Страсти Свидригайло

Литовский князь Свидригайло Ольгердович, мастер политических интриг средневековой Восточной Европы, вошёл и в русскую историю. Один эпизод 1408 года кажется коротким на фоне богатой биографии представителя рода Гедиминовичей. Но из Москвы всё выглядело иначе. Литовский «слуга» великого князя Василия I Дмитриевича чуть ли не стал его соправителем. Однако эта небывалая привилегия не помешала Свидригайло переметнуться в Орду. Похоже, всё это были шаги к его главной цели — литовскому престолу. Неожиданные детали московской «службы» Свидригайло изучил историк из НИУ ВШЭ Александр Лаврентьев.

С Запада на Восток: «транзитные зоны» на пути в Литву

Свидригайло Ольгердович был политическим долгожителем Восточной Европы XIV–XV веков, и биография его переполнена событиями. В ней теснят друг друга бесконечные войны, заговоры, разнообразные политические альянсы (с Тевтонским орденом, с Ордой и пр.), сведение счетов с родственниками, тюремное заключение, княжение в разных местах. Свидригайло — «оппозиционер номер один в Великом княжестве Литовском» (ВКЛ) — вечно воевал с двоюродным братом, великим князем Витовтом, и в итоге всё же получил желаемое — литовский престол.

Амбиции безудержного Гедиминовича сполна проявились и во время его службы великому князю московскому Василию I Дмитриевичу. Летом 1408 года Свидригайло Ольгердович направился в Москву «служити», но уехал уже зимой того же года. Что произошло? Почему сначала литовский вассал демонстрировал лояльность русскому сюзерену, а после похода на Москву беклербека Едигея (декабрь 1408 года) сбежал в Орду? 

Вероятно, всё это были «транзитные зоны» для Свидригайло. В конечный пункт назначения — Великое княжество Литовское — он вернулся уже в 1409 году. Правда, всю власть получил лишь спустя годы. Какую же роль сыграла для него Москва?

Москва и Литва: турбулентное союзничество

Выезд Свидригайло из Брянска (тогда — части Великого княжества Литовского) в Москву был для него стратегическим шагом. Василий Дмитриевич, женатый на дочери Витовта и связанный с ним политическими соглашениями, тем не менее, поддерживал в Литве те силы, которые «могли противостоять намечавшемуся литовскому захвату русских областей». Другими словами, московский князь покровительствовал Свидригайло. Не случайно литовский «слуга» выехал в Москву в последний год трехлетнего (1406–1408 гг.) противостояния Василия I и Витовта. Альянс московского князя и Свидригайло представлялся взаимовыгодным.

Почему же между ними произошел разрыв? Вероятно, из-за установления мира между Василием Дмитриевичем и его литовским тестем на реке Угре в сентябре 1408 года. Возможно, Свидригайло был изгнан со службы. Или он сам бежал из московских владений, поскольку в новых обстоятельствах опасался ареста. Ещё одна версия связывает вероятную «высылку» Свидригайло с набегом Едигея на русские земли. В соответствии с ней, литовский князь был изгнан московским сувереном по воле Орды, которая старалась разрушить альянс, «суливший перспективу резкого усиления Москвы». Но все эти гипотезы уязвимы.

Прежде всего, между заключением русско-литовского мира и отъездом Свидригайло прошло несколько месяцев, и, было ли это изгнание или бегство, но такой временной разрыв необъясним. Версия об опасениях Едигея по поводу «резкого усиления» Москвы из-за союза с литовцем тоже неубедительна. Свидригайло не просто не участвовал в отражении «Едигеевой рати», но в момент появления за Окой татар бежал в Орду.

Чтобы лучше понять ситуацию, стоит проанализировать три группы источников о пребывании Свидригайло на Руси. Во-первых, это письмо из архива Тевтонского ордена, дающее информацию о деталях выезда в Москву. Во-вторых, русские летописи и Сказание о нашествии Едигея. В-третьих, уникальная монета, знак статуса литовского князя на русской службе.

Спланированная кампания

Тевтонский орден периодически возникал в политических планах Свидригайло как его союзник. В письме верховного маршала Ордена великому магистру, датируемом исследователями мартом 1408 года, сообщается, что Свидригайло с «русским митрополитом» отправляется в Россию и что он «не может иначе писать к Гроссмейстеру [великому магистру Ордена], как через русских в Нарву или Виндау». Под «митрополитом» подразумевался, видимо, брянский и черниговский епископ Исаакий.

Письмо говорит о том, что ещё за несколько месяцев до появления в Москве литовский князь продумал все основные моменты: кто поедет с ним, как продолжить переписку с гроссмейстером. Значит, не позднее марта 1408 года литовский «варяг» уже имел договоренности с московским князем об условиях своей службы. Так что визит Свидригайло в Москву был заранее спланированной акцией.

Бегство «храбрых ляхов»

Известно Сказание о нашествии Едигея, в котором фигурирует литовский князь. Информацию из памятника уточняют другие русские летописи. Повести о нашествии Едигея сохранились в нескольких редакциях, наиболее полно текст представлен в Симеоновской летописи. 

Сказание начинается событиями осени–зимы 1408 года, когда Едигей «прииде ратью на русскую землю». Свидригайло упоминается в тексте в связи с сентябрьскими событиями 1408 года на Угре (сошлись армии Москвы и Литвы). Перед началом похода «прислася [отправил доверенных лиц для переговоров] великий князь Свидригайло Олгердович на Москву к великому князю Василью Дмитреевичю, хотя съ нимъ единаго на Витовта» — то есть вместе идти против главы Великого княжества Литовского.

Интересна характеристика Свидригайло: он католик («ляхъ... вѣрою»), «но устроенъ къ брани мужъ храбръ», поэтому его и «призваша на Москву». Текст сообщает и о щедром пожаловании литовскому князю. Василий Дмитриевич дал Свидригайло во владение едва ли не половину «великого княжениа московского», в том числе и «многославныи Володимеръ», город «Пречистыа Богоматери» (отсылка к Успенскому собору Владимира).

Автор Сказания считает святотатством передачу древней столицы Руси иноверцу: «И такова града не помиловаше москвичи, вдаша в одержание Ляховъ!». Это событие, а также то, что «ляхъ» Свидригайло ни разу не побывал в Успенском соборе, стали, согласно тексту, одной из причин набега Едигея.

В финале Сказания в адрес «храбрых ляхов» звучит горькая ирония. Они не участвовали в отражении набега татар, «мужественныа их лысты [ноги] только на бѣгъ силу показаша». А убегая, они грабили и убивали подданных Василия I.

Итак, Сказание сообщает, что Свидригайло был призван в Москву в качестве опытного воина. Его окружение характеризуется как католическое («храбрии наши ляхове»). Другая важная информация: в 1408 году Свидригайло жил не в Москве. Поскольку накануне выступления на Угру он «прислася» в Москву с предложением вместе идти против Витовта, значит, он тогда был вне столицы. По-видимому, во Владимире.

Католик с православной свитой

В летописях приведены ключевые даты — отъезда князя из Литвы (в Троицкой летописи) и его появления в Москве. Свидригайло выехал из Брянска в воскресенье, 8 июля, а прибыл к московскому князю 26 июля.

Первая дата как будто бы заставляет усомниться в «католичестве» литовского князя. Он выехал в воскресенье — в день, который Православная церковь особо чтит и выделяет специальной службой как первый день «седмицы». Потом именно в этот день недели отправлялись за границу русские послы, цари совершали выезды из столицы. Так что «лях» следовал православной традиции.

А что со спутниками Свидригайло — «ляхи» ли они? Перечень выехавших с ним из Брянска аристократов, по Симеоновской летописи, таков: «владыка Дъбрянскïи Исакïе, да с нимъ же князь Патрикѣи Звенигородцкïи и князь Александръ Звенигородцкïи съ Путивля, князь Ѳеодоръ Александровичъ, князь Семенъ Перемышльскïи, князь Михаило Хотѣтовскïи, князь Уруста Меньски, и бояре Черниговъскые и Дъбряньскïе, и Стародубскые, и Любутьскые и Рославльскые».

Так что в Москву литовский князь прибыл в окружении пяти православных северских и верховских удельных князей Рюриковичей (с их боярами) и одного мусульманина. «Ляхов» в свите «варяга» не было вовсе. А вот сам он был католиком (его крестили под именем Болеслава). Так или иначе, русские обычаи Свидригайло «не мог не знать: мать его была тверской княжной, обе жены — православные», добавляет исследователь. 

Вассал в роли соправителя

Летопись четко определяет статус Свидригайло в Москве: он прибыл «служити». Но он не первый выходец из Литвы на русской службе. Среди литовских аристократов с тем же статусом — родные братья Свидригайло, Андрей и Дмитрий Ольгердовичи. Вместе с войском Дмитрия Донского они в 1380 году сражались на Куликовом поле. Андрей Ольгердович в итоге стал, по сути, московским наместником во Пскове. А Дмитрия Ольгердовича Дмитрий Донской пожаловал Переславлем-Залесским. И всё же казус Свидригайло — совершенно особый.

В Сказании и летописях новый «слуга» Василия I назван «великим князем» (хотя тогда он ещё не правил Великим княжеством Литовским). Необычная ситуация одновременного существования на Руси в 1408 году двух «великих князей» прямо связана со статусом земель, которые московский суверен выделил Свидригайло.

Симеоновская летопись приводит впечатляющие владения «слуги»: «градъ Володимеръ со всѣми волостьми и съ пошлинами, и съ селы, и съ хлѣбы; такоже и Переяславль по томуже, и Юрьевъ Полскïи, и Волокъ Ламскïи, и Ржеву, и половину Коломны». Список знаковый. По мнению исследователей, Ржева, Волок и Переяславль-Залесский составляли «обменный фонд» для передачи их в «держание» другим князьям. А получение Владимира было следствием передачи половины Коломны, второго по значению города московского княжения. Владение Коломной придавало Свидригайло статус фактического соправителя Василия Дмитриевича.

Города, отданные «ляху», логично поделить на три группы. Первая — Владимир, Переяславль-Залесский и Юрьев-Польской с волостями и селами —включает исторические земли Великого княжества Владимирского, к 1408 году уже около двух десятилетий не существовавшего. «Территория особого статуса, Владимирское великое княжение в послемонгольское время переходило, вместе с титулом великого князя, к его держателям из числа потомков Ярослава Всеволодовича (собственной династии владимирских князей не существовало), — поясняет Александр Лаврентьев. — Земли великого княжения при этом никогда не смешивались с патрональными “отчинами” князей — держателей великокняжеского титула. С утерей великого княжения его бывшие держатели лишались как титула великого князя, так и великокняжеской территории, включая, естественно, столицу, Владимир». 

Ситуацию изменил Дмитрий Донской, который передал великое княжение с Владимиром по наследству сыну, определяя его уже как собственную «вотчину». В итоге земли Великого княжества Владимирского были интегрированы в домениальные владения московских Калитовичей, образовав в их составе три уезда: Владимирский, Переяславль-Залесский и Юрьев-Польской.

Так что титулование Свидригайло на Руси «великим князем» стало следствием «держания» им бывшего великокняжеского домена.

Пожалование половины Коломны тоже было беспрецедентным актом. Второй по значению город Московского княжества, Коломна всегда находилась в исключительном распоряжении старшего из Калитовичей. 

Особый статус Коломны особенно заметен на фоне Москвы. Столица обычно была в совместном владении князей московского дома. При этом Москва делилась между её «держателями» не пополам, как Коломна в 1408 году, а на трети, две из которых принадлежали старшему в роду. «Так что в 1408 году имел место первый и последний случай выделения Коломны в “держание” не одному из Калитовичей и даже вообще не Рюриковичу, и при этом <...> паритетное», — комментирует исследователь.

Ржева и Волок Ламский не входили исторически в состав Владимирского и Московского княжения, но к 1408 году ими распоряжались московские князья. Оба города размещались на московском пограничье и были объектами притязаний соседей. На Ржеву претендовали литовские князья, а Волок Ламский являлся изначально новгородским владением, с потерей которого Новгород Великий не смирился.

Передача Ржевы и Волока в «держание» Свидригайло, очевидно, означала, что Василий Дмитриевич делегировал новому «слуге» ответственность за «соблюдение» северо-западных границ Московии.

Литовские «варяги», по-видимому, вообще представляли собой внушительную военную силу. И неучастие их в обороне от «Едигеевой рати» воспринималось современниками как одна из причин успешных действий татар.

Церковные расчеты

У событий 1408 года могла быть и церковная составляющая. После 1403 года Витовт пожаловал Свидригайло землями на литовско-московском пограничье, Брянском и Стародубом. Брянск со второй половины XIII века служил новым политическим и церковным центром Черниговской земли, местом пребывания чернигово-брянских епископов. Как раз епископ Исаакий и отправился со Свидригайло в Москву. Что заставило его покинуть кафедру?

Надо учесть, что Владимир был также центром Митрополичьей области, канонической территории, находившейся в прямой юрисдикции глав русской церкви. Причем к лету 1408 года митрополичья кафедра третий год как пустовала. Митрополит Киприан (а он был первоиерархом всея Руси и Литвы) скончался в сентябре 1406 года, в начале московско-литовского конфликта. Василий Дмитриевич всецело доверил константинопольскому патриарху право выбора нового первоиерарха для русской митрополии. Витовт же продвигал своего кандидата, полоцкого епископа Феодосия. Ситуация разрешилась лишь 1 сентября 1408 года. Русским митрополитом был утверждён грек Фотий, который добрался до Москвы лишь в апреле 1410 года.

Таким образом, когда Свидригайло решил выехать на московскую службу, митрополичий стол ещё пустовал, а шансы утверждения кандидата со стороны Витовта, вероятно, казались Василию Дмитриевичу реальными. «Не был ли в таком случае брянский владыка Исаакий возможным совместным московско-литовским кандидатом в митрополиты на случай неблагоприятного развития событий в Константинополе?» — размышляет Александр Лаврентьев.

К слову, зимой 1408–1409 годов владыка покинул Русь вместе со Свидригайло и вернулся на чернигово-брянскую кафедру, а потом стал участником собора западнорусских иерархов, отказавшихся повиноваться митрополиту Фотию и избравших для Литвы ставленника Витовта Григория Цамблака.

Возвращаясь к Владимиру, надо заметить, что во Владимирском, Юрьев-Польском и Переяславль-Залесском уездах митрополичья кафедра располагала немалыми земельными владениями. Возможно, епископ Исаакий получил от Василия Дмитриевича право распоряжаться доходами с них, как Свидригайло — доходами с Владимира. Во всяком случае, когда на Русь прибыл митрополит Фотий, он прежде всего занялся ревизией церковного имущества, и первая же его поездка из Москвы в июне 1410 года была во Владимир.

Интрига Свидригайло

Теперь о «наложении» событий — «Едигеевой рати» и ухода литовского князя с московского «поста». «Князь ординьскый» подошел к Москве 1 декабря 1408 года, простоял под городом двадцать дней и, получив выкуп, удалился. Пока шло «стояние» под Москвой, татары жгли и грабили другие русские города.

Ни летописи, ни Сказание не называют причин отъезда Свидригайло — лишь обвиняют «ляхов» в бездействии во время «рати». Однако в источниках есть описание обстоятельства, которое могло склонить нового литовского «слугу» Москвы к неучастию в военных действиях.

Набегу Едигея предшествовал визит на Русь ордынского посла, который должен был убедить Василия I, что цель грядущего похода — не Москва, а Литва: «Се идет царь на Витовта». Видимо, этим обещаниям в Москве поверили. В то же время, этот визит мог дать Свидригайло надежду на новые перспективы у себя на родине. Он рассчитывал возглавить Великое княжество Литовское. Добавим сюда и сведения из орденского письма марта 1408 года: ещё до появления в Москве литовский князь собирался пробыть на Руси не дольше, чем дела его «примут другой оборот». 

По мнению некоторых исследователей, главный удар татар был направлен на земли, переданные литовскому князю. Но в летописи в качестве жертв Едигея фигурируют только два из шести городов, переданных Свидригайло, — Коломна и Переяславль-Залесский, а вот Владимира — наиболее соблазнительного для грабежа — там нет. Что это — некая договоренность литовца и Орды?

При этом, уезжая из Москвы, Свидригайло поступил вполне показательно. Он попутно взял город Серпухов. Это была столица домена его собственного свояка, Владимира Андреевича Храброго (герой Куликовской битвы был женат на сестре Свидригайло, Елене Ольгердовне), и второго лица в доме московских князей. Что это было? Акт мести московскому сюзерену, изгнавшему своего литовского вассала? Но Тверская летопись приписывает нападение на Серпухов не литовцам, а татарам.

Возможно, ограбление Серпухова было совместным «проектом» Едигея и Свидригайло, перешедшего на его сторону, полагает Александр Лаврентьев. Не случайно литовский князь первоначально бежал не в Великое княжество Литовское, а «к татарам». В Орде он провёл не меньше полугода, вернулся в Литву только летом 1409 года. Видимо, эти связи планировалось укрепить с помощью женитьбы Свидригайло на ханской дочери, но она не состоялась. 

Впрочем, «изгнать» Свидригайло могли и высокие цены на зерно из-за неурожая и последовавший голод. В 1408 году ему не приходилось ожидать больших доходов от новых владений. Известно, что «на то же лѣто дороговь бысть велика всякому житу, множество христïанъ изомроша отъ глада». К тому же началась очередная волна чумы, люди гибли почти во всех «пожалованиях» Свидригайло.

По-видимому, отъезд литовского князя «стал актом свободного выбора, в котором могли сойтись разные причины: от появившихся перспектив с помощью татар продолжить борьбу за литовский великокняжеский стол до природных и климатических катаклизмов», считает Александр Лаврентьев.

Добавим, что не все спутники Свидригайло покинули Русь. Некоторые остались в Москве, став родоначальниками русских дворянских родов — Бунаковых, Владычкиных, а также бояр Патрикеевых.

Известно, что Патрикей Наримунтович из рода Гедиминовичей — первый среди равных в окружении Свидригайло, удельный князь Стародубский — служил на Руси ещё до «свидригайловской» кампании и в итоге здесь и осел. Со второго десятилетия XV века Василию Дмитриевичу служили его сыновья. Внук князя, боярин Патрикеев, в конце XV века владел «дворовым местом на Коломне».

С учётом этого обстоятельства можно предположить, что число пожалованных Свидригайло городов соответствовало числу его православных спутников-князей. Если сам «глава делегации» жил во Владимире, Патрикей — второе лицо — в Коломне, то четверо других православных князей, видимо, распределились по четырём оставшимся переданным городам: Переяславлю, Юрьеву и пр. Было ли это случайностью или планом, неизвестно.

Вместо заключения: «деньга коломьская»

Среди серебряных монет, чеканившихся при Василии Дмитриевиче, известен уникальный памятник нумизматики. Это монета с изображением всадника и надписью «деньга коломьская» — на лицевой стороне и подписью «Князь Великии Василеи Дмитриевеч» с образом барса или льва — на оборотной. Получается, что в Коломне «ходила» собственная монета? Хотя вообще на Руси деньги чеканились только в удельных центрах.

Исследователи связывали «деньгу коломьскую» с восстановлением владельческих прав Василия Дмитриевича на Коломну после «отбытия» литовского «слуги».

Но так ли всё просто? Этот нумизматический артефакт сильно отличается от прочих московских чеканов. Но и сама ситуация, при которой половина города ненадолго стала частью «чужого» (Свидригайлова) великокняжеского удела, — тоже неординарная.

Надо учесть, что при Василии Дмитриевиче на великокняжеских монетах впервые появились новые символы — всадника с соколом, копьём или мечом и животного, барса или льва. «Деньга коломьская» оказалась единственным московским чеканом, на котором помещены сразу и зверь, и человек. Всадник лицевой стороны — символ великого князя, возможно, лично Василия Дмитриевича. А лев — «областной герб» Владимира.

Не была ли «деньга коломьская» изготовлена в связи с передачей Свидригайло половины Коломны? Имени второго «великого князя», сидевшего во Владимире, на ней нет, но владимирский «герб» может рассматриваться как отсылка к Свидригайло. Что если «деньга коломьская» — первый случай чеканки на Руси «двуименных» или «союзных денег»?

Известно, что в великое княжение сына Василия I, Василия Васильевича Тёмного (1425–1462 годы), на Руси выпускались монеты, несущие два имени — великого князя и удельного, отсюда и название: «двуименные» или «союзные деньги». В этом смысле «деньга коломьская» может быть рассмотрена в ряду прочих «союзных» денег как способ легитимации положения Свидригайло в системе власти на Руси.

Так что, хотя с точки зрения всей биографии Свидригайло Ольгердовича его кратковременное пребывание на Руси кажется лишь эпизодом, с московской точки зрения есть основания полагать нечто иное. Судя по всему, великий князь Василий Дмитриевич строил в связи с приездом литовского «слуги» серьезные политические планы, однако они так и не реализовались, заключает Александр Лаврентьев.
IQ
 

Автор исследования:

Александр Лаврентьев, доцент Школы филологических наук факультета гуманитарных наук НИУ ВШЭ, ведущий научный сотрудник Лаборатории лингвосемиотических исследований факультета гуманитарных наук НИУ ВШЭ

Автор текста: Соболевская Ольга Вадимовна, 7 июля, 2022 г.