI – первую половину XVII века. Общерусское празднование было установлено в 1525 году. К этой же дате — 28 июля — впоследствии приурочили празднование целому ряду связанных с ней чудотворных икон: Игрицкой (Песоченской) Смоленской Божией Матери, Седмиезерной Смоленской Божией Матери, Смоленской иконы в Костромском Богоявленском монастыре.

Получение имени святого по дню празднования его иконе или по перенесению мощей — характерное явление для XVI – начала XVII века. В той же семье Шелешпальских князь Дмитрий Михайлович, свойственник Марии Гавриловны, был назван по празднику Сретения чудотворной иконы Димитрия Прилуцкого (святого Русской православной церкви), приходившемуся, судя по всему, на день его рождения. Муж Марии Гавриловны, Андрей / Пётр Иванович Шелешпальский, получил одно из имён по празднику Перенесения мощей митрополита Петра.

Во всех трёх случаях, видимо, сыграла свою роль и приверженность XVI – первой половины XVII столетия собственно русским праздникам. К ним относились празднования как прославленным на Руси святым, так и явленным здесь иконам. 

Было, разумеется, и стремление приурочить имянаречение к дате появления ребёнка на свет. Так складывается практика, когда ребёнок мог быть, например, наречен Дмитрием в честь Димитрия Прилуцкого непосредственно, поскольку он родился накануне или сразу после дня поминовения этого святого. Прославленные на Руси богородичные иконы также, по-видимому, вносили свой вклад в ономастическую практику.

Обходное решение

Новорожденная, хотя и не могла быть названа Марией в честь Богоматери, могла получить это имя косвенным путем — по дню почитания богородичной иконы. Тем самым девочка становилась тезкой одного из почитаемых образов Богоматери, а священное имя использовалось без нарушения запрета.

Такая история произошла у Марии Салтыковой, урожденной Куракиной, сестры сподвижника Петра I дипломата Бориса Куракина. Надпись на её надгробной плите гласит, что «Февраля 6 дня [1740 года] въ 9 часу по полудни на память Преподобнаго Отца нашего Вукола Епископа Смирнскаго, преставися раба Божiя жена Ближнаго Стольника, Ивана Степановича Солтыкова, вдова Марья Ивановна, дочь Болярина Князя Ивана Григорьевича Куракина, отъ рожденiя своего 64 лѣта и 9 мѣсяцевъ, а тезоименитство ея Iюля 7 <...>».

Как мы помним, «тезоименитство» относится к дате празднования патрональному святому. Но 7 июля не поминали никого из святых Марий. Зато в этот день проходило празднование Влахернской иконе Божией Матери, привезённой из Византии в 1653 году в дар царю Алексею Михайловичу. Так что имя Марии Ивановны объясняется этой датой. 

Теперь понятно, и почему в изданной просветителем Николаем Новиковым «Древней российской вивлиофике» (1788-1791) — «собрании древностей российских», где, собственно, и приведена надпись, — к ней есть особая пометка: «При ономъ надписанiи образъ Богоматери на деревянной дскѣ». Речь, вероятно, идёт об образе Влахернской Богоматери, которая и служила надгробной иконой на могиле Марии Салтыковой.

И ещё один сходный случай. В княжеской семье Татевых, где имена давали точно по дате появления на свет, была дочь Мария. Одно из её поминовений приурочено, как написано в грамоте её матери, к 15 августа — дню рождения. Заметим, что для братьев княжны Марии Борисовны поминальная дата была напрямую связана с их небесными покровителями. Но 15 августа не ассоциировалось ни с одной из святых Марий. Зато на этот день приходилось Успение Пресвятой Богородицы.

Связь выбора имени с богородичным праздником, будь то Успение, Введение во храм (так получила своё имя, например, Мария Михайловна Преподобова, в замужестве Строганова) или другое событие, носит опосредованный, а значит, дозволительный характер. К богородичному празднику некогда было приурочено чествование иконы, а с ним, в свою очередь, было связано наречение новорожденной.

Кстати, к 15 августа были приурочены празднования целому ряду богородичных икон — из собственно русских достаточно упомянуть Владимирскую, Псково-Печерскую, Ростовскую, Чухломскую. Скорее всего, княжна Татева получила имя по одной из этих икон. Так был выдержан строгий календарный принцип имянаречения, принятый в семье, но при этом запрет на использование священного имени соблюдался.

Царица Мария по имени Екатерина

«А в девицах имя ѣй Катерина, а в царицах имя Марья» — это пояснение относится к жене царя Василия Шуйского Марии Петровне, урождённой Буйносовой-Ростовской. В миру у неё было два христианских имени, а в монашестве появилось третье — Елена. Это имя первой буквой аукалось с крестильным, непубличным (Екатерина). Поминать её полагалось на память великомученицы Екатерины, 24 ноября. Публичным — тронным — для царицы было имя Мария.

Однако в календаре вблизи этой даты не было дня памяти какой-либо из святых Марий. При этом на 27 ноября приходилось празднование известнейшей богородичной иконе — новгородскому «Знамению» XII века, которая, по преданию, помогла жителям Великого Новгорода в 1170 году отбиться от суздальцев во главе с князем Андреем Боголюбским.

Случай царицы Марии Петровны показывает, что девушки могли получать дополнительные христианские имена и при вступлении в брак. Так, по крайней мере, это происходило в семьях правителей.

Но в целом женское имянаречение, увы, явно хуже фиксировалось в источниках, чем мужское. Даже в случае с женой Василия Шуйского можно только предполагать, когда именно у неё появилось второе имя — Мария. Возможно, будущая царица с детства была и Екатериной, и Марией. В этом случае реплика «въ девицех имя Екатерина, въ царицехъ имя ей Марья» (почти идентичная первой) лишь сообщает, какое из имён закрепилось в качестве тронного. С другой стороны, не исключено и получение нового имени.

Имя чуда

Казус наречения Марии Васильевны Годуновой тоже интересен. Она принадлежала к стремительно набиравшему силу клану Годуновых, приходилась сестрой выдающимся вельможам своего времени и относительно близкой родственницей Борису Годунову. Один брат Годуновой, Степан Васильевич (второе имя Евдоким), летом 1587 года возглавил русское посольство в Речь Посполитую и добился сепаратного перемирия с Великим княжеством Литовским на 15 лет. Другой брат, Гри­го­рий Ва­силь­е­вич (в крещении Харитон), был гла­вой При­ка­за Боль­шо­го дворца (1584-1597 годы), а третий брат, Иван Ва­силь­е­вич, — видным военачальником и главой Стре­лец­ко­го при­ка­за (1586-1593 годы). Что касается нашей героини, то о ней сказано (запись можно найти в Архиве РАН): «Да по ихъ же [Степана, Григория и Ивана Васильевичей] сестрѣ Марiи кормъ кормити на память еѣ марта въ 25 день, а на преставленiе на еѣ кормити кормъ октября въ 21 день».

На 25 марта приходилось Благовещение Пресвятой Богородицы. Но к этому дню было приурочено и празднование богородичному образу на Житном дворе Московского Кремля. Там, по преданию, произошло чудо — на стене башни самопроизвольно появилась икона Благовещения (и башня получила название Благовещенской). 

Когда был явлен этот образ, точно сказать сложно. Есть предание, связывающее его почитание с эпохой Ивана Грозного. Когда именно родилась Мария Васильевна Годунова, тоже неизвестно, — вероятно, когда празднование названной богородичной иконе уже совершалось (25 марта). Возможно, её рождение пришлось на самое начало прославления этого образа, что и обусловило выбор имени Мария.

Табуированные имена

Модель получения имени Мария по иконе, позволяющая наречь новорожденную в честь Богородицы опосредованно, вызывает ряд вопросов. Например, откуда произошел обычай? Он не был заимствованием из Византии — там запрет на употребление имени Богоматери в качестве крестильного вроде бы не наблюдался. Вместе с тем, в Византии было множество практик, связанных с иконопочитанием и выбором имени, и они могли косвенно повлиять на формирование исследуемого обычая и на Руси.

Достаточно вспомнить, с одной стороны, византийскую традицию наречения детей именами крёстных родителей, а с другой стороны — казусы, когда в качестве восприемника для младенца от купели избиралась икона того святого, которому предстояло стать тезкой новорожденного. Однако византийские образцы могли сыграть лишь роль кусочков мозаики, из которых на Руси самостоятельно сложилась специфическая модель наречения по богородичной иконе.

При этом время формирования этой модели тоже неочевидно. Она вполне может быть архаичной. А то, что эта практика выглядит особенно частой с середины XVI века, возможно, просто связано с резким ростом массива доступных документов. К тому же именно в это время и техники имянаречения, и культ патрональных икон достигают виртуозной детализированности.

В завершение выделим ещё один нюанс. Имя Иисус в русской традиции подпадало для мирянина под полный запрет. В крещении младенцев так не называли даже в честь Иисуса Навина (хотя имя этого ветхозаветного вождя израильтян могло быть получено при постриге). И даже обходной путь получения такого имени — через икону — был невозможен.

В целом круг nomina sacra в древнерусской церковной традиции едва ли можно считать надежно установленным и стабильным. По-видимому, в нём были не только имена Христа и Девы Марии.

В определенный период отчасти запретным для крещения могло оказаться имя Николай. В домонгольскую эпоху такого ограничения, судя по всему, не было. Известен целый ряд русских князей, носивших это имя в качестве крестильного, например, тот же Святослав Ольгович. В Новое время табуирования имени Николай тоже не наблюдалось.

Однако в интервале между домонгольской эпохой и Новым временем, в позднем Средневековье, на фоне все большего распространения культа святого Николая Мирликийского, возможность нарекать мирян этим именем резко сократилась. Вероятно, наблюдалась тенденция к его «благочестивому замалчиванию». «Это объясняется чисто русским почитанием святого Николая, “русского Бога”, как его называли, — комментирует Фёдор Успенский. — В простонародной среде он мог даже считаться одним из членов святой Троицы». 

Нельзя ли тогда допустить, что редкие примеры появления имени Николай в XVI–XVII веках связаны с наречением не в честь самого святого, а по какой-либо из его икон, как это было с наречением именем Мария? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимы дополнительные изыскания.
IQ
 

Авторы исследования:
Анна Литвина, ведущий научный сотрудник Лаборатории лингвосемиотических исследований Школы филологических наук НИУ ВШЭ
Фёдор Успенский, член-корреспондент РАН, главный научный сотрудник Лаборатории медиевистических исследований НИУ ВШЭ
Автор текста: Соболевская Ольга Вадимовна, 17 августа, 2021 г.