Владетели мира

В домонгольской Руси христианские имена Рюриковичей могли носить и другие люди. А вот династические (нехристианские) антропонимы правителей, наоборот, воспринимались как символ власти и неотчуждаемая собственность. Это ономастическое наследство оставалось в роду и не передавалось окружению. Приближенные Рюриковичей могли подхватить только «выпавшие» из династии имена, высокородные обладатели которых не оставили наследников или надолго утратили власть. Как конструировались княжеские антропонимы, и как они входили в обиход, IQ.HSE рассказывает по статье исследователей НИУ ВШЭ Фёдора Успенского и Анны Литвиной.

Статья Ф.Б. Успенского и А.Ф. Литвиной подготовлена в рамках гранта, предоставленного Министерством науки и высшего образования Российской Федерации (№ соглашения о предоставлении гранта: 075-15-2020-908)

Трансфер имён — от князей к их потомкам или к приближенным — многое говорит о властных отношениях, междоусобных конфликтах, географической и политической мобильности элиты. Поэтому княжеский именослов — ключ к исследованиям этой среды и к раскладу сил в окружении правителей. То, о чем не сообщают летописи, можно реконструировать с помощью антропонимикона: откуда, например, брались наставники и советники при молодых князьях, по сути, игравшие роль регентов? Как этим влиятельным особам зачастую некняжеской крови удавалось перешагнуть черту и де-факто сделаться правителями? Почему одни и те же редкие имена мелькали в очень разных регионах? И что заставляло навсегда вычеркнуть антропоним из княжеской истории?

Большинство «августейших» имён ввёл в оборот Владимир Святой. С помощью своего антропонимического «конструктора» правитель-реформатор закреплял властные привилегии Рюриковичей и ту политическую систему, которую создавал. Имя и власть в княжеском роду домонгольской Руси стали нераздельны. Утрата места в династической иерархии означала и потерю имени — и переход его в некняжескую среду.

В домонгольской Руси имена правителей и их окружения зачастую были созвучны. Похожи, но не тождественны. Сделаны из одного и того же ограниченного набора корней («волод-», «слав-», «мир-», «яр-» и пр.) — словно в задаче по комбинаторике.

Владимир Святославович с сыновьями. Роспись восточной стены Грановитой палаты, 1882 год / Wikimedia Commons

Антропонимические композиты, построенные по подобной схеме, известны: Ярослав, Всеволод, Владислав, Ярополк, Святослав, Добромир, Мирослав и пр. Были и другие имена, которые не пошли в массы: Ратибор, Володарь, Вышеслав, Судислав, Горислав, Брячислав, Сбыслав, Рогволод, Яволод и пр. Любопытно, что в семье имена братьев могли аукаться или даже «перетекать» одно в другое: Володи-слав – Я(с)-волод – Яро-полк.

Женский именослов вырос из тех же корней. Владимир Святой назвал дочерей Предслава (она известна тем, что, по легенде, отправила брату Ярославу Владимиричу письмо, в котором обвиняла Святополка в убийстве Бориса), Премислава (была герцогиней Венгрии) и Мария Добронега (княгиня Польши).

Попадались в семье и совсем загадочные имена — например, Позвизд. Есть соблазн возвести его к имени славянского бога ветра и ненастья, но тут исследователи спорят. Другой пример — антропоним Шварн. Его происхождение неизвестно.

При том, что имена князей и их приближенных перекликались, они, как уже говорилось, не совпадали. Так, например, правителя могли звать Владимир или Святослав, а его приближенных — Володислав, Яволод или Мирослав. То есть результаты варьирования базовых основ получались в именах князей и их свиты разными. Имя было маркером властных полномочий.

В родовом мире знать стремилась воспроизводить имена своих предков, подчёркивая преемственность по отношению к ним и цельность династии. Одновременно собственный клан противопоставлялся всем прочим. «Для Рюриковичей, усилиями нескольких первых поколений заполучивших власть над страной и удерживавших её очень долго, идея преемственности властных привилегий по праву крови приобретает огромную роль, но и оборотная сторона этой преемственности — уникальность прав собственного рода — становится не менее важной», — подчёркивают в статье Фёдор Успенский и Анна Литвина.

Антропонимический консерватизм — герметичный именослов — стал у Рюриковичей устойчивым правилом. Сформировался перечень из двух десятков династических княжеских имён, которые передавались от дедов к внукам и не сразу отступили под напором христианских антропонимов.

Высший ономастикон

Особый династический реестр составили имена: Рюрик, Игорь, Олег, Святослав, Ярополк, Владимир, Святополк, Изяслав, Всеволод, Ярослав, Борис, Глеб, Мстислав, Вячеслав, Брячислав, Всеслав, Рогволод, Ростислав, Володарь, Ингварь. Все эти антропонимы появлялись в роду Рюриковичей, как минимум, дважды.

Большинство из них вошли в династический именослов, когда князья активно расширяли свои владения и утверждали там свою власть, — на протяжении первых четырёх-пяти поколений — от прибытия Рюрика до наречения сыновей Владимира Святого. В дальнейшем род разрастался, однако инновации в именах оказывались, скорее, точечными.

Рюрик, Игорь, Ольга, Святослав, Владимир, Иван IV / Wikimedia Commons

Так, три новых имени — Рогволод, Всеслав, Брячислав — появились в полоцкой линии династии, но два из них — Рогволод и Всеслав — так и не перешли другим князьям. Сын Владимира Крестителя Ярослав Мудрый ввёл в оборот имя Вячеслав, назвав так одного из сыновей. Рано умерший князь Владимир Ярославич (а возможно, и сам Ярослав, участвовавший в наречении внуков) впервые использовал имя Ростислав. В свою очередь, Ростислав Владимирич назвал одного из сыновей — Володарь. Во второй половине XII века в династии появилось имя Ингварь, исходно связанное с древним княжеским — Игорь. Имя Шварн однократно фигурировало в династии в XIII столетии — в галицко-волынской ветви дома, у сына Даниила Романовича.

Неотчуждаемая собственность

Имена часто воспроизводились не сразу, а у поколений внуков и правнуков. Так, Ярослав Владимирович Мудрый назвал сына в честь своего отца — Владимиром. У князя Изяслава Мстиславича (XII век) был сын Мстислав Изяславич. С более ранними именами ситуация сложнее. Имя основателя династии Рюрика не получили ни его внуки, ни правнуки. Оно вернулось в род лишь в середине XI столетия. Имя Игоря тоже повторилось спустя годы.

Часть антропонимов и вовсе не пошла в ход — например, Синеус и Трувор (имена братьев Рюрика). Такие имена сыновей Владимира Святого, как Вышеслав, Станислав, Позвизд и Судислав, у Рюриковичей также больше не встречались.

Княжение варяжских братьев Рюрика, Синеуса и Трувора / Радзивилловская летопись / Wikimedia Commons

Однако некоторые из антропонимов всё же вышли за пределы княжеского рода. Из первоначального набора, закреплённого в династии первыми поколениями Рюриковичей, — это имя Ярополк. Из успешных инноваций XI века — Вячеслав и Рогволод. Из имен, введенных Владимиром Святославичем, но далее в династии не задействованных, — Судислав, Станислав и, возможно, Вышеслав.

Исследователи из НИУ ВШЭ предполагают, что династическое имя попадало в некняжескую среду лишь тогда, когда сами князья переставали им пользоваться. Но для такой невостребованности нужны были весьма специфические обстоятельства. Ни безвременная гибель князя, ни внутриродовая распря не были достаточными причинами для того, чтобы имя предка посчитали негодным для повтора.

Вообще, в использовании имён бывали свои «приливы и отливы» — антропоним встречался то чаще, то реже. Но случалось, что он терялся в династии навсегда. Особенно если к этому моменту ещё не закрепился в роду. Такие имена легче подхватывались княжеским окружением. Однако и в этом случае антропонимический трансфер не мог совершиться без существенных резонов, подчеркивают Фёдор Успенский и Анна Литвина. Эти резоны, скорее, оставались универсальными для всего домонгольского времени, но особенности перехода имени в некняжескую среду могли различаться в зависимости от того, каким образом то или иное именование попало к Рюриковичам.

Одного из сыновей Владимира Святого звали Судислав. Сведений об этнической принадлежности его матери нет. В источниках ничего не сказано и о том, что отец выделил ему область для княжения. (В древнейших летописных сводах таких данных нет, но в Софийской и Новгородской IV летописях указано, что при отце Судиславу был отведён Псков.)

В 1036 году мы застаем князя во Пскове, когда его династическая карьера разрушена. Он оклеветан перед старшим братом Ярославом Мудрым, и тот сажает его в поруб (тюрьму). В заточении Судислав Владимирич проведёт больше 20 лет, пока его в 1059 не выпустят племянники. Но на свободе он окажется лишь для того, чтобы принять постриг.

Заметим, что Судислав приносит Ярославичам (племянникам) некие клятвы, очевидно, упраздняющие его притязания на власть. Исследователи добавляют: «Характерно, что никакие мирские обеты не показались бы достаточными, если бы он не стал монахом. Позднее даже этот шаг не всегда мог избавить князя от подозрений во властных претензиях — настолько сильной стала у Рюриковичей идея неотъемлемости династических прав, приобретаемых по рождению».

Ярослав I Мудрый отбирает меч у Судислава в знак лишения княжеской власти / Wikimedia Commons

Судислав умер в 1063 году и наследников не оставил. По-видимому, долгое отсутствие властных полномочий и полный отказ от них вкупе с отсутствием сыновей и оказались теми обстоятельствами, из-за которых имя князя уже не повторялось в династии. У него не могло быть родных внуков и правнуков, названных в его честь. После Судислава Владимирича не осталось владений, претензии на которые имело бы смысл заявлять с помощью имянаречения более отдалённым родственникам.

Любопытно, что у брата Судислава, Святополка (Окаянного), казалось бы, было больше шансов оставить свое имя без повторения. Он проиграл в распре, спасался бегством. Именно ему приписывали убийство братьев Бориса и Глеба. Но, невзирая на всё это, имя Святополка было воспроизведено в последующих поколениях. Дело в том, что при жизни он успел, пусть и ненадолго, сделаться киевским князем, а до того вполне благополучно сидел в Турове.

Показателен и казус Игоря Ольговича (первая половина XII века), который был растерзан толпой киевлян, хотя уже лишился власти и принял постриг. Наследников он, судя по всему, не оставил. Но в его карьере потеря власти была лишь недавним поражением — он успел побывать Великим князем Киевским. Кроме того, его трагическая кончина давала возможность для канонизации. Так что имя Игоря Ольговича хотя и не стало в династии сверхпопулярным, но повторилось, например, в имянаречении племянника, Игоря Святославича Новгород-Северского (героя «Слова о полку Игореве»).

Портрет Игоря Ольговича из Царского титулярника / Wikimedia Commons

Имя же злополучного Судислава Владимирича выпало из династии. Зато княжеское окружение его подхватило. В Галиче в первой трети XIII века жил боярин Судислав, который занимал совершенно особое место в жизни региона.

Арбитр и регент

В исследованиях Судислава нередко называют главой партии противников Даниила Романовича Галицкого. Но роль этого боярина в политике была намного интереснее. Судислав находился на политической арене с 1211 по 1234 год, и всё это время его имя фигурировало в Галицко-Волынской летописи.

В борьбе за галицкое княжество он противостоял сыновьям Игоря Новгород-Северского, претендующим на этот край по косвенной женской линии, но иногда, впрочем, был готов сыграть им на руку. На какое-то время Судислав оказался союзником Мстислава Мстиславича Удатного. Повествователь устами князя выразил недовольство советами боярина, однако весомость их была столь значительна, что под их влиянием Мстислав отдал Галич венгерскому королевичу Андрашу в обход Даниила. Судислав участвовал и в устройстве брака Андраша с дочерью Мстислава.

Боярин «опекал» венгерского королевича, а когда тот наконец заполучил Галич, то даже правил городом вместе с ним. Когда же Андраш на время оставил галицкое княжение, то, по утверждению летописца, Судислав был тем единственным человеком, кто уезжал вместе с ним. Потом боярин вместе с королевичем вернулся в Галич и лишь после смерти Андраша в осажденном городе уехал в Венгрию.

Роль боярина при молодом Андраше была близка к той, что на Руси играли воспитатели, специально приставленные к юным княжичам, или регенты. В летописи есть ряд примеров, когда дядька, кормилец (то есть воспитатель), наместник или другое лицо со сходными полномочиями фактически правит вместо малолетнего князя или манипулирует представителями династии.

Был и случай, когда сын кормильца Володислав — человек некняжеской крови — умудрился сесть на галицкий стол. Однако это уникальная ситуация. В случае же с Судиславом очевидно, что он входил в круг лиц, с которыми князья были с детства связаны узами особого типа — искусственным или конструируемым родством. Причём эти узы оказывались не менее значимыми, чем родство биологическое.

В летописи Судислав наделён и княжескими, и некняжескими возможностями. Подобно правителю, он мог привлечь на свою сторону иноземное войско. Даже побеждённого, его нельзя было игнорировать, — Мстислав Мстиславич дал ему во владение Звенигород. Судислав мог советовать, кому из двух претендентов отдать княжеский стол. Наконец, он выдал дочь замуж за иноземного воеводу. Всё это могло бы стать частью биографии князя. С другой стороны, Судислав, как это бывало с княжескими приближенными, взял на себя функцию посла от Мстислава Мстиславича к его зятю Даниилу.

Станислав среди тысяцких

Ещё одно «одноразовое» династическое имя — Станислав — носил один из младших сыновей Владимира Святого. Согласно поздним летописям, от отца он получил Смоленское княжество, но в древнейших источниках таких сведений нет. Вероятно, княжич не пережил Владимира Святославича и не оставил наследников. Именно так можно объяснить исчезновение его имени из династического антропонимикона.

Но свято место пусто не бывает. Имя быстро всплыло среди княжеской свиты. Некий Станислав входил в круг княжеских советников. Согласно уставу Владимира Всеволодича Мономаха (1110-е годы), так звался переяславский тысяцкий, выступавший в роли свидетеля или участника составления этого законодательного текста.

В источнике читаем: «А се уставъ Володимерь Всеволодиця: по Святополци съзвавъ дружину свою на Берестовѣмь: Ратибора Киевьскаго тысячьского, Прокопия тысячьского Бѣлогородского, Станислава Переяславьского тысячьского, Нажира, Мирослава, Иванка Чюдиновичя Олгова мужа...».

В Галиче боярин Судислав существовал в союзе и противостоянии с обладателями двух основных имён Мирослав или Володислав. В начале XII века тысяцкий Станислав фигурировал в окружении людей с аналогично устроенными именами — Мирослав и Ратибор. (Предположительно речь о Мирославе Гюрятиниче, не раз получавшем посадничество в Новгороде.)

«Ономастическая симметрия, на наш взгляд, соответствует здесь некой симметрии социальной, — полагают авторы статьи. — Следующее по времени упоминание имени Станислав обнаруживается в столь же элитарном списке. Речь идёт о самых знатных из людей, пленённых или погибших в битве между младшими сыновьями Владимира Мономаха и Ольговичами (1136 год)». «Станислав добрый Тудъкович» — так называет его летопись.

Поскольку битва происходила под Переяславлем, где за четверть века до этого Станислав был тысяцким, можно допустить, что в летописном пассаже речь идёт о нём самом или его младшем родственнике (племяннике, внуке и пр.). Вероятно также, что казнённый в 1148 году переяславец Станиславич, пришедший с князем Глебом Юрьевичем (внуком Владимира Мономаха) сражаться против Мстислава Изяславича, был сыном или другим младшим родственником Станислава Тудковича.

Мстислав Андреевич сажает на Киевское княжение Глеба Юрьевича / Лицевой летописный свод / Wikimedia Commons

Впрочем, имя Станислав оказалось тесно связано не только с городом Переяславлем. В конце XII – первой половине XIII века этот антропоним пользовался популярностью и у элиты, связанной с Галичем. В 1209 году братья Станиславичи — Иванко и Сбыслав — бежали из Божска, будучи, по-видимому, противниками группировки, возглавляемой вышеупомянутыми Судиславом и Володиславом.

Если Станиславичи — это патроним (отчество), то их отец, Станислав, родился не позднее последней трети XII столетия. Двумя десятками лет позже в галицких войнах подросших князей Даниила и Василько (Романовичей) будет участвовать на ответственных ролях некий Станислав Микулич, вполне возможно, потомок или родственник Иванка и Сбыслава. Но это предположения. Так или иначе, имя Станислав воспроизводилось, и носили его представители элиты.

Заметим, что у новгородцев встречался антропоним Станил. Но даже если считать его гипокористической (уменьшительной) формой от некоего двухосновного имени, то, скорее, речь о Станимире. Этот антропоним зафиксирован в Новгороде, а Станислав — нет.

Вышата, Остромир, Тмутаракань

Вышеслав — известное княжеское имя. При этом в летописях часто фигурирует и антропоним Вышата. Имена на -ата/ята могут быть не только самостоятельными, но и производными от полных имен. Гюрята — от Георгий, Климята — от Климент и пр. Если считать, что это гипокористическое образование от двухосновного имени, то Вышеслав — единственный кандидат на «владение» этой формой. Интересно, что об одном из Вышат говорится как о родственнике Рюриковичей.

Под 1064 годом в «Повести временных лет» есть сообщение о том, что вместе с князем-изгоем Ростиславом Владимиричем (сыном уже упоминавшегося рано умершего Владимира Ярославича) в Тмутаракань бегут два человека — Порей и Вышата. Второй из них назван «сн҃ъ Ѡстромирь».

Отец Вышаты, Остромир, был новгородским воеводой, посадником и инициатором создания бесценного памятника — вкладного (то есть сделанного в качестве вклада, пожертвования) Остромирова Евангелия (1056–1057 год). Известно, что посадник — «близок» киевского князя Изяслава Ярославича (сына Ярослава Мудрого). Термин «близок» может отсылать как к кровному родству, так и к отношениям свойствá — родства по браку.

Получается, что Остромир и его сын Вышата — княжеские родственники. Вопрос, по какой линии. Часть исследователей считают, что Остромир — внук «былинного» и вполне реального Добрыни, дяди Владимира Святого. Значит, Остромир — племянник Владимира и троюродный дядя Изяслава Ярославича. Термин «близок» тут подходит. Тогда Вышата — четвероюродный брат Изяслава Ярославича.

Другая гипотеза предполагает, что к княжескому дому имела отношение жена Остромира, Феофана, которая могла быть дочерью Владимира Святого и византийской принцессы Анны. Тогда Вышата Остромирич — кузен Изяслава Ярославича по материнской линии и двоюродный дядя Ростислава Владимирича, с которым он бежит в Тмутаракань.

Беседа Изяслава I и Всеволода I о совместных действиях против половцев и присоединившихся к ним русских князей; наём войск по приказанию Изяслава / Радзивилловская летопись / Wikimedia Commons

Но имя Вышата всплывает в летописи и в другой ситуации. С пометой «отец Яня» оно появляется при описании византийского похода 1043 года. Возможно, здесь речь идёт не о сыне Остромира. Янь Вышатич умер в 1106 году, причём, по данным летописца, ему было 90 лет. Значит, Янь должен был появиться на свет во второй половине 1010-х годов. А его отец, Вышата, соответственно, родился никак не позже самого начала XI столетия. Если Остромир был отцом этого Вышаты, то он должен был появиться на свет самое позднее в середине 980-х годов.

При таком расчёте Вышата бежит в Тмутаракань в весьма почтенном для русского Средневековья возрасте (за 60 лет), а его отец Остромир заказывает Евангелие и держит посадничество в Новгороде в возрасте 70+. Возможно, конечно, речь идет о семье долгожителей (по тем временам). И всё же сомнения здесь неизбежны.

Казалось бы, мысль о тождестве людей с антропонимом Вышата, фигурирующих в летописи под 1043 и 1064 годами, подкрепляется тем, что носитель этого имени тесно связан с определённой линией княжеского дома. Так зовут воеводу при князе Владимире Ярославиче и самого близкого сторонника его сына, Ростислава Владимирича. Но это не значит, что отцу и сыну помогает один и тот же человек. Скорее, речь идёт о трех представителях одной семьи, преданной конкретному княжескому дому, — Вышате Старшем, Остромире и Вышате Остромириче.

Показательно, что в приписке к Остромирову Евангелию манифестируется связь донатора (Остромира, заказавшего вклад) именно с князем Владимиром. Автор этого текста разграничивает то наследие, которое Изяслав Ярославич получил от отца, и то, что досталось ему от брата Владимира. При этом в приписке подчёркивается, что наследие Владимира Ярославича, Новгород, князь поручил именно Остромиру. Ещё раньше Вышата Старший был приставлен Ярославом Мудрым к своему сыну, отправляемому на новгородское княжение, а гораздо позже Вышата Остромирич бежит вместе с князем Ростиславом в Тмутаракань.

Примеры преданности некоего знатного рода определённой семье Рюриковичей в истории были. Известна история о том, как Ярослав Мудрый поручил варягу Шимону/Симону службу при своем сыне Всеволоде, а в дальнейшем сын Шимона стал чем-то вроде регента при внуке Всеволода, малолетнем Юрии Долгоруком, отправленном в Суздаль.

Эта история весьма напоминает сюжет взаимодействия рода Вышаты и Остромира с ветвью Владимира Ярославича. Так что версия «Вышата Старший – Остромир – Вышата Остромирич» вполне вероятна. И если Вышата — это гипокористика от имени Вышеслав, то его появление здесь могло объясняться родством по женской линии, одним из важнейших механизмов родового мира.

Тёщин язык

Истории Вышеслава и галицко-волынского Судислава, как ни удивительно, могут быть связаны. Одну из подсказок нам даёт некая высокопоставленная дама. В источниках упоминается воевода Давыд Вышатич, которого собственная тёща уговорила сдать сторонникам королевича Андраша город Ярославль. Почтенная матрона, чьим советам так доверял её зять, была привержена Судиславу.

Фигура этой тёщи весьма любопытна. Она не была княгиней, но её политические пристрастия оказались решающими. Часто ли женщины некняжеского происхождения играли в истории того или иного русского города подобную роль? Вспоминается куда более поздняя Марфа Борецкая, жена посадника, выступавшая за независимость Новгорода от Москвы. Что же касается тёщи Давыда Вышатича, то она была супругой или вдовой княжеского кормильца (воспитателя) Нездилы.

«Присоединение Великого Новгорода. Высылка в Москву знатных и именитых новгородцев» Алексей Кившенко, 1880 год / Wikimedia Commons

Тем самым, Нездила и Вышата были сватами — отцами жены и мужа, что говорит о близости их социального статуса. Как бы то ни было, речь о людях, максимально приближенных к Рюриковичам в силу, так сказать, искусственно созданного родства. Можно ли предположить связь между Вышатами ранними и их более поздним галицко-волынским тёзкой?

Дело в том, что в управление князю Ростиславу Владимиричу его дядья выделили именно Волынь (откуда он, собственно, и направился в Тмутаракань). В этих краях утвердились и его сыновья — Рюрик, Володарь и Василько, а потом внук и правнук. Естественно предположить, что Вышата Остромирич, не бросивший князя даже во дни тмутараканьской авантюры, оставался привержен его семье и далее. Он и его потомки могли последовать за «своими князьями» на Волынь, осесть там и сохранить свою близость к этой ветви династии.

Теперь разберемся с именем Вышко. Если мы допускаем, что оно, как и антропоним Вышата, — гипокористическая форма имени Вышеслав, то тогда показателен пассаж из Ипатьевской летописи, относящийся к началу 1160-х годов и сообщающий, что Вышко, посадник Мстислава Изяславича, был выгнан из Торческа.

Встреча Изяслава с Мстиславом Изяславичем; встреча Мстислава Изяславича с его мачехой Русудан / Wikimedia Commons

Эта ремарка могла бы задать альтернативную траекторию проникновения антропонима в галицкие земли: в конце XII века Торческ в числе других киевских земель передается сыну Мстислава — Роману Галицкому. Как Вышко мог стать приближенным Мстислава Изяславича? Судя по имени, он мог принадлежать к тому же роду, что и киевский тысяцкий Янь Вышатич. Родных сыновей Янь, по-видимому, не оставил, но его высокое положение в Киеве позволяло ему и собрать вокруг себя «близоков», и закрепить имя своего отца в антропонимиконе родственников.

Таким образом, история имен Вышата и Вышко позволяет выстроить историю клана, представители которого породнились с Рюриковичами уже в середине XI века (по женской линии). Члены этой семьи весь домонгольский период были посадниками и воеводами в самых разных областях Руси и сохраняли близость к князьям, порой кочуя вместе с ними из региона в регион. Подобные связи и обеспечивали Рюриковичам поддержку в ситуациях, когда кровное родство в очередной раз оказывалось источником конфликта.

«Княжеские имена, единожды появившиеся в династии при Владимире Святом, в дальнейшем уходят в те роды, на которых из поколения в поколение возлагаются своеобразные заместительные функции — наместника взрослого князя в том городе, где он не сидит; дядьки-регента при юном княжиче там, где нет его отца; свидетеля/участника при составлении юридического документа от лица правителя; опоры князя в ситуации, когда родичи по отцу отказывают ему в осуществлении наследственных прав», — пишут Фёдор Успенский и Анна Литвина.

Казалось бы, князей и их окружение разделяла определенная пропасть. У Рюриковичей не было соперников в сфере властных полномочий. Сами князья манифестировали этот разрыв и уникальность своего рода. Эту же функцию выполнял и именослов. В то же время, он свидетельствовал, что наведение мостов через пропасть возможно.

В этом смысле ономастика многое говорит о людях, стоявших за князьями, и их ролях, —  то есть о том, о чем летопись повествует очень скупо. Но любопытно и то, как скоро околокняжеская элита подхватывала «выпадающие» династические антропонимы. Судьба имён сыновей Владимира позволяет предположить, что больших промедлений здесь не бывало. Имя освободилось — можно воспользоваться. В этом смысле интересна судьба других «переходных» антропонимов.

«Эндемичные» имена: Рёгнвальд и Рогнеда

Имя собственноручно убитого тестя — Рогволода (он был отцом полоцкой княжны Рогнеды) — Владимир Святославич не дал никому из своих сыновей. Так не были названы и его внуки, дети полоцкого князя Изяслава Владимирича, ветвь которого унаследовала Рогволодовы земли. Сыновей Изяслава звали Всеслав и Брячислав, и это были антропонимические новшества.

Имя пращура получил лишь правнук Изяслава Владимирича, внук Брячислава, князь Рогволод (Борис) Всеславич. Антропоним Рогволод повторился в правящем доме лишь тогда, когда сформировалась традиция рефлексии о прошлом.

На это время пришёлся новый виток внутридинастической борьбы Рюриковичей. Как отмечают исследователи, выбор имени явно обособлял полоцкую ветвь от всех остальных. В то же время, антропоним Роговолод у полоцких князей давно воспринимался как имя одного из предков по отцу — Всеславу (правнуку Рогнеды). Изначальное родство по женской линии успело «отстояться» и сделаться родством по линии мужской. Ещё одна особенность антропонима: в династии он стал «эндемиком» — исключительно полоцким.

Но было ли имя Рогволод ко второй половине XI века собственностью одних только Рюриковичей? Известно, что сыновей у прибывшего из Скандинавии Рогволода (Рёгнвальда) не осталось (их также убил Владимир). Так что передаваться по мужской линии это имя не могло.

Но несколько десятилетий спустя после гибели полоцкого Рогволода на Руси появился ещё один Рёгнвальд, родич шведской принцессы Ингигерд — будущей жены Ярослава Мудрого. Он стал посадником в Ладоге. По всей видимости, этому Рёгнвальду суждено было стать прародителем обширного клана новгородских бояр Роговичей.

Пока антропонимом «владели» князья, его не было в именослове элиты. Но в конце XII века имя Рогволод появилось в ситуации, с Полоцком вроде бы никак не связанной. В Ипатьевской летописи фигурирует некий Рогволод, очевидно, приближенный молодого князя Ростислава Рюриковича. Кто же он?

Возможны варианты. Родную сестру Ростиславова деда, Ростислава Мстиславича, звали Рогнедой. Судя по летописи, между братом и сестрой были доверительные отношения. Появление имени Рогнеда у девочки из семьи Мстислава Великого выглядело естественно: женатый на шведке Христине, он сразу трём дочерям дал имена с германской или скандинавской окраской — Ингибьёрг, Маль(м)фрид и Рогнеда. Родного брата Христины звали Рёгнвальдом, и Рогволодом же был, как уже говорилось, полоцкий пращур Мстислава. Но это имя — как «полоцкое» — князь при наречении сыновей использовать не захотел. А вот имя Рогнеда, воспроизводящее старинный антропоним рода, как раз годилось.

Галичане выгоняют Романа Игоревича и сажают на княжение Ростислава Рюриковича / Лицевой летописный свод / Wikimedia Commons

Возможно, появившийся в летописи рядом с Ростиславом Рюриковичем Рогволод — внук Рогнеды и троюродный брат князя. Если учесть, что он выполнял роль ходатая перед отцом Ростислава, то у него должен был быть особый статус в семье киевского князя. Такой статус могло давать родство.

Может быть, Рогволод — из новгородских Роговичей? Он мог одновременно принадлежать и к этому клану, и быть внуком княжны Рогнеды. Весьма вероятно, что Рогнеда Мстиславна была связана с Новгородом не только в юности, но и под конец жизни. Во всяком случае, в найденном в церкви Благовещения на Городище граффито, возможно, присутствует упоминание о её кончине. Не исключено, что новгородцем был её муж.

В конце концов, её отец, Мстислав, долго был новгородским князем и вторым браком женился на местной жительнице. Здесь же в свое время сидели на княжении братья Рогнеды, Всеволод и Святополк, причём старший из них тоже женился в Новгороде. Вероятно, и для Рогнеды устроили брак, укреплявший связи княжеской семьи с кланом потомков Рёгнвальда Ладожского.

Вацлав, Борис и Глеб

Имена двух братьев, первых русских святых Бориса и Глеба, были введены в оборот их отцом, Владимиром Святославичем. Исходно родовые некалендарные, они после прославления князей-мучеников быстро вошли в церковный обиход. С этого момента они «демократизировались» — христианские имена, присутствующие в церковном календаре, на Руси были общим достоянием. Уже с конца XI века имена Борис и Глеб распространились за пределы княжеского рода, а в XII – начале XIII столетия были широко представлены в общерусском именослове.

Антропоним Вячеслав (вероятно, производное от чешского Вацлав) функционировал во многом по «борисоглебской» модели. Но в его бытовании были определенные нюансы. По-видимому, имя чешского князя-мученика Вацлава проникло в династию Рюриковичей тогда, когда у себя на родине он был уже канонизирован. Но первому носителю имени среди Рюриковичей, Вячеславу Ярославичу (одному из младших сыновей Ярослава Мудрого), оно досталось ещё не в качестве крестильного (в крещении его, по-видимому, звали Меркурий), а в качестве династического.

Святой Вацлав на Вотивном образе Яна Очко из Влашима / Wikimedia Commons

Вячеслав родился в 1036 году. Был ли уже в ту пору у Ярослава Мудрого замысел церковного прославления братьев? Соотносил ли он уже тогда грядущую канонизацию Бориса и Глеба с канонизацией Вацлава Чешского? Сложный вопрос. Точное время первого перенесения мощей святых братьев, осуществлённое Ярославом, неизвестно (исследователи говорят о 1020 – 1040-х годах). Так или иначе, культ святого Вацлава определенно фиксируется на Руси с последней трети XI столетия, и его значимость для истории прославления святых Бориса и Глеба отмечается в текстах той эпохи, подчёркивают Успенский и Литвина.

Впоследствии имени Вячеслав была уготована судьба, вероятно, типичная для исходно некалендарных антропонимов с прозрачной внутренней формой. При наиболее благоприятном сценарии укоренение этих имён в церковном календаре происходило на Руси в несколько этапов. Имени Вячеслав ещё нет в месяцеслове Остромирова Евангелия (середина XI века). Однако оно уже есть в Архангельском Евангелии 1092 года. В качестве христианского имени у некнязей антропоним распространяется лишь к середине XII века.

Заметим, что специфическая природа этого имени, семантически ясного и одновременно принадлежавшего к церковному календарю, в имянаречении элиты давала о себе знать. В Новгородской I летописи фигурировали два брата, Вячеслав и Богуслав. Их имена, как часто бывало, подбирались друг к другу, а скорее всего, и к имени их отца — Горислав. Нарекающих, по-видимому, не смущало, что первый антропоним был включен в святцы, а второй — нет.

Что касается самих Рюриковичей, то после смерти Вячеслава/Меркурия Ярославича его имя переживало всплеск популярности. Причины такой вспышки понятны: погиб единственный сын Вячеслава Борис, и эта ветвь наследников Ярослава Мудрого пресеклась. Соответственно, имя Вячеслава Ярославича оказалось открытым для более отдалённых родичей.

Полк- несчастных

Самый неординарный казус перехода княжеского антропонима в другую среду связан с именем Ярополк. Это довладимирский элемент антропонимикона Рюриковичей. Первым из династов это имя получил Ярополк Святославич, сын князя Святослава Игоревича, унаследовавший от отца власть над Киевом. Виновником его гибели был брат Владимир Святославич.

Владимир не стал повторять имя Ярополка в наречении собственных детей, но соединил его основы с другими базовыми. В итоге один сын был Святополк, а другой — Ярослав. Впоследствии единственные из династических имён с элементом -полк — Ярополк и Святополк — воспринимались как парные антропонимы.

При этом имя Святополк из-за той роли, которая досталась его носителю в церковной традиции, было обречено на вытеснение. Но это произошло не сразу. Сыновья Владимира, называя своих детей, не использовали имён Святополк или Ярополк. Обстоятельства жизни и гибели Святополка были таковы, что едва ли Ярослав Мудрый мог захотеть использовать имя брата-соперника после его смерти. Что касается имени Ярополк, то в первую половину правления Ярослава, тогда, когда родились его сыновья, на нём, можно полагать, ещё лежала тень убийства, отбрасываемая эпохой Владимира Святого.

Существенно, однако, что позднее, выстраивая программу христианской жизни династии, Ярослав Мудрый действовал нетривиально — перезахоронил в 1044 году останки своих умерших язычниками дядьев, Ярополка и Олега, в Десятинной церкви. Хотя похоронить язычников в церкви — это вопиющее нарушение. Однако подобный акт продления христианской истории собственного рода отразился и в династическом имянаречении. В именах старших внуков Ярослав отчасти воспроизводил стратегию, которую использовал при наречении сыновей, и вместе с тем, похоже, отважился на то, на что не решался прежде. Сын Всеволода Ярославича станет Владимиром (в честь деда), один из сыновей Святослава Ярославича — Олегом (в честь перезахороненного Олега Святославича). Старший из законнорожденных детей Изяслава будет наречен Ярополком, а ещё один сын — Святополком.

Победа Ярополка Изяславича Волынского над Всеславом Брячиславичем Полоцким у Голотичска / Радзивиловская летопись / Wikimedia Commons

Показательно, что «новый» Святополк поначалу получил в удел то самое туровское княжество, которым в своё время Владимир Святой наделил его тёзку. Стремление выразить преемственность власти в «эстафете» имён оказалась в середине XI века важнее, чем приписываемая Святополку Окаянному роль в убийстве Бориса и Глеба. «Агиографическая традиция должна была полностью сформироваться и просуществовать некоторое время, чтобы князья окончательно перестали называть Святополками своих отпрысков», — поясняют Фёдор Успенский и Анна Литвина.

Внук Ярослава Мудрого Ярополк Изяславич был предательски убит собственными приближенными. В итоге он какое-то время почитался местно. Не попало ли его имя за пределы династии по «борисоглебской» модели, в качестве крестильного?

В число широко почитаемых святых Ярополк Изяславич не входил, и его имя вплоть до Нового времени в церковных месяцесловах не появлялось. Тем самым, нет никаких следов того, что его имя прошло даже второй этап трансформации из некалендарного в христианское, и того, что оно использовалось при крещении на Руси. Получается, что имя Ярополк осталось принадлежностью родового мира, не превратившись в христианское.

Эрозия княжеского имянаречения

Вскоре после кончины Ярополка Изяславича Владимир Мономах, возможно, не без стремления отвести от себя подозрения в причастности к гибели кузена, назвал Ярополком одного из сыновей от первого брака. Ярополк Владимирич впоследствии достиг вершины княжеской карьеры, успев побывать на киевском столе, и принадлежал к числу тех правителей Руси, которым летописцы симпатизировали. Но наследников мужского пола у него, судя по всему, не было — киевский стол после его кончины ушел из семьи Мономаха к черниговскому князю Всеволоду Ольговичу.

На очередном витке княжеской усобицы фигуре покойного Ярополка не отводилось значимой роли. Вероятно, это способствовало маргинализации антропонима. Обладателями имени стали несколько князей второго или третьего ряда. Ярополк Андреевич и Ярополк Мстиславич (Мономаховы внуки), Ярополк Изяславич, внук Мстислава Великого, и Ярополк Романович, внук Ростислава Смоленского, Ярополк Ростиславич, внук Юрия Долгорукого, Ярополк Ярославич, внук Всеволода Ольговича, и Ярополк Юрьевич, сын Юрия Ярославича Туровского, — всё это неприметные персонажи, не слишком удачливые племянники влиятельных дядьев.

Ярополк Владимирович / Wikimedia Commons

Имя Ярополк, тем не менее, просуществовало в династии вплоть до конца XII века, хотя круг его обладателей из числа князей со временем заметно сузился. В то же время мы находим этот антропоним у людей, которые никогда не были русскими князьями, причём оба ономастических казуса весьма выразительны. Самая большая сложность с ними заключается, пожалуй, в том, что два Ярополка не-Рюриковича — половецкий князь Ярополк Томзакович и галицкий боярин Ярополк, брат Володислава и Яволода, — были наречены в ту пору, когда их имя ещё не выпало из антропонимикона правящего дома. Галицкий Ярополк фигурирует в летописи под 1208 и 1211 годами, а Ярополк Томзакович ещё ранее, под 1190 годом.

Последнее же упоминание в летописи князя по имени Ярополк приходится на 1196 год, так что вышеназванные его тезки должны были появиться на свет при его жизни. Сам по себе этот факт чрезвычайно знаменателен. Он служит «одной из ранних примет того постепенного разрушения системы княжеского имянаречения, более заметные признаки которого будут явлены в первые десятилетия XIII века», подчёркивают исследователи.

Кланостроители с группой поддержки

В трансфере антропонимов правителей просматривается и определённый ритм, и социальные закономерности. Почти всегда княжеское некалендарное имя попадает к некнязьям только тогда, когда сами Рюриковичи перестают им пользоваться. Любое нарушение правила свидетельствует о локальном сбое в системе передачи власти. Казнённые князья, правление боярина — таковы экстраординарные события, определяющие «политическую ситуацию, в которой живёт человек, получивший хоть и маргинальное, но династическое имя чуть раньше, чем династия окончательно потеряла к нему интерес», пишут Анна Литвина и Фёдор Успенский.

«Освободившиеся» имена Рюриковичей забирали себе люди, зачастую связанные с кланом узами родства, в том числе, искусственного. Они располагали широкими властными полномочиями и стояли в иерархической лестнице лишь на полступени ниже князей. Они были верны своим правителям и с готовностью перемещались с ними на другие земли. Князья нуждались в таком лояльном окружении не меньше, чем оно — в них. Приближенные обеспечивали правителю поддержку, помогали закрепиться на новой территории и избавиться от конкурентов.

И всё же как представители некоторых родов регулярно становились княжескими «регентами» и советниками? Основы этой системы заложил, по-видимому, всё тот же Владимир Святой. «Для князя, который начинал свой путь как рано осиротевший бастард, да ещё и младший среди братьев, опора на родню по материнской линии, на влиятельных воевод, на семьи своих многочисленных сыновей и /или их воспитателей была едва ли не единственной возможностью компенсировать весьма ощутимые для него поначалу изъяны в легитимности его власти на огромной территории», — отмечают Фёдор Успенский и Анна Литвина. Логично допустить, что именно в эпоху Владимира Крестителя была заложена «долгосрочная близость рода, на глазах сконцентрировавшего всю власть над страной в своих руках, с другими знатными семьями, без поддержки которых трудно было бы обойтись и всем последующим князьям».

Можно предположить, что хотя бы некоторые антропонимы или их основы, не фиксировавшиеся прежде в роду Владимира, — такие, как Мстислав, Всеволод, Борис, Глеб, Вышеслав, Станислав, Судислав, Позвизд, — были позаимствованы из тех семей, с кем правитель старался выстроить связи. Поскольку этим именам суждено было закрепиться у Рюриковичей, они не могли использоваться никем другим, даже семьями, откуда они пришли.

Если же в княжеском антропонимиконе те или иные имена не приживались, то в итоге они возвращались в свою прежнюю среду. Семья же, из которой антропоним происходил, нередко раз и навсегда оказывалась связана с правящей династией.

IQ

 

Авторы исследования:

Анна Литвина, доцент Школы филологических наук факультета гуманитарных наук НИУ ВШЭ, ведущий научный сотрудник Лаборатории лингвосемиотических исследований факультета гуманитарных наук НИУ ВШЭ

Фёдор Успенский, член-корреспондент РАН, профессор Школы исторических наук факультета гуманитарных наук НИУ ВШЭ, главный научный сотрудник Научно-учебной лаборатории медиевистических исследований факультета гуманитарных наук НИУ ВШЭ

 

 

 

Автор текста: Соболевская Ольга Вадимовна, 14 января, 2022 г.