Наука — дело личное – News – IQ media

Семь учёных и преподавателей отвечают на вопросы IQ.HSE о своих научных интересах, любимых научных теориях и самых впечатливших их научных и научно-популярных книгах, а также дают советы нынешним и будущим студентам.

Наука — дело личное. Учёные НИУ ВШЭ — о своих занятиях наукой, самых важных книгах и теориях, необычных методах преподавания. Часть 1

Мария Попцова,
заведующая международной лабораторией
биоинформатики НИУ ВШЭ, доцент
департамента больших данных и информационного
поиска факультета компьютерных наук
НИУ ВШЭ, кандидат физико-математических наук

— Какова область ваших научных интересов?

— Я занимаюсь вторичными структурами ДНК. Это малоизученная область молекулярной биологии и геномики, потому что экспериментальные методы их обнаружения пока недостаточно развиты. Это связано с тем, что изучаемые объекты непросто поймать — они появляются, делают свою работу и исчезают. Однако последние работы показывают, что эти структуры важны для разных классов геномных процессов. Мы хотим составить полную картину, где и когда, какая именно вторичная структура ДНК (квадруплекс, триплекс, Z-ДНК и другие) появляется и выполняет свою работу.

— На какой вопрос вы или ваша исследовательская группа ищете ответ прямо сейчас?

— На факультете компьютерных наук мы строим и тестируем самые современные нейронные сети для распознавания вторичных структур ДНК и изучения их взаимосвязи с эпигенетическим кодом.

Сейчас мы изучаем связь Z-ДНК с редактированием РНК и запуском внутреннего клеточного иммунного ответа. Оказывается внутри одной клетки, до уровня выработки антител у многоклеточных, уже есть способы борьбы с вирусами. Это борьба происходит сражением ДНК и РНК на уровне распознавания «свой-чужой», и, оказалось, что там большую роль играет Z-ДНК — левозакрученная ДНК в отличие от правозакрученной B-ДНК, за которую Джеймс Уотсон и Фрэнсис Крик получили нобелевскую премию.

В только что созданную международную лабораторию биоинформатики удалось привлечь уч`ного из США — Алана Герберта — который в свое время работал в Массачусетском институте технологий с первооткрывателем этой самой Z-ДНК — Александром Ричем. Сам Алан Герберт открыл белок, который связывается с Z-ДНК.

— Что лично вас привлекает в занятиях наукой?

— Занятие наукой похоже на работу детектива. Есть некая тайна, и только это и известно, что она есть и её очень хочется открыть. И в самом начале даже непонятно, что это за тайна. Понимание этого происходит с помощью постановки правильных вопросов. Вдруг появляется небольшая улика, за которую можно зацепиться. Далее движение мысли идет по ниточке «вопрос-ответ-вопрос-ответ-вопрос-ответ» и т.д., и чем дальше, тем интереснее. За одну человеческую жизнь эта ниточка никогда не кончится, поэтому интересно будет всегда, до конца жизни.

— Что мотивирует каждый день идти в лабораторию или архив, а что, наоборот, демотивирует к занятиям наукой?

— Наукой обычно занимаются круглосуточно, потому что невозможно не думать о «расследовании» тайн устройства мира. Хорошо, когда созданы условия для работы. Для занятий биоинформатикой нужны только компьютер и интернет. В свою лабораторию люблю ходить из-за прекрасной рабочей атмосферы. Очень нравится кампус НИУ ВШЭ на Покровском бульваре — современный дизайн стимулирует к работе. Я получаю огромное удовольствие от самой лаборатории, аудиторий, стеклянных лифтов, атриума с колоннами, дурасовского особняка, вида на бульвар, цилиндрической столовой и библиотеки с энциклопедиями на полках. Ничего не демотивирует!

— Какая научная или научно-популярная книга (статья, энциклопедия и пр.) вдохновила вас на научную карьеру?

— «Божественная комедия» Данте.

— Какая научная теория или эксперимент произвели на вас самое сильное впечатление или значительно повлияли на ваши научные взгляды/интересы?

— В биоинформатике таких нет. Поскольку я закончила физический факультет, то самое сильное впечатление производят работы, в которых вдруг — на самом деле не вдруг, надо читать оригинальные источники и ссылки внутри них, чтобы понять исходную логику — предлагаются уравнения. И эти уравнения можно долго — где-то не менее ста лет — использовать. Скажем, уравнение Альберта Эйнштейна 1916 года, предсказывающее чёрные дыры и гравитационные волны, или уравнение Эрвина Шрёдингера, или уравнение Поля Дирака. Многие физики, начавшие заниматься биологией, хотели бы написать такие универсальные уравнения для биологических процессов, но, видимо, это невозможно. Нужна другая логика — логика ДНК.

— Назовите, пожалуйста, три работы (книги, статьи — отечественные или зарубежные), которые вы считаете основополагающими в своей научной области.

— Если говорить о биоинформатике, то это наука очень динамически развивающаяся, и открытия происходят в последнее время постоянно. Я бы рекомендовала читать оригинальные статьи, за которые потом дали Нобелевские премии. Скажем, оригинальная публикация Джеймса Уотсона и Френсиса Крика, или статьи Ниренберга, Корана и Холли, которые расшифровали генетический код. Или статьи Фредерика Сенгера, благодаря методу которого мы сейчас получаем геномные последовательности в виде текстов. А ещё посмотреть ссылки внутри этих публикаций. Открываете список Нобелевских премий по физиологии или медицине или по химии и идёте по списку. Все будут значимыми и вдохновляющими.

— Читаете ли вы (смотрите, слушаете) какие-либо научно-популярные ресурсы или издания. И если да, то какие?

— Нет, не успеваю. Но если бы оставалось время, то посмотрела бы то, за что дали премию «Просветитель», и начала бы чтение с таких премиальных книг. Из англоязычных — TED Talks — отличный ресурс.

— Какой самый необычный формат представления результатов исследования (презентации, рассказа о нём) вы встречали?

— Я работала с креативной группой Политеха (Политехнического музея), разрабатывающей научную экспозицию. Их идеи как представить научное знание в образах и формулировках потрясают воображение. Надеюсь, удастся реализовать хотя бы часть идей этой группы, и мы это всё увидим на постоянной экспозиции Политеха. Были придуманы экспозиции для всех областей, которыми занимается наука — от элементарных кварков до Вселенной. Лучшего представления научных результатов не встречала нигде. Можно будет посмотреть на нашу Галактику как на карту Москвы в пределах МКАД, попользоваться содержимым книжного геномного шкафа, посмотреть мультики про работу роботов-белков в городе-клетке и много чего другого.

— Что бы вы сейчас посоветовали молодым людям, размышляющим о научной карьере в вашей области?

— Очень много тайн скрыто в геноме. Мы получили тексты, мы знаем, что кодируют его отдельные отрывки, а также какие отрывки геномного текста нужны в разных ситуациях. Мы не понимаем, как эти разные участки договариваются об одновременной работе в разных условиях и в разных местах. Это что касается фундаментальных вопросов.

Что касается прикладных, очень много полезных и общественно важных задач в области генетики и персонализированной медицины. Есть потребность в анализе больших массивов данных молекулярной биологии, и профессия биоинформатика становится востребованной.

Очень легко найти позиции за рубежом как в научных лабораториях, так и в компаниях или биоинформатических центрах. Возможно, в нашей стране тоже возрастёт потребность в специалистах по биоинформатике и появятся конкурентные позиции.

Андрей Коротаев,
заведующий Научно-учебной лабораторией
мониторинга рисков социально-политической
дестабилизации НИУ ВШЭ

Какова область ваших научных интересов?

— Исходно это была общая теория социальной эволюции. Но для того чтобы исследовать социоэволюционные процессы, важен исторический материал, с этим связаны мои интересы в области математического моделирования исторических процессов. Преломлением к современности будет количественный анализ современных процессов развития, их трансформации, динамики, в том числе политической. Одно из направлений интереса — риски социально-политической дестабилизации — тема, которой занимаюсь в рамках возглавляемой мною Лаборатории в Высшей школе экономики.

Для понимания социальной эволюции, неплохо бы понимать и биологическую, а чтобы понять биологическую, нужно изучать более глубокие типы эволюции. Отсюда ещё один интерес — Большая история, попытка выявить сквозные закономерности как минимум со времен появления жизни на Земле, а желательно и со времен Большого взрыва.

— На какой вопрос вы или ваша исследовательская группа ищете ответ прямо сейчас?

— На вопросы в разных областях, но больше занимаемся революциями. Для издательства Springer совместно с известным исследователем в этой области Джеком Голдстоуном мы заканчиваем коллективную монографию по новой волне революций в XXI веке. В ней рассматривается в принципе большая часть революций — XX, XIX и предыдущих веков, но с фокусом на текущем столетии. Одна из задач — понять причины роста протестной активности, который наблюдался после 2010 года на всех континентах, кроме, конечно, Антарктиды.

— Что лично вас привлекает в занятиях наукой?

— Я признаю ценности идеографических изысканий, попыток исследовать уникальные явления именно в их уникальности, но больше всего интересуюсь номотетическим подходом — выявление закономерностей, где бы они не обнаруживались. Из-за этого я в большей степени эмигрировал из истории в сторону социологии и политологии.

— Что мотивирует каждый день идти в лабораторию или архив, а что, наоборот, демотивирует к занятиям наукой?

— Хождения в лабораторию и занятия наукой не одно и то же. Наука сейчас больше делается за пределами лаборатории, дома, на компьютере. Находиться на работе особой необходимости нет, но рабочее место очень важно. По нынешним временам идти в лабораторию мотивирует, прежде всего, необходимость личного контакта. Мои отношения с онлайном не идеальны, он недостаточно заменяет очное общение, и мозговые штурмы при реализации проектов все-таки эффективнее в офлайне.

Что демотивирует? Я не воспринимаю занятия наукой как тяжелую нагрузку. Тяжелая нагрузка это когда, как говорил Томас Эдисон, один процент вдохновения и девяносто девять процентов пота. Все, кто проводил исследования, знают, что есть огромное количество нетворческой работы, хотя не могу сказать, что она кого-то демотивировала. Скорее, наоборот — творческая работа подвигает заниматься черновой частью исследовательского труда.

— Какая научная или научно-популярная книга (статья, энциклопедия и пр.) вдохновила вас на научную карьеру?

— Мой интерес к науке, в высокой степени — к естественным дисциплинам, был стимулирован научно-популярными книгами серии «Эврика», которая выходила в советские годы. Это была блестящая серия, очень жаль, что она прекратила существование.

— Пожалуй, это классическая теория биологической эволюции, восходящая к Чарлзу Дарвину с учётом нового синтеза. В основе своей она очень простая, но неожиданно много объясняет. При том, что напрямую к социальной эволюции её прилагать не получается, но тем, кто занимается социальной эволюцией, есть чему поучиться у тех, кто далеко ушёл вперед, развивая теорию биологической эволюции.

— Исходя из того, чем сейчас занимаюсь, то есть интересов в области революций, это «Revolution and Rebellion in the Early Modern World» Джека Голдстоуна, «Историческая динамика» Петра Турчина и «От мобилизации к революции» Чарльза Тилли.

— Читаете ли вы (смотрите, слушаете) какие-либо научно-популярные ресурсы или издания. И если да, то какие?

— Скорее, я привязан к определенному автору, чем к ресурсу. Вне зависимости от того, где они публикуются, стараюсь следить за работами моего коллеги Александра Маркова, известного научно-популярными трудами на стыке биологии и социологии.

— Не самый необычный, но первым приходит на ум. Это ChronoZoom — способ, в том числе онлайн, максимально визуализировать историю от Большого Взрыва до настоящего времени. Для огромного отрезка в 13 миллиардов лет есть возможность зума, то есть выбора и изучения определённого периода. Это довольно интересная технология представления того, что смогли сделать люди, занимающиеся Большой историей.

— Что бы вы сейчас посоветовали молодым людям, размышляющим о научной карьере в вашей области?

— Мой опыт показывает перспективность междисциплинарности. Поэтому коллегам гуманитариям я бы настоятельно советовал осваивать математику и естественно-научные методы, а специалистам по количественном исследованиям — социологам, политологам — гуманитаризироваться, то есть изучать уникальные случаи, учиться понимать качественную сторону исследуемых процессов.

Владимир Щур,
заведующий международной лабораторией
статистической и вычислительной геномики,
доцент МИЭМ НИУ ВШЭ, PhD

— Какова область ваших научных интересов?

— Я занимаюсь популяционной и эволюционной геномикой, но не с биологической стороны, а как математик. В лаборатории мы строим математические модели, которые показывают, как развивались популяции, какие эволюционные силы их изменяли, как, например, миграция или естественный отбор меняли облик геномов. Затем мы конвертируем наши модели в методы анализа и применяем их к экспериментальным данным, чтобы оценить, как менялся размер популяции на протяжении тысяч и сотен тысяч лет, или узнать, какими путями коронавирус распространялся по миру во время пандемии.

— На какой вопрос вы или ваша исследовательская группа ищете ответ прямо сейчас?

— Наша лаборатория создана чуть больше года назад, и в ней одновременно ведётся несколько проектов. Один из них связан с коронавирусом. Одна точечная мутация может повысить приспособленность этого организма, и под действием естественного отбора она быстро распространится в популяции. Но «британский», «бразильский», «южно-африканский» и, возможно, новый — «калифорнийский» — варианты определяются сразу несколькими специфическими мутациями. Возможно, эффект этих мутаций усиливается друг другом, появляется нелинейное взаимодействие. Иначе говоря, появляется эпистаз — зависимость эффекта мутации от генетического контекста.

Это явление сложно охарактеризовать численно — требуется очень много данных. Перед нами открылась уникальная возможность его поймать, так как появилось беспрецедентное и постоянно растущее количество геномов коронавируса. Мы ведём разработку математических методов и моделей, которые позволят исследовать эти явления, понять генетическую природу коронавируса — какие факторы влияют на его развитие, каков характер его распространения и приспособленности.

Другое наше большое исследование связано с применением глубокого машинного обучения для оценки популяционных параметров, таких, например, как изменение размера популяции или наличие миграции. При помощи глубокого машинного обучения можно больше узнать об истории популяций — о том, как человечество заселяло нашу планету, и как это происходило на разных временных масштабах.

Например, интересная задача — прояснить, как, например, мы взаимодействовали с древними людьми — неандертальцами и денисовцами. Это ветви, которые отделились от анатомически современного человека примерно 700 000 лет назад. Около 60 тыс. — 40 тыс. лет назад мы ещё с ними взаимодействовали, но потом они вымерли.

Мы изучаем гипотезу, что были так называемые призрачные — неизвестные нам сегодня популяции человека, которые оставили след в наших геномах. Судя по всему, одна из таких популяций, отделившаяся от предковой ветви современного человека более миллиона лет назад, обитала на африканском континенте. Мы можем обнаружить информацию об этих популяциях, только пытаясь найти маленькие кусочки ДНК в современных геномах. Эти крошечные фрагменты могут рассказать об очень отдалённых во времени событиях, о которых нет археологических свидетельств.

— Что лично вас привлекает в занятиях наукой?

— Это безусловно возможность получать знания из первоисточников и самому их находить. А также свобода выбора нового направления исследований. Это происходит при общении с коллегами, в кулуарах конференций, во время научных семинаров — так начинаются новые проекты. И это увлекательно, можно 24 часа в сутки думать над одной задачей. Потом на какое-то время отойти от неё, отдохнуть, переключиться. Хотя учёный-исследователь чаще всего находится в первом состоянии.

— Что мотивирует каждый день идти в лабораторию, а что, наоборот, демотивирует к занятиям наукой?

— Отчасти я это выше обозначил — про мотивацию. Также мне нравится академическая среда общения, она мне близка и понятна своими ценностями. И это очень важная для меня вещь. Что касается демотивации — чем старше становишься, тем больше административных обязанностей, организационных дел. Они отнимают достаточно много времени от непосредственно научной работы.

— Какая научная или научно-популярная книга (статья, энциклопедия и пр.) вдохновила вас на научную карьеру?

— Мне на этот вопрос сложно ответить. Я вырос в Черноголовке — в академгородке, в семье учёных. В какой-то степени для меня вопрос не стоял — кем быть. Скорее сама среда вдохновляла, которая в то же время была и чем-то самим собой разумеющимся. Папа меня еще школьником брал на все конференции и очень удивлялся, почему я не понял какой-то доклад — это же ясно всем студентам Физтеха! Я думал, конечно, об альтернативах и ещё студентом пробовал поработать, например, в банковской сфере, но понял, что моё — это наука.

— Я заканчивал мехмат МГУ — отделение математики. И несмотря на то, что работаю сейчас больше в сфере биологии, геномики, регулярно вспоминаю, насколько красиво построение интеграла Лебега — по сравнению с интегралом Римана, точки на графике функции группируются не по близости значений аргумента, а по близости значений функции. Но это маленькое изменение дает возможность существенно расширить класс интегрируемых функций, что в свою очередь позволяет развивать теорию вероятностей. И благодаря этой теории, я постоянно напоминаю себе, что на любую задачу можно посмотреть с разных сторон.

— Первая — «Происхождение видов путём естественного отбора» («On the Origin of Species») Чарлза Дарвина, поскольку с неё начинается вся теория эволюции. Вторая — основополагающая статья коалесцентной теории «О генеалогии больших популяций» Дж. Кингмана («On the Genealogy of Large Populations»). Про третью сложно сказать — наверное, это статья Гилеана МкВина (Gilean McVean) и Ниала Кардина (Niall Cardin) «Approximating the Coalescent with Recombination». Модель, представленная в статье, существенно упрощает анализ экспериментальных данных. Она позволяет применять вероятностные методы и методы машинного обучения для анализа полногеномных последовательностей.

— Читаете ли вы (смотрите, слушаете) какие-либо научно-популярные ресурсы или издания. И если да, то какие?

— Сейчас читаю книгу Сванте Паабо «Неандерталец. В поисках исчезнувших геномов». Мне она интересна, потому что это книга про то, как большая часть области древней ДНК появлялась, разрабатывалась. Когда читаю её, нахожу знакомые имена старших коллег, и вижу, как в 1980-е годы выстраивалось научное взаимодействие. Это ещё такая возможность для меня увидеть профессиональный исторический ракурс, поскольку я пришёл в эту науку в 2013 году.

На днях также подписался на рассылку Nature Briefing. Время от времени просматриваю N+1 и научные разделы BBC, СNN. Планирую в будущем найти какой-нибудь интересный подкаст.

— Честно говоря, ничего в голову не приходит пока.

— Что бы вы сейчас посоветовали молодым людям, размышляющим о научной карьере в вашей области?

— Я бы пожелал им смелости и дерзости — не бояться работать и ошибаться. А также не бояться общаться со старшими коллегами, многие из которых всегда готовы помочь при наличии у студентов мотивации.

И важен баланс — всегда стоит прислушиваться к научному руководителю, потому что у него есть опыт, но важно и на своей идее настаивать, потому что она может быть действительно интересной и её подчас нелегко объяснить другим, не имея достаточного опыта.

Также важно не бояться проиграть в финансовом аспекте. Если не говорить о яхтах и каких-то дорогих машинах, например, то в науке также можно достичь приличного финансового уровня. И научные руководители, как правило, стараются талантливым студентам и аспирантам обеспечить достаточную финансовую составляющую. А уж любимая работа в окружении единомышленников с лихвой компенсирует отсутствие яхт.

Василий Ключарев,
директор Института когнитивных нейронаук,
заведующий международной лабораторией
социальной нейробиологии НИУ ВШЭ,
кандидат биологических наук

— Какова область ваших научных интересов?

— В настоящее время у меня две главных области научных интересов. Основная — мозговые механизмы социального влияния — изучение того, как окружающие манипулируют нашими решениями.

Вторая возникла возникла сравнительно недавно и связана с тем, что мы год назад открыли новую Международную лабораторию социальной нейробиологии и получили мегагрант на изучение процессов в мозге, связанных с нашим восприятием сложных типов информации — от видеороликов до кинофильмов и романов. Это позволило нам начать исследования того, как на нас влияют различные нарративы, с которыми мы постоянно сталкиваемся в нашей повседневной жизни. Это сейчас важная область моих научных интересов.

— На какой вопрос вы или ваша исследовательская группа ищете ответ прямо сейчас?

— Основной вопрос мы поставили довольно конкретно — насколько и как именно нарративы влияют на наше экономическое поведение, на принятие нами экономических рисков.

Идея возникла под влиянием Роберта Шиллера — американского ученого-экономиста, лауреата Нобелевской премии по экономике, который считает, что популярные истории, вирусные нарративы очень сильно влияют на экономическое поведение больших масс людей. Если, например, кругом все говорят, что сейчас нужно инвестировать в hightech, в «новую экономику», то такие нарративы создают инвестиционный бум, а могут привести и к экономическим «пузырям». Шиллер считает, что в экономических науках недостаточно изучено влияние таких нарративов на поведение масс, на возникновение экономических бумов и депрессий.

Наша задача — попытаться объяснить, как популярные нарративы, в том числе личные — те, что люди рассказывают друг друг, влияют на наш мозг и готовность к финансовому риску или склонность к сдержанному, более консервативному поведению. И сейчас мы ищем экспериментальные парадигмы, позволяющие это исследовать и наглядно продемонстрировать влияние нарративов на склонность к риску, раскрыть мозговые механизмы такого влияния.

Впрочем в нашей лаборатории начато много других проектов. Например, вместе с коллегами из департамента медиакоммуникаций НИУ ВШЭ мы изучаем, как нарративы влияют на мозг людей с разными способностями критически воспринимать информацию. Также мы исследуем то, как наш мозг воспринимает «городские нарративы», как реагирует на парки, бульвары, хайвэи и т.п. Но основной наш фокус на ближайшие три года — это всё-таки рискованное экономическое поведение.

Все эти исследования непросто осуществить традиционными методами. Поэтому мы пригласили выдающегося финского профессора Ииро Яскелайнена, который является специалистом в области нейробиологии восприятия нарративов. Вместе с ним мы используем необычный для России метод — изучаем, как при просмотре, прочтении или прослушивании информации (различных нарративов) синхронизируется активность мозга у группы людей, и как такая синхронизация отражает и предсказывает их поведение.

— Что лично вас привлекает в занятиях наукой?

— Наверное основной интерес возник, когда я был ещё школьником и меня как юного натуралиста заинтересовало поведение животных. Возникло любопытство, которое до сих пор остается главным стимулом к новым вопросам и самым неожиданным проектам.

Иного рода мотивация возникает, когда ты ввязываешься в крупный проект. Например, мы сейчас создаем новую лабораторию, приходится собирать команду, учиться новым методам, преодолевать множество технических сложностей и все эти потраченные усилия требуют внутренней рационализации — ты начинаешь ещё больше ценить свою область интересов. Но главное, конечно, научное любопытство.

Обнаружил также, что чем старше становишься, тем больше мотивируют студенты, которые заряжают своим юношеским интересом и новыми идеями. Сейчас я вовлечен в ряд проектов, заниматься которыми меня убедили именно студенты. Например, в одном таком проекте мы изучаем то, как люди выбирают партнёра для жизни. Я рассказал студентам о беседе с журналистами, которые утверждали, что мои исследования имеют отношение к объяснению выбора партнера. Я был удивлен, так как никогда не думал в данном направлении. Когда студенты услышали мой рассказ, они предложили это изучать. И сейчас мы начали такой проект вместе с коллегами-биологами.

Я до сих пор немного растерян от этой идеи, а студенты на полном энтузиазме планируют устраивать экспериментальные спид-дейтинги, придумывают какие-то невероятные экспериментальные парадигмы, чтобы попытаться ответить на вопрос о том, как мы выбираем партнёра с точки зрения работы нашего мозга.

— Что мотивирует каждый день идти в лабораторию, а что, наоборот, демотивирует к занятиям наукой?

— Про мотивацию я уже довольно много наговорил, а вот главный демотиватор сегодня — коронавирус. Мы очень серьёзно относимся к санитарным нормам и стараемся встречаться как можно реже в лаборатории большими группами. Впрочем, в этом есть и большой плюс — хотелось бы верить, что такое гораздо более серьёзное отношение к гигиене при проведении исследований у нас останется навсегда.

Я очень надеюсь, что в будущем нас будут сильно мотивировать наши новые лаборатории. Буквально неделю назад я ходил по зданию в Кривоколенном переулке, где создается новый лабораторный комплекс НИУ ВШЭ. Там невероятно здорово. Наконец-то мы развернём на полную мощность всё имеющееся оборудование, превратимся в настоящие лаборатории мирового класса. Всё это выглядит именно так, как я когда-то мечтал, приходя в Вышку.

— Какая научная или научно-популярная книга (статья, энциклопедия и пр.) вдохновила вас на научную карьеру?

— Мне всегда было интересно поведение животных. Первый интерес возник давным давно в пионерском лагере где-то на Карельском перешейке, благодаря приятелю, который показал мне научно-популярную книжку «Мир животных» известного советского популяризатора Игоря Акимушкина. Меня потрясли истории о животном мире Австралии, фотографии, интересные факты.

Я прошёл через серьезное увлечение натуралистами, которые исследовали редких животных. До сих пор у меня на полке стоят книги английского натуралиста, писателя Джеральда Даррела — он в школьном возрасте был моим настоящим кумиром. Ещё упомяну книги британской исследовательницы Джейн Гудолл, пионера по изучению шимпанзе в их естественной среде обитания. Также Конрад Лоренц, австрийский этолог и зоопсихолог, лауреат Нобелевской премии — стал моим кумиром в старших классах школы, и остаётся им до сих пор. В целом — всё это так сильно на меня подействовало, что я до сих пор всерьёз думаю об изучении поведения животных.

— На самом деле таких исследований много. Дело в том, что я не биолог по образованию, хотя я изучал физиологию, включая физиологию работы мозга. В своё время я прошёл стадию невероятного увлечения социальной психологией, хотя эта сфера выпала из моего образования — нам преподавали что угодно — от молекулярной биологии до физики и химии, но не социальные науки.

Поэтому исследования социальных психологов меня потрясли. Например, знаменитые исследования конформности Соломона Аша, которые показывают, что человек дает заведомо неправильный ответ только потому, что он должен быть похожим на окружающих и ему неприятно дать ответ, отличающийся от того, что сказали окружающие.

Меня это поразило, потому что нам нейробиологам всё время кажется, что наше поведение запрограмировано внутри нашего мозга. Мы не замечаем, что на самом деле наш мозг зависит от поведения окружающих нас людей. То есть решение принимается не одним мозгом, а десятками, сотнями, тысячами — многие наши решения на самом деле принимаются социальными группами.

Конечно, на меня повлияли и многие исследования, теории в области биологии и нейробиологии. Но то, что я сейчас делаю в науке — я пытаюсь объединить «скучный» естественнонаучный подход нейробиологов, изучающих биохимические процессы в мозге, с «яркими» подходами социальных наук.

В целом — могу сказать, что эксперименты социальной психологии заставили меня поменять направление моих собственных исследований. Я когда-то изучал эмоции человека, а сейчас больше изучаю то, как нашими эмоциями и решениями манипулируют окружающие, как социальный контекст влияет на нас.

— Так получилось, что в изучении мозговых механизмов социального влияния мы первые. До наших исследований была, пожалуй, только одна научная публикация на тему того, как окружающие манипулируют нашим мозгом. Кстати, я не знал об этой публикации, когда мы сделали наше исследование. Мы уже завершили его, и лишь потом я встретился на конференции с Грегори Бернсом — всем рекомендую его книгу о мозге собак на русском языке — «Что значит быть собакой и другие открытия в области нейробиологии животных». Тем не менее, наши результаты оказались по настоящему прорывными. Очень сильно на мое развитие как учёного повлияли научные работы Вольфрама Шульца (Кембридж) в области мозга и книга Роберта Чалдини «Психология влияния».

— Читаете ли вы (смотрите, слушаете) какие-либо научно-популярные ресурсы или издания. И если да, то какие?

— Вообще я обожаю научно-популярную литературу, и не обязательно из своей сферы. Стараюсь обращать внимание на то, как смотрят на наши научные вопросы исследователи из других областей. Сейчас не спеша читаю огромную книгу Роберта Сапольски «Биология добра и зла». В ней упоминаются и наши исследования, это было приятно обнаружить. В книге интересно описан огромный объём информации, связанной с тем, что мы изучаем, но с неожиданных углов.

Люблю также труды Франца де Вааля, который пишет о поведении приматов. Он топ-исследователь поведения шимпанзе, возглавляет крупнейший приматологический центр США.

На научно-популярные радиопередачи совсем не хватает времени, если честно. Скорее иногда слушаю подкасты по истории. Мне интересна, например, история русской революции. И время от времени нахожу что-то в интернете по занимающему меня в данный момент вопросу.

— Не успеваю следить за новыми форматами. Многие журналы теперь представляют результаты исследований в новых форматах, но за этим больше следят мои аспиранты, с которыми я работаю. В последнее время некоторые журналы стараются представлять результаты исследований в графической форме — очень сжато и визуально — в дополнение к самому тексту статьи. Я с этим пока не сроднился, но идея — передать смысл работы в образном виде — интересна. Есть у некоторых журналов и новые форматы видеосообщений.

Знаю, что с переходом в онлайн многие в восторге от всевозможных виртуальных форматов. Пока я сам не успел все это прочувствовать и оценить. Но научное общение порой становится похожим на компьютерные игры, общение аватаров.

— Что бы вы сейчас посоветовали молодым людям, размышляющим о научной карьере в вашей области?

— У меня два основных совета. И я обращаюсь к тем, кто по-настоящему интересуется наукой. Первый совет немного необычный — посмотрите, как строится карьера учёного и постарайтесь убедить своих родителей, что учёный может быть очень успешным и благополучным человеком. Ко мне после научно-популярных лекций регулярно подходят родители, которые переживают о том, что их ребенок заинтересовался нейробиологией, что он умрёт с голоду. Важно избежать отсутствия поддержки ваших стремлений со стороны близких.

Мне в своё время повезло. Мой отец поддерживал мой интерес к биологии, вероятно, потому что это была его детская мечта. Он профессор-физик, а хотел всегда быть биологом или врачом, я же реализовал его планы. Очень ценно, когда тебя поддерживают в семье. Да и самому важно знать, что у вас может быть хорошая, интересная и вполне благополучная жизнь. Занимайтесь наукой всласть!

Второй совет — подумайте заранее о тех шагах, которые нужно сделать в научной карьере: в какой университет вы поступите, в какой лаборатории будете проводить свои исследования, где стоит защитить диссертацию и т.д. Очень часто студенты меня поражают тем, что боятся задать вопросы и обсудить ключевые шаги своей карьеры со старшими коллегами. Молодым людям нередко кажется, что многие двери закрыты, а на самом деле они окружены множеством людей, которые готовы что-то подсказать и посоветовать.

Анна Алмакаева,
заместитель заведующего лабораторией
сравнительных социальных исследований
им. Р.Ф. Инглхарта (ЛССИ), старший
преподаватель факультета социальных наук
НИУ ВШЭ, кандидат социологических наук

— Какова область ваших научных интересов?

— В первую очередь, это сравнительные социальные исследования — кросс-культурные и межстрановые. Это работа в рамках теории модернизации, рассказывающей об эволюции обществ, авторами которой являются Рональд Инглхарт и Кристиан Вельцель. В рамках данного направления я занимаюсь темами доверия, социального капитала, субъективного благополучия и ценностей.

— На какой вопрос вы или ваша исследовательская группа ищете ответ прямо сейчас?

— Сейчас мы проводим исследование по регионам России, хотим понять, насколько российские регионы гомогенны или гетерогенны в плане ценностей, доверия и субъективного благополучия. Это трёхлетний проект, первая часть его уже завершилась, сейчас мы начинаем вторую. Благодаря поддержке РНФ и ВТБ, нам удалось собрать уникальные данные по 60 регионам России. Пока получается, что Россия достаточно гомогенна в ценностных аспектах, за исключением кавказских регионов.

Также цель нашего исследования — прояснить, насколько существующие теории относительно ценностей, доверия, субъективного благополучия применимы к российскому контексту, какие есть ограничения и с чем они связаны.

— Что лично вас привлекает в занятиях наукой?

— Это возможность постоянно учиться и узнавать что-то новое, а также заниматься распутыванием загадок человеческой природы. А ещё — я использую в работе статистические методы — мне очень нравится сочетание математики и человеческой жизни.

— Что мотивирует каждый день идти в лабораторию, а что, наоборот, демотивирует к занятиям наукой?

— Что касается позитивной мотивации — безусловно, это возможность роста и самореализации, а также общение с коллегами. Очень важно найти среду, людей, которые занимаются теми же самыми вещами и являются в определенном смысле единомышленниками.

Что касается демотивации — это те негативные тенденции, которые сейчас есть в науке в целом, и не только в России. Я имею в виду гонку за количественными показателями в ущерб качеству, своего рода коммерциализация науки. Учёного сегодня оценивают по объёму статей, который он выдает, и вузам это, конечно, реализовать проще всего. Но наука так никогда не делалась — настоящие прорывы совершаются из совершенно другой мотивации. В результате, нередко талантливые исследователи покидают науку и уходят в другие, действительно коммерческие, сферы. Для социологов это часто маркетинг, PR, HR и т.п.

— Какая научная или научно-популярная книга (статья, энциклопедия и пр.) вдохновила вас на научную карьеру?

— Мне всегда было интересно понять, как действует люди, из каких мотивов исходят, всегда было интересно наблюдать за этим. Уже на третьем курсе института я начала осознавать, что хотела бы дальше заниматься наукой.

Вдохновила в то время, в первую очередь, книга Айзека Азимова «Академия». Я ещё тогда не представляла, насколько она окажется близкой к тому, чем я занимаюсь сейчас. В центре сюжета книги — группа психоисториков, которые математически просчитывают развитие человеческих обществ и возникновение кризисов.

Ещё вдохновляли замечательные книги братьев Стругацких, например, «Понедельник начинается в субботу». Многие процессы, которые описаны в книге, до сих пор не утратили свою актуальность. Стругацкие — не социологи, но они оказались гениальными авторами в плане описания социальной жизни и возможных социальных экспериментов.

Также меня вдохновляли люди, которые меня окружали. Благодаря им я осознала, что мне интересно их понимать.

— Для меня было открытием, когда я поняла, математика помогает объяснить установки и поведение человека. Очень восхищало то, что реальная человеческая жизнь может быть до определенного предела вписана в математические формулы и закономерности. Хотя и у этих методов есть свои ограничения.

Если говорить о сферах, которыми я сейчас занимаюсь, то это, конечно, теория модернизации, которая объясняет, как меняются ценности, как люди воспринимают разные институты, что ставят в приоритеты, и как организуют в связи с этим свою жизнь. Её несомненным плюсом является большая эмпирическая база — Всемирное исследование ценностей и другие межстрановые исследования, как, например, Европейское социальное исследование и многие другие. Они позволяют делать уникальные выводы о том, как меняются те или иные закономерности в зависимости от социальных, институциональных и экономических условий, в которых мы живём. Позволяют понять, насколько такие закономерности культурно универсальны или, наоборот, специфичны.

— Первое — книга Рональда Инглхарта «Культурная эволюция». Она вышла в 2018 году. Очень интересная книга, которая, кстати, доступна для понимания и неподготовленному читателю, поскольку в ней Рональд живым, понятным языком рассказывает, в чем особенности теории модернизации, а также делает прогнозы на будущее.

Второе — книга «Рождение свободы» Кристиана Вельцеля, посвящённая дальнейшему развитии теории модернизации. Это, с одной стороны, пример скрупулезного научного исследования, в котором всё очень хорошо задокументировано и объяснено на сложных математических моделях, а с другой — как макротеория может быть проверена эмпирически.

Третье — если говорить о моих сферах исследования (доверие, социальный капитал), то это безусловно работы Пьера Бурдьё и Джеймса Коулмана, которые заложили теоретические основания в этих сферах.

И хотелось бы отметить, пожалуй, самую известную работу Роберта Патнэма «Боулинг в одиночку». К этой работе можно относиться по-разному, но она популяризировала исследования социального капитала, доверия и вывела их за рамки социологического и социально-психологического дискурса, обратив внимание на эти исследования в том числе и экономистов.

Есть ещё любимая мной книга — Ямагиши Тошио «Доверие. Эволюционные игры разума и общества» («Тrust. Evolutionary Game of Mind and Society»), которая пока не переведена на русский. Эта книга написана в какой-то степени, как детективная история об исследованиях в области доверия.

— Читаете ли вы (смотрите, слушаете) какие-либо научно-популярные ресурсы или издания. И если да, то какие?

— Иногда захожу на «Теории и практики», но чаще всего это YouTube c теми роликами, которые мне кажутся интересными. Также подписана на некоторые каналы в Instagram (принадлежит компании Meta, признанной в России экстремистской организацией) о природе и искусстве. Одно время активно слушала лекции Татьяны Черниговской.

— Например, презентации с элементами картинок из мультиков. Видела у коллег — семейной пары из Польши и Италии, у которых всегда очень яркие презентации.

Когда-то в Самарском государственном университете, где я училась и раньше работала, коллеги пытались инсценировать разные теории с помощью жестов, движений и т.п. Довольно интересный опыт.

Некоторые коллеги пишут научно-популярные книги по результатам своих исследований. Это тоже необычный формат презентации.

Вообще искусство, литература и наука занимаются очень схожими вещами — они рассказывают нам о нас — поэтому в презентации результатов научных исследований могут быть использованы разные творческие приёмы.

— Что бы вы сейчас посоветовали молодым людям, размышляющим о научной карьере в вашей области?

— Важно понимать, зачем вы в эту сферу идёте и что в ней будете делать. Существуют разные научные карьерные траектории — административные, исследовательские, преподавательские. Важно выбрать свое.

Важно иметь внутреннюю мотивацию, поскольку наука эта не та сфера, где вы заработаете много денег. Вам должно быть интересно этим заниматься, иначе вряд ли получится что-то хорошее.

Если говорить о социологии, то необходимо наличие интереса к другому человеку, к его мотивации и поступкам. Если нет ощущения другого человека, то я бы не советовала выбирать социологическую карьеру.

Петр Мейлахс,
старший научный сотрудник международного
центра экономики, управления и политики
в области здоровья, доцент департамента
менеджмента НИУ ВШЭ в Санкт-Петербурге,
кандидат социологических наук

— Какова область ваших научных интересов?

— Это различные социальные аспекты наркопотребления и проблем с ним связанных — прежде всего ВИЧ-инфекция. Я иду от определённых социальных проблем к разным научным теориям, а не наоборот.

На протяжении всей своей научной карьеры, в зависимости от конкретной задачи, я применял разные теоретические инструменты — из культурсоциологии, социологии массмедиа, теории ролей. Сейчас это теория поколений, что связано с появлением нового поколения наркопотребителей.

— На какой вопрос вы или ваша исследовательская группа ищете ответ прямо сейчас?

— Это несколько вопросов. Во-первых, мы продолжаем исследование, о том, как и какая помощь оказывается наркопотребителям в Телеграме. Мы изучаем проект «Удалённый нарколог» вместе с НКО «Гуманитарное действие». Сейчас это очень актуально, потому что в период эпидемии люди и организации ищут всевозможные способы переведения разных сервисов в онлайн.

Вторая тема — Даркнет. Мы исследуем то, что там происходит, что продаётся, и какие отношения существуют между продавцами и покупателями.

И третий — наверное, главный лично для меня проект — изучение нового поколения потребителей. Пока у нас было только пилотное исследование и его результаты опубликованы в AIDS and Behavior. Мы обнаружили, что новое поколение наркопотребителей в Санкт-Петербурге потребляет другие наркотики и делает это более безопасным способом по сравнению с тем, как это делали предыдущие когорты.

Меня очень сильно интересует этот феномен. Наркотики, которые люди употребляют, часто очень опасны. Они чреваты смертью, заражением ВИЧ, гепатитом С и т.д. Люди того же поколения всё это видят — у них умирают, заболевают друзья и это обычно происходит достаточно быстро. Но примеры, то что называется «здесь и сейчас», работают плохо.

Только тогда, когда появляется новое поколение, для которого прошлый модный наркотик, уже сильно стигматизирован (в нашем случае — это героин) он начинает восприниматься, как реально крайне опасный, а пользоваться одним шприцом становится «зашкваром» — как говорит сейчас молодежь.

И тут вопрос — почему внутрипоколенческое научение слабо работает, почему люди не бросают опасные практики сразу или очень быстро? Почему нужно прожить целому поколению (это люди, которым сегодня в среднем 38-40 лет с ВИЧ в 65% случаев и гепатитом С в 90% случаев), чтобы научить чему-то следующее поколение? Нельзя сказать, что ситуация сегодня изменилась сильно, и наркопотребление стало безопасным, но разница точно есть. Если конкретнее задать наш исследовательский вопрос — почему в наркопотреблении по многим аспектам межпоколенческое научение работает гораздо сильнее, чем внутрипоколенческое.

— Что лично вас привлекает в занятиях наукой?

— Главное в занятиях наукой — любопытство и интерес разгадывать какие-то задачки. Меня интересуют закономерности человеческого поведения. Понятно, что любой вопрос может вызывать ещё больше вопросов. Но решить какую-то задачку, объяснить какой-то феномен с помощью теории и эмпирики — всё это вызывает большое удовлетворение и мотивирует.

С другой стороны, не буду скрывать, что и образ жизни, связанный с деятельностью в науке, тоже привлекает — гибкий график, возможность общения с интересными людьми, путешествия, а также дружный коллектив и достойная оплата труда при определённом успехе и стараниях.

— Что мотивирует каждый день идти в лабораторию, а что, наоборот, демотивирует к занятиям наукой?

— Очень важен коллектив, возможность поделиться результатами и услышать критику, обратную связь. Помню, когда был на постдоке в Нью-Йорке — из дома на работу ехал с нетерпением, хотелось быстрее поделиться с коллегами решенными задачами или, наоборот, какими-то проблемами.

Что касается демотивации — это, с одной стороны, приложимость результатов исследования. Например, мы доказываем, что программы снижения вреда от потребления наркотиков, такие как обмен шприцев — эффективны. Но, к сожалению, часто эти результаты никак не востребованы, например, на уровне правительства. Это расстраивает. Но я себя успокаиваю здесь тем, что мы учёные, в первую очередь, и наука движется медленно — не каждая статья должна играть какую-то значимую роль на практике.

Второе, о чём бы я хотел сказать — это то, что наука цензурируется. В одном случае, например, когда речь идет о каких-то вещах, связанных с консервативными практиками управления в государстве. В другом случае, когда какие-то социальные или биологические исследования цензурируются из-за политкорректности, связанной, например с гендерными или этническими различиями и т.д. Не то, что это демотивирует, но расстраивает.

— Какая научная или научно-популярная книга (статья, энциклопедия и пр.) вдохновила вас на научную карьеру?

— Помню в детстве я читал книгу Поля де Крюи «Охотники за микробами», в которой описывается история открытия микробов, труды Луи Пастера, Роберта Коха. Это всё было очень увлекательно.

И вторая когда-то вдохновившая меня книга — художественная — Синклера Льюиса «Эроусмит» — про молодого учёного и его карьеру.

Также читал какие-то статьи, например, из журнала «Наука и жизнь». В целом больше естественнонаучные вещи вдохновляли, потому что социальные науки в моем детстве были пропитаны ещё коммунистической идеологией, в них было мало интересного.

— Теория конструирования социальной реальности повлияла на меня очень сильно в своё время. Я тогда изучал социологию в Израиле, в Тель-Авивском университете. Для меня было открытием обнаружить, что разные социальные отношения — это не нечто само собой разумеющееся, обусловлено природой и т.п., а то, что во многом социально сконструировано. Очень помогли это понять работы по антропологии, когда ты узнаешь, что в других обществах социальные отношения устроены совершенно по-другому. Эта теория иначе открыла для меня взгляд на многие вещи — что многие из них можно понять и объяснить с точки зрения социальной сконструированности.

— Назовите, пожалуйста, три работы (книги, статьи — отечественные или зарубежные), которые вы считаете основополагающими в своей научной области?

Первая — «Самоубийство» Эмиля Дюркгейма, доказывающая, что самоубийство не только личный выбор, но и во многом детерминированный устройством социума.

Вторая — «Социальное конструирование реальности» Питера Бергера и Томаса Лукмана. Я уже сказал выше об этом.

Третья — «Хозяйство и общество» Макса Вебера. Считаю, что это одна из наиболее фундаментальных научных книг в социологии, в которой сформулированы многие основные социологические понятия и которая послужила строительным материалом для самых разных теорий и интерпретаций.

— Читаете ли вы (смотрите, слушаете) какие-либо научно-популярные ресурсы или издания. И если да, то какие?

— У меня есть специальное приложение, которое выбирает разные научные статьи по моим интересам. Раз в неделю я просматриваю то, что мне оно собирает. Если попадается какая-то интересная статья, я её закачиваю и потом потихоньку читаю. В основном так.

— Видеоабстракт. Мне предлагал один журнал сделать краткое видеоизложение к своей статье — сейчас такое практикуется. Но я тогда ещё не был к этому готов. А вообще это интересная форма изложения результатов научного исследования.

— Что бы вы сейчас посоветовали молодым людям, размышляющим о научной карьере в вашей области?

— Прежде всего заниматься тем, что интересно, а не то, что модно и престижно, хотя эти вещи могут и совпадать. Но если занятие неинтересное, то вряд ли что-то хорошее получится. И второе, как бы это громко не звучало — идти за своей мечтой и не идти на компромиссы там, где это не нужно делать.

Могу привести личный пример. Когда я защитил диссертацию, то мечтал о постдоке в каком-нибудь хорошем западном университете. В это время мне прислали информацию о бесплатной стажировке в США на несколько недель на тему того, как у них делается наука. Я посмотрел на программу тренингов и понял, что там мне нечему будет учиться. Мне был интересен реальный научный проект и участие в команде хорошего международного уровня. Это была середина нулевых, когда в США бытовало ещё мнение, что русские хотят вырваться за границу любой ценой. Мой отказ удивил коллег.

Через три недели мне пришло приглашение на постдок на год в Нью-Йорк в хорошем институте с оплатой моего проживания и моей семьи. Возможно, если бы я принял эту стажировку, я был не попал на постдок. Это было правильное решение — не идти на компромисс, а остаться рядом со своей мечтой. В общем желаю молодым людям того же.

Елена Горбунова,
заведующая научно-учебной лабораторией
когнитивной психологии пользователя
цифровых интерфейсов, доцент
департамента психологии НИУ ВШЭ,
кандидат психологических наук

— Какова область ваших научных интересов?

С одной стороны, это когнитивная психология, с другой — юзабилити пользовательских интерфейсов. Меня интересует, как когнитивные процессы участвуют во взаимодействии человека с веб-сайтами и другими интерфейсами, какие ошибки со стороны когнитивной системы при этом могут возникать и как можно с ними справиться.

— На какой вопрос вы или ваша исследовательская группа ищете ответ прямо сейчас?

Таких вопросов сразу несколько:

Почему пользователи игнорируют или не замечают рекламу на сайте?- Какие когнитивные искажения возникают при взаимодействии человека с интерфейсом? Например, почему людям обычно нравится привычная версия сайта, даже если обновлённая намного лучше?

Как мы воспринимаем отдельные элементы сайта (например, шрифт, который там использован, или тип используемых иконок)?

Какие есть различия в наших когнитивных процессах, когда мы взаимодействуем с цифровой и « реальной» средой?

Каковы механизмы ошибок, которые совершают пользователи при взаимодействии с сайтом?

Как связаны между собой высокоуровневые процессы (например, категоризация) и низкоуровневые процессы (сенсорные и моторные)?

— Что лично вас привлекает в занятиях наукой?

— Мне нравится узнавать что-то новое, особенно если это не чисто теоретический результат, а что-то, что можно применять на практике.

— Что мотивирует каждый день идти в лабораторию, а что, наоборот, демотивирует к занятиям наукой?

— Меня мотивирует возможность, как я уже сказала, получить что-то новое, а ещё мои коллеги. Демотивирует «бумажная» работа, без которой, к сожалению, науки не существует.

— Какая научная или научно-популярная книга (статья, энциклопедия и пр.) вдохновила вас на научную карьеру?

— Всё немного прозаичнее. Мне на втором курсе университета очень понравились предметы «Психология ощущений и восприятия» и «Психология внимания и памяти» и, соответственно, учебник Марии Фаликман «Психология внимания».

— У меня два любимых исследования, которые достаточно косвенно относятся к моей сфере интересов, но всё же.

Первое — это эксперимент Годден и Баддли про то, как влияет совпадение/не совпадение контекста запоминания и воспроизведения на успешность воспроизведения. В качестве испытуемых выступали водолазы, которые запоминали слова на суше либо под водой, а затем воспроизводили их либо в той же среде, где запоминали, либо в другой. Оказалось, что когда они заучивали слова под водой, воспроизведение было более успешным под водой, и наоборот. Здесь мне нравится оригинальная методика исследования.

Второе моё любимое исследование — советского психолога Александра Романовича Лурии про зрительные иллюзии у жителей Узбекистана. Лурия предположил, что присущие нам оптико-геометрические иллюзии связаны с тем, что мы живём в «прямоугольном пространстве», и у людей, которые живут в круглых хижинах (как жители одного из селений в Узбекистане) таких иллюзий наблюдаться не будет. Он поехал к экспедицию, и в ходе демонстрации иллюзий жителям этого селения действительно обнаружил, что они отвечают так, как будто бы иллюзий у них нет, и даже отправил телеграмму своему коллеге с текстом «у узбеков нет иллюзий».

На самом деле, это исследование достаточно часто критикуют. Вероятнее всего, испытуемые были подвержены ошибке «предполагаемых требований», и подумали, что учёный задумал их обмануть, поэтому говорили не о том, что они видели, а о том, что изображено на картинке на самом деле. Эта история мне нравится потому, что она указывает на важность учёта всех аспектов при планировании экспериментов.

— Алан Купер «Психбольница в руках пациентов», Дональд Норман «Дизайн привычных вещей», Джеймс Гибсон «Экологический подход к зрительному восприятию».

— Читаете ли вы (смотрите, слушаете) какие-либо научно-популярные ресурсы или издания. И если да, то какие?

— Книги Аси Казанцевой, паблик «Vert Dider», подкаст «Нейрочай». И веду свой в большей мере юмористический, чем научно-популярный паблик «Когнитивный Патимейкер».

— Мне очень нравится формат «Научных боёв» — когда учёные (особенно молодые) рассказывают о своих исследованиях в научно-популярном формате.

— Что бы вы сейчас посоветовали молодым людям, размышляющим о научной карьере в вашей области?

— Я бы посоветовала найти ту тему, которая им интересна, и исследователей, которые ей занимаются. А ещё подписаться на разные каналы, рассылки, в которых бывает информация про конференции и другие мероприятия, чтобы ничего не пропустить.
IQ

Наука России в 10 цифрах. Как изменилась отечественная академия в XXI веке?

Между Дау и Капицей. Тест: сможете стать нобелевским лауреатом от России?

Author: Marina Selina, February 08, 2021

All texts by