В ассамбляже с не-человеческим

По мере того, как цифровые устройства всё чаще заменяют реальную коммуникацию на технически опосредованную, пользователи вырабатывают новые правила и этику поведения в виртуальном мире. Самоконтроль и дисциплина в интернет-пространстве становятся повседневностью, при этом набирает обороты цифровой эскапизм. Наблюдать, но при этом не показывать себя — явная тенденция среди современных пользователей цифровых устройств. К такому выводу пришли исследователи из НИУ ВШЭ в ходе работы с фокус-группами из разных регионов России.

Эстетически заряженная среда

Цифровой мир изучают в первую очередь с помощью самих же цифровых устройств или алгоритмов сбора больших данных. Благодаря онлайн-методам можно отслеживать, каким образом устройства детерминируют социальные или культурные аспекты, поведение людей. «Но остаются незамеченными такие социальные отношения и практики, которые исключают, отменяют или ограничивают использование устройств», — отмечают авторы исследования Руслан Хестанов и Александр Сувалко в своей статье «Факультативные группы, невидимые индивиды: трансформация социальных отношений в новой технологической реальности», опубликованной в журнале «Социологическое обозрение» .

Текст статьи по результатам исследования подготовлен при финансовой поддержке РФФИ и АНО ЭИСИ в рамках научного проекта № 21-011- 31549 («Трансформация социальных отношений в новой технологической реальности: риски и перспективы»).

При этом важно не просто изучение подобных практик, в пересмотре нуждается сама тема анализа цифровых коммуникаций, считают авторы. В неё должен быть возвращен «весь комплекс психосоматической моторики, эмоционально-аффективных состояний и процессов субъективации». Тогда не нужно будет располагать социальное только на стороне аналогового мира и центрироваться вокруг дискуссий, связанных с разложением или замещением социальных форм под влиянием технологий.

В своей работе учёные обращаются к понятию эстетически заряженной среды инженера-кибернетика, изобретателя и психолога Гордона Паска. По мнению исследователей, этот незаслуженно забытый концепт мог бы быть мощным аналитическим инструментом социальных и цифровых коммуникаций. Паска увлекала проблема возможности диалога, игры или любой другой формы интерактивного взаимодействия человека с не-человеческим. В это не-человеческое входят и автоматы, программы или алгоритмы. В них учёный видел воплощенные способности человека — память, обработку информации или рациональный расчет.

Эстетически заряженную среду, согласно Паску, образуют наряду с человеческими «разумами» не-человеческие «разумные» элементы. Эстетическое при этом является тем «раствором или клеем, который удерживает ассамбляжи человеческого и не-человеческого в едином средовом комплексе, представляя собой базовое условие сохранения гомеостаза внутри среды».

Спрашивая у пользователей

Результаты исследования основаны на данных, полученных с помощью фокус-групп. Авторы отмечают, что ради преодоления ограничений онлайн-методов они решили взглянуть на социальные эффекты цифровизации со стороны обычных пользователей.

Для этого были организованы фокус-группы в четырёх населённых пунктах России. Всего было проведено 13 фокус-групп по единому сценарию (по три в Петрозаводске, Сатке и Владикавказе и четыре в Москве). Участники исследования представляли три возрастные категории: молодые — от 18 до 30 лет, люди среднего возраста — от 31 до 45 и старшего — от 46 до 65 лет.  Все респонденты являлись продвинутыми пользователями цифровых устройств.

В ходе работы авторы сосредоточили внимание на суждениях и рефлексии людей, активно включенных в цифровые коммуникации. Они фиксировали актуальные для самих пользователей различия, помогающие им структурировать цифровую среду, осуществлять в ней навигацию, определяться с предпочтениями, идентифицировать ценности и единомышленников.

Борьба с искажением коммуникации

В ходе работы в рассуждениях участников выявилось два взаимосвязанных и непременных мотива. Первый связан с необходимостью контроля (или самоконтроля) активности в цифровой среде. Второй с чувственно-аффективной заряженностью цифровых коммуникаций.

Один из выводов, к которому пришли исследователи — у пользователей достаточно высокий уровень требовательности к собственному поведению в цифровой среде. И это идёт вразрез с расхожим мнением, связывающим цифровую культуру с эпатажем, распущенностью и прокрастинацией.

Среди проблем, которые волнуют информантов — искажение коммуникации, способное интенсифицироваться через цифровые каналы. «Отсюда потребность в усилении контроля собственных высказываний и самовыражения, а также большая щепетильность в выборе формата коммуникации», — пишут исследователи. Нередко пользователи отказываются от мессенджеров в контактах с близкими или руководителями.

Напишешь что-нибудь, каждый в зависимости от своего настроения поймёт, что ты написал. Перед тем, как ставить знак препинания, нужно 10 раз подумать, ты пишешь его вот так, а смайлики эти все, эмодзи, или как они там, человек их воспринимает исходя из своего ощущения, настроения, какие эмоции он тогда испытывал, не думает, что ты писал в тот момент, поэтому не люблю переписку и стараюсь звонить, даже если вот так общаюсь, не переписываться (В., 31–45).

Авторы отмечают, что участники проявляют большую изощренность в том, чтобы «навести порядок» в своих цифровых коммуникациях. В числе средств наведения порядка — классификация устройств, приложений, а также каналов активности. «Главными рубриками классификации цифровой активности были следующие: семейный/равзлекательный и рабочий/новостной/образовательный. Наиболее устойчивыми различиями были: семейный/рабочий, работа/развлечение, познавательный/развлекательный», — выяснили исследователи.

Смартфон использую для связи с родными и близкими. При помощи стационарного компьютера общаюсь по рабочим вопросам с коллегами из Москвы, из Петербурга, с местными коллегами и с теми, с кем знаком в социальных сетях — в Фейсбуке (принадлежит компании Meta, признанной в России экстремистской организацией), Телеграме. Я стараюсь больше общаться через гаджеты, потому что в письменном виде надо внимательно и четко выстраивать текст, чтобы было понятно и не было вопросов (П., 46–65).

С разными категориями «близких» могут выделяться отдельные каналы коммуникации:

У нас есть и в Инстаграме (принадлежит компании Meta, признанной в России экстремистской организацией) домашний чат, где есть мои сестры и нет бабушки и мамы, к примеру, и в вотсапе чат — там бабушка и мама, все вместе… Буквально одна улица нас разделяет, мы видимся каждый вечер, каждое утро (В., 18–30).

Авторы приходят к выводу, что способы управления цифровой средой очень индивидуализированы.  «Каждый пользователь следует правилам и категоризациям, но у каждого они свои и вырабатываются они идиосинкразически. Поэтому синхронизированная координация цифрового и аналогового осуществляется как чувственно-эстетическая регуляция», — комментируют исследователи.

Смартфон снижает требования к компетенциям

Смартфон сегодня является самым предпочтительным цифровым устройством, обеспечивающим вход в цифровую среду.  «Его можно назвать артефактом кибернетического симбиоза или техническим воплощением чувственности современного человека», — отмечают учёные. Именно по отношению к смартфону, как продемонстрировали участники фокус групп, чаще всего можно услышать яркие и эмоциональные окрашенные высказывания.

Вдруг у меня разбивается телефон без возможности быстро приобрести другой — и всё, у меня буквально нервное состояние, то есть у меня качество жизни очень падает без доступа к соцсетям (М., 31–45).

Исследователи столкнулись с тем, что их стремление обсудить разные цифровые устройства было отклонено участниками. Смартфон в подавляющем большинстве случаев оказывался в центре внимания.

От телефона сложнее всего будет отказаться, потому что там чуть ли не полжизни нашей находится (С., 31–45).

Ещё один аспект, на который обращали внимание участники фокус-групп — простота и демократизм устройства. С одной стороны, смартфоны — многофункциональны и эта многофункциональность далеко ещё не полностью реализована с помощью разнообразия приложений. С другой — они снижают уровень требований к навыкам пользователей. Авторы акцентируют внимание на наблюдении одного из респондентов, вероятно преподавателе вуза, которое, по их мнению, было бы крайне полезно специально верифицировать:

Я сейчас вижу, что у студентов, вот такое было в начале 2000-х, студенты просто не могли подойти к компьютеру, они просто не знали, как к нему подойти, сейчас тоже такое — у них нет компьютеров в принципе, я уже не ожидал, что в 2021 году увижу людей, которые не знают, как пользоваться компьютером. Им все это заменил телефон. Вдруг обнаружилось, в 2021 году ты должен человеку объяснять какие-то вещи, ему нужно новый ящик показать, новый мир открывать, это надо учитывать, тут же надо понимать, это нам надо подстраиваться (В., 36–45).

Авторы делают вывод, что одна из главных социальных тенденций, связанных с техникой, или даже социальных функций техники, кроется в её нацеленности на адаптацию к незнанию и отсутствию компетентности. «Смартфон в этом смысле практически идеально приспособлен к когнитивным и психосоматическим несовершенствам человеческого существа», — пишут исследователи.

«Болталка», а не «сообщество»

В ходе работы с фокус-группами исследователи пытались понять, что означает для пользователей цифровых устройств понятие сообщества. Как выяснилось, участники схватывали его как метафору и предпочитали употреблять иные выражения — например, группы, чаты, «болталки» и др. Это, как поясняют авторы, могло свидетельствовать о том, что место для сообществ зарезервировано в пространствах вне сетевых взаимодействий. Но это не главное наблюдение.

Главное заключается в том, что генерируемая цифровыми коммуникациями социальность имеет едва уловимую специфику. Говорить о принадлежности к группе не приходится, а скорее к определенному множеству или типу групп. Такой тип принадлежности можно назвать факультативной или нерегулярной принадлежностью, поясняют авторы.

Ну вот если предположить, что какая-то… сообщество, группа, ну, исчезла — и Бог с ней! Вбей в Яндексе, в любом приложении — всё это взаимозаменяемо… (С., 31-45)

Тем не менее в фокус-группах было несколько исключений. Так в московской фокус-группе среднего возраста несколько раз возникал разговор о соседских сообществах. Они правда назывались либо домовые группы, либо просто группы. «Некоторые из них сформировались в результате массовых акций или флешмобов и представляли собой протестные реакции на ошибки управляющей компании в жилищно-коммунальном секторе», — рассказывают исследователи.

Существование групп при этом было кратковременным — до завершения кампании. Попытки организации домовых или садовых чатов при отсутствии должной модерации вырождались в места случайных и бессмысленных пересудов.

Авторы отмечают, что в целом искусственная натяжка, которую чувствовали участники фокус-групп при употреблении слова сообщества, имела свои основания. Большинство респондентов не проявляли интереса к участию в активности политических, фанатских или антиваксеровских сообществ. «Социальные коммуникации в цифровом универсуме, по нашим данным, расположены в континууме между двумя полюсами — факультативной принадлежностью к группе или группам и активной модерацией собственной группы или групп, складывающейся благодаря мотивациям за пределами цифровых коммуникаций», — поясняют исследователи.

Цифровой эскапизм

В ходе исследования авторы обнаружили склонность пользователей к цифровому эскапизму — стремление не оставлять цифровые следы, превратить себя в чёрный ящик для возможного сетевого наблюдения, не манифестировать в социальных сетях свою идентичность. Но при этом оставаться наблюдателями. «Один из участников нашего исследовательского проекта Владимир Картавцев рельефно обозначил описываемую динамику как “процесс стихийного формирования кодекса цифрового поведения — этики отсутствия”», — отмечают авторы. Новый кодекс цифрового поведения подлежит эстетической регуляции. Чувственно-аффективная схема образуется благодаря тому, что с одной стороны, большинство пользователей декларируют и практикуют пассивность и отсутствие, с другой, они активно наблюдают, слушают и смотрят.

Нулевая активность (С., 18-30).

Мне нравится наблюдать и хочется увидеть что-то тайное (М., 18-30).

По большей части я просто пользователь, который смотрит и оценивает (П., 18–30).

Этика отсутствия и негласного наблюдения — это лишь одна из выявленных тенденций адаптации к цифровым сетям, поясняют авторы. «Но она ярко выражена и широко представлена в фокус-группах разного возраста и разных регионов. Поэтому у нас есть основания для того, чтобы охарактеризовать такую динамику процесса субъективации как массовую тенденцию».

Борьба за контроль — как и в аналоговом мире

«Нулевая активность», этика отсутствия, «забота о своих данных»,  эскапизм и формы новой дисциплины и самоконтроля в цифровом мире — неизбежные реакции на принудительность цифровых режимов и подозрительную манипуляцию с помощью принципа удовольствия, отмечают авторы исследования. Участники фокус-групп могут переключать цифровые каналы так же, как и телевизионные каналы, ограничиваясь активным наблюдением.

Исследователи обращают внимание на то, что каждый пользователь на свой манер обживает цифровую инфраструктуру.  Борьба за контроль в цифровом мире, по их мнению, та же, что и в аналоговом, и она будет продолжаться на фоне всепроникающего характера цифровизации. «Жестокие игры контроля в цифровой среде осуществляются в запутанных цепочках обратной связи между человеческим и не-человеческим. Это ещё одна причина называть цифровые среды эстетически заряженными», — резюмируют авторы.
IQ
 

Авторы исследования:

Руслан Хестанов, заведующий Лабораторией исследований культуры Институт исследований культуры НИУ ВШЭ, профессор Школы философии и культурологии НИУ ВШЭ

Александр Сувалко, заместитель директора Института исследований культуры НИУ ВШЭ, преподаватель Школы философии и культурологии НИУ ВШЭ

Автор текста: Селина Марина Владимировна, 2 ноября, 2022 г.