Чёрный квадрат крючком и крестиком

Художник Казимир Малевич, манифестом которого часто считают полотно «Чёрный квадрат», как-то признался: «Я <...> вышивал и вязал крючком». Московская выставка вышивок по эскизам художников 1915 года, по-видимому, стала местом дебюта супрематизма. Работ самого Малевича там не было (он присоединился к экспозиции в последний момент), зато представили свою эстетику близкие ему по духу «амазонки авангарда». По их эскизам были сделаны яркие сумочки, шарфы и подушки. Посетители приняли эти изделия более спокойно, чем «Чёрный квадрат», выставленный в Петрограде чуть позже. Александра Экстер, Надежда Удальцова, Ольга Розанова и дальше продвигали авангард с помощью вышивок. Сотрудничая с артелью вышивальщиц в украинском селе Вербовка, они показали, как предметно преподать публике новую эстетику. IQ.HSE изучил эту историю с помощью статьи аспиранта Школы дизайна НИУ ВШЭ Галины Игнатенко.

Вышивка в квадрате

«Всё, что мы видим, возникло из цветовой массы, превращенной в плоскость и объём...», — писал в 1919 году в каталоге к Х выставке «Беспредметное творчество и супрематизм» Казимир Малевич. Сколь бы ни была «развеществлена» его живопись, интересно было бы себе представить фантазийную сумочку по его эскизам. Однако супрематизм — вроде бы не про клатчи и подушки. Хотя, надо сказать, такие «портативные» и объёмные метафоры в манифестах Малевича встречаются.

В том же 1919 году художник писал: «Я победил подкладку цветного неба, сорвал и в образовавшийся мешок вложил цвета и завязал узлом».

На тот момент супрематизм был уже зрелой эстетической системой. А заявил он о себе в 1915–1916 годах. В том числе — на уже упоминавшейся московской выставке «Современное декоративное искусство. Вышивки и ковры по эскизам художников» осенью 1915 года. Это было довольно масштабное по числу экспонатов выступление арт-новаторов.

Примечательно, что с конца 1915-го по начало 1916 года в Петрограде шла другая выставка — знаменитая «0,10» («Ноль–десять»), программная для супрематизма и других радикальных сил русского авангарда. На ней были представлены, в том числе, полотна «амазонок авангарда» — Ольги Розановой, Любови Поповой, Надежды Удальцовой, Веры Пестель, а также — знаменитый «Чёрный квадрат». Публика его не оценила. А вот к аксессуарам с авангардным дизайном, показанным в Москве, посетители отнеслись благосклоннее. Эти изделия неплохо раскупали.

«Беспредметные арабески гораздо уместнее в декоративном искусстве, нежели в раме под названием картины», — скажет об аналогичной выставке 1917 года критик и искусствовед Яков Тугендхольд.

Судя по запискам одной из «амазонок авангарда» Варвары Степановой, во время обсуждения «Ноль-десять» Казимир Северинович упоминал, что ещё до выставки показывал Наталье Давыдовой, как делать супрематические орнаменты. Именно Давыдова организовала декоративно-прикладные экспозиции 1915-го и 1917 года и создала артель в Вербовке. Вдохновленная Малевичем, она заказала ему проекты для вышивок, аппликаций и набоек.

По-видимому, для этих работ было выделено одно из центральных мест на выставке 1915 года. Но тут важно другое — не пространство, а предметы, маркирующие его. Сумочки были яркими портативными артефактами — и отличной передвижной рекламой авангарда. Судя по сохранившимся эскизам Ольги Розановой, они часто «имели причудливую форму и были расшиты узорами из линий и полос на контрастном фоне», пишет Галина Игнатенко. 

Примечательно и то, что авангард реализовался в вещности. «Беспредметное искусство» материализовалось.

Прогрессивные вышивальщицы

Интерес к декоративному искусству и его народным истокам был в те годы в порядке вещей. Молодые живописцы не только черпали вдохновение в фольклоре, но и воплощали таким образом своё художественное видение. В России эти тенденции отразились также в моде, музыке, театральном искусстве, архитектуре, но пионерами все же стали супрематисты с их вышивками.

Первоначально очарование традиционными видами творчества привело к возникновению в имениях империи артелей, которые изучали и возрождали ремесленные традиции: от резьбы по дереву до майолики. Самые известные — творческие артели в Талашкино под Смоленском и в Абрамцево под Москвой. Вторые создала в 1876 году жена Саввы Мамонтова Елизавета. В мастерских трудились Виктор Васнецов, Михаил Врубель, Василий Поленов, Константин Коровин. «Это был <...> первый призыв русских художников в предметную сферу», — поясняет искусствовед, специалист по русскому искусству ХХ века Юлия Туловская. 

«Вербовка», действовавшая с 1900 по 1919 год, тоже прославилась. В этой артели сложился союз талантливых вышивальщиц и передовых художников. Его инициатор Наталья Давыдова заслуживает отдельного разговора.

Она получила образование в Киевском художественном училище (причём, по-видимому, одновременно с авангардисткой Александрой Экстер) и была увлечена искусством профессионально, а не только в качестве мецената. Поддержку традиционных ремёсел она «унаследовала» от родителей. Отец Давыдовой, Михаил Гудим-Левкович, стал одним из основателей Киевского общества поощрения художеств (1890–1896), а мать, Юлия Гудим-Левкович, учредила производство в селе Зозово. Мастерицы этой артели получили на выставках немало наград.

В Лондоне семья держала магазин с изделиями кустарных мастерских. Именно там Наталья Давыдова вдохновилась идеей английского движения «Arts & Crafts» («Искусства и ремёсла») конца XIX века. Вслед за писателем и искусствоведом Джоном Рёскином и художником-прерафаэлитом Уильямом Моррисом это движение отстаивало превосходство handmade изделий над продукцией предприятий.

Идея «заВербовать» художников авангарда была подсказана Давыдовой деятельностью лондонских мастерских «Омега», которые продвигали новый подход к декоративному искусству с 1913 года, пишет Юлия Туловская. «Омега», создававшая предметы декора и женские аксессуары, стала приглашать к сотрудничеству русских художников-авангардистов Наталью Гончарову, Михаила Ларионова и других. Такая коллаборация укрепляла позиции современного искусства. И если поначалу по аналогии с идеями Морриса и Рёскина русский вариант «Arts & Crafts» стремился развить народные промыслы, то потом он тоже стал отражать «искания современного передового искусства».

А в 1916 году Розанова, Удальцова и Пестель участвовали в подготовке малевичевского журнала «Супремус» (так называлось и объединение супрематистов). Издание было призвано нести новое искусство в массы. Но так и не вышло из-за войны и революции. Однако исследователи наследия Малевича воссоздали первый номер. Там, по замыслу, предполагался раздел о супрематической одежде и вышивке. Проект подтверждал, что эксперимент с прикладным искусством должен был получить логическое продолжение в авангардистском искусстве.

«Экстернализация» Вербовки

В 1910-е годы артель Давыдовой начала модернизироваться. Мастерскую переоборудовали по последнему слову техники. Она становилась всё более авангардной. Что во многом может объясняться влиянием Александры Экстер.

Саму Экстер на использование «новейших живописных исканий для оформления предметной среды» могла вдохновить её подруга, французская художница-абстракционистка Соня Делоне, активно трудившаяся над декоративными проектами. Летом 1913 года Экстер, Георгий Якулов и супруги Делоне — Робер и Соня — снимали вместе дачу во Франции.

Увлекаясь декоративным искусством, Александра Экстер искала оригинальные образцы в украинских деревнях. Она изучала вышивки, церковное облачение и ткани, коллекционировала работы и вышивала самостоятельно. Яркая и смелая Экстер, виртуозно обращавшаяся с формой и цветом, «способствовала обновлению работы Вербовки», подчёркивает Галина Игнатенко. Художница не только сама рисовала эскизы для изделий, но и знакомила Давыдову с другими живописцами. Вместе они открывали широкие возможности вышивки. 

Позднее авангардистка Евгения Прибыльская писала: «У Давыдовой стала собираться прекрасная коллекция крестьянских рисунков и композиций для вышивок. Она привлекала, кроме того, многих в то время левых художников, таких, как Любовь Попова, Экстер, Ольга Розанова: искали цвет и динамику».

Экстаз в мешке

Цвет и динамику «амазонки авангарда» точно нашли. Но надо сказать, что декоративную выставку Давыдовой в Москве приняли далеко не все. Некоторые критики, ожидавшие повторения старинных образцов, возмущались, что мастерицы Вербовки вышивают «нервно-страстный крик современности». 

Зато в женских журналах была другая реакция. Например, описывались цвета, материалы и «гирлянды из красочных пятен, играющих всеми переливами ярко цветущего июльского сада». 

В журнале «Мир женщины» обсуждалась сумочка, расшитая по эскизам русско-французского художника Ивана (Жана) Пуни. «Сумка-мешок, которая полностью отражала модные тенденции того времени, с которой позже [супрематистка, жена Пуни] Ксения Богуславская выходила в свет, была не только модным аксессуаром, но и определенной рекламой нового художественного стиля», — подчеркивает Галина Игнатенко.

Увы, большинство тех изделий не сохранились. Мы можем представить их, лишь изучив сами картины авангардистов. Так, живописные работы Ольги Розановой, которая присоединилась к артели Давыдовой уже после первой выставки, очень схожи с её эскизами для вышивок. Определённое представление о тех артефактах даёт и проект «Пионеры супрематизма. Проект Вербовка 100» (выставка состоялась в 2019 году в «Музее В.В.Набокова»; изделия проекта показывали также этой зимой в клубе-мастерской «Красный сарафан»). Для него современные художницы старались воссоздать аксессуары по эскизам авангардистов.

Маяковский и супрематическое платье

В революционном, тяжёлом, тревожном 1917-м художники продолжали создавать эскизы для Натальи Давыдовой и ткани ручной работы. Для кого-то это была прежде всего интересная творческая инициатива. Варвара Степанова писала: «По природе своей он [человек] живёт полной жизнью тогда, когда изобретает, открывает, производит опыты». Но, без сомнения, сотрудничество с артелью было ещё и способом заработка в очень сложные времена.

Надежда Удальцова (она работала с артелью с октября 1916 года) в книге «Жизнь русской кубистки» рассказывала о событиях 1917 года так: «Февральская революция застала меня в союзе с Малевичем. Плохие материальные условия заставляют меня взяться за декоративные работы. Появляется на сцене Давыдова Наталья Михайловна, которая собирает наши беспредметные рисунки, очень неаккуратно платит за них, отдает вышивать в <...> Вербовку, делает выставку этих вышивок. Вышивки были действительно изумительны, на белом сияли цветные вышивки шёлком же, изумительное мастерство, вышивки все пропали».

Впрочем, опробовав беспредметность в декоративных вещах, Удальцова довольно быстро отказалась от него. «По всей видимости, она так и не признала за геометрической беспредметностью право на отдельное существование в виде картины с “самодовлеющей ценностью”», — считает Юлия Туловская.

Как бы то ни было, революционный год стал крайне плодотворным для артели. По его итогам в декабре 1917 года в салоне Михайловой в доме на Большой Дмитровке открылась вторая (и последняя) выставка Вербовки. Но поправить материальное положение художников она не могла. Надежда Удальцова в дневнике откликнулась на эту акцию: «Вышла ничего себе. Но преглупо — страшно дешёвые рисунки. Напр<имер>, одна моя работа продана за 20 р<ублей>, когда она Н<аталье> М<ихайловне> [Давыдовой] стоила 35 р<ублей>».

Тогда экспонировались около 400 изделий, вышитых по эскизам 16 художников. Большой удачей было то, что выставку посетил американский театральный критик Оливер Сейлер, который собирал материал для книги о России. Именно он сделал снимки, которые и сейчас дают представление о выставке.

В основе большинства орнаментов были группы геометрических фигур. Фактурные ряды стежков и разные материалы нитей придавали изделиям интересную текстуру и красочность. Современники писали, что на каждой вещи — «печать вкуса её автора».

Критики при этом отмечали, насколько по-разному посетители воспринимали декоративные вещи и полотна с соответствующими изображениями: «Удивительно, что публика, возмущающаяся картинами этих художников, с готовностью покупает подушки, обложки для книг и так далее, которые чаще всего являют собой копии живописных полотен супрематизма».

Экспозиция продемонстрировала, что, кроме декоративных подушек и сумочек, вышивальщицы артели трудились над платьями, фартуками и платками. «Мы видим, что идея о переходе супрематизма в предметную область была ещё актуальна», — подчёркивает Галина Игнатенко. 

Кстати, на выставке проходила лекция Владимира Маяковского — поэт рассказывал о значимости декоративного искусства. Художницы-авангардистки вполне могли сказать о себе по-маяковски: «Я сразу смазал карту будня, плеснувши краску из стакана...». 

Дизайн Поповой и Розановой

Вербовка стала важным этапом в переходе от живописи к работе с вещью для Любови Поповой и Ольги Розановой. Многочисленные эскизы Поповой середины 1910-х подтверждают её увлечение супрематизмом и показывают, что именно так она постепенно шла к производственному искусству. Эскизы для сумочек Ольги Розановой — особый разговор. Любопытны их цветовые решения, детали.

«В эскизах других художниц мы чаще видим супрематическую картину в миниатюре, заключенную в прямоугольник, однако же Ольга Розанова поступала иначе, — поясняет Галина Игнатенко. — Можно заметить, что она здесь выступает <...> как настоящий дизайнер. Кажется, что Розанова была больше других увлечена созданием <...> модного женского аксессуара. Все её сумочки непохожи друг на друга и <...> представляют собой совершенно законченный эскиз готового изделия». 

Большинство работ Ольги Розановой были распроданы ещё на выставке, и информация о них была недоступна. Настоящим открытием стал найденный в Берлине блокнот с эскизами для Вербовки из собрания А. Федоровского. Примечательно то, что Розанова детально расписывала, какой шёлк использовать, какая должна быть фактура, какими декоративными элементами нужно украсить готовое изделие.

Ридикюль Малевича

После выставки 1917 года Наталья Давыдова собиралась продолжить проект. Надежда Удальцова упоминает о совместных проектах Вербовки и знаменитой кутюрье Надежды Ламановой. Планировалось устраивать в России и Европе не только декоративно-прикладные выставки, но и живописные. Всё это не сбылось. Со временем беспредметная живопись стала вызывать сомнения в идеологическом плане.

Жизнь самой Давыдовой закончилась трагически. В 1918 году в Киеве ещё прошла выставка прикладного искусства. Но в 1920-м Наталья Давыдова была арестована по доносу. Впоследствии она напишет об этом книгу «Полгода в заключении. Дневник: 1920-1921» (1923). После освобождения она эмигрировала. Работала в Париже вышивальщицей в доме моды Коко Шанель. А в 1933 году свела счёты с жизнью.

Отголоски вербовского проекта слышались ещё в середине 1930-х. Так, в 1935 году был написан портрет театрального декоратора Елизаветы Яковлевой. На картине она держит алую сумочку с супрематическим рисунком или вышивкой. Броский аксессуар сразу привлекает внимание. Да и модель демонстрирует его с гордостью.

Это полотно обнаружили относительно недавно — и первоначально приписали Казимиру Малевичу. Однако петербургский коллекционер Андрей Васильев убедительно доказал, что картину написала Мария Джагупова, ученица Малевича. У неё также были эскизы сумочек с супрематическим орнаментом. Таким образом, даже спустя годы идеи артели вдохновляли других художников.

Опыт Вербовки, ранее считавшийся периферией творчества авангардистов, на деле способствовал осмыслению новых веяний в искусстве и подсказал художникам «новые пластические ходы». Практика создания декоративных композиций стала первым для мастеров русского авангарда прецедентом создания предметов быта.

На этом фундаменте развивался дальнейший интерес художников к дизайну вещей. В том числе — в советскую эпоху, когда идеология искусства перестала быть только эстетикой и трансформировалась в политику.
IQ
 

Автор исследования:

Галина Игнатенко, аспирант Школы дизайна НИУ ВШЭ

Автор текста: Соболевская Ольга Вадимовна, 19 октября, 2022 г.