Нормально для ненормальных

Образ маньяка — серийного убийцы и/или насильника — это продукт научного дискурса, перенесённый в кино, а затем и в сериалы. Во многих фильмах сюжет построен на вычислении и поимке такого рода преступников с помощью специального метода — социального и психологического профилирования (profiling), а само присутствие маньяка в кино сегодня нормализовано. Старший преподаватель Школы философии и культурологии НИУ ВШЭ Мария Марей провела анализ того, как наука и философия способствовали появлению образа серийного убийцы и насильника в массовой культуре, и что это дало зрителям.

Почему смотреть сериалы уже не стыдно

Статус сериалов в современном мире изменился. Людям больше не приходится оправдываться, что они их смотрят. Об этом пишет в книге «Престижное удовольствие: социально-философские интерпретации «сериального взрыва» философ и культуролог Александр Павлов. Многие современные сериалы представляют социальную реальность и отношения в обществе.

«Сейчас это вполне легитимная часть популярной культуры, претендующая даже на то, чтобы считаться «высоким» искусством (или, по крайней мере, могущая быть оценена таким образом), и уж точно не просто средство развлечения в часы скуки, способ заполнения пустого или свободного времени», — отмечает Мария Марей в своей статье «Маньяк из соседнего канона. Как наука нормализует культовое зло». Изучая, как устроены сериалы и почему мы их так любим, мы можем многое узнать о себе, считает исследовательница.

Свою работу она видит как шаг к тому, чтобы начать разговор о совершенно конкретном типе сериалов — таком, в котором описываются научные или наукообразные способы вычисления и поимки серийных убийц и делаются попытки «заглянуть к ним в голову». «В последнее десятилетие они стали очень популярны и, на мой взгляд, должны быть исследованы отдельно от традиционных фильмов ужасов, потому что если они нас и пугают, то делают это не очень привычным способом», — поясняет автор. В этих сериалах, как уточняет она, нет ничего «намеренно пугающего, кроме ужасающей нормальности, обыденности зла, которое там показано.

Чем маньяк отличается от трикстера?

Важно, что в сериалах стало возможным демонстрировать не только героику, постоянное действие, но и повседневную жизнь персонажей, размышления и остановки сюжета, которые прежде были возможны только в артхаусном кино, обращает внимание Мария Марей. «В сериалах для этого достаточно экранного времени, в них можно выдержать соответствующий темп повествования и есть все возможности для раскрытия характеров персонажей со всех возможных сторон. И значимо, что героем подобного повествования часто бывает не «герой», то есть не великий человек, а не однозначно хороший в этическом смысле персонаж, с которым зритель может легко себя ассоциировать», — пишет исследовательница.

В ходе своего анализа она ссылается на статью «Логика сериала» Евы Рапопорт, преподавателя кафедры наук о культуре отделения культурологии НИУ ВШЭ. Рапопорт указывает, что один из интереснейших примеров сериальных героев — трикстер — шутник, плут, бунтарь, нарушающий социальные нормы. Его образ уходит корнями в мифологию, фольклор и религию. Он отличается от простого эксцентричного персонажа тем, что его история начинается с непонимания, и, как уточняет Мария Марей, — с неприятия принципов и норм общественной жизни. В литературе и кино трикстера можно узнать, например, в образах Остапа Бендера из «Двенадцати стульев», Барона Мюнхгаузена или Ивана Дурака.

Такой персонаж, взламывающий социальные нормы в силу самой своей природы, удобен для демонстрации социальных идей, которые хотят донести до зрителя авторы сериалов. «Остроумным примером истории социализации», по мнению Евы Рапопорт, является Декстер Морган из одноимённого сериала о серийном убийце, который работает судебным экспертом по брызгам крови в полиции Майами.

«Психопат тоже может служить метафорой трикстера, так как он не живет по законам общества, попросту их не понимает, не имея возможности, что называется, их прочувствовать. Полноценным трикстером и источником информации о правильных образцах делает его безусловное желание в это общество всё же вписаться. На примере Декстера можно говорить о приеме остранения, позволяющем в рамках сериала обсудить вопросы, всем вроде бы известные и очевидные», — пишет Ева Рапопорт.

Однако Мария Марей предполагает, что в сериалах, где основное место отводится научной стороне вопроса, психопат, социопат или маньяк не подобен трикстеру. В качестве примера она приводит сериалы «Мыслить как преступник», «Дес», «Крах», «Охотник за разумом», «Алиенист», «Бесит быть нормальным». В них потенциально опасный человек страдает психическими отклонениями, которые меняют его природу, делая убийцей и маньяком, но оставляя вменяемым.

Автор считает, что маньяк — это не тот, кто не понимает социальные нормы, а тот, кто осознанно преступает их. Трикстер может разрушать стереотипы, социальные и культурные нормы, его поведение может быть экстремальным выражением эксцентричности, однако его сущность, основная часть его натуры — не преступные наклонности. «Трикстер отличается от других людей, он, вероятно, и хотел бы быть обычным, но не может. Маньяк же, в отличие от него, во всем остальном ведёт нормальную жизнь и может быть вполне успешно социализирован, имитируя поведение и привычки обычного человека», — отмечает исследовательница.

Серийный убийца как объект изучения и контроля

Чтобы рассмотреть, как в сериалах функционируют некоторые философские идеи или концепты, а именно концепт «ненормального», Мария Марей использует социально-философский анализ и теорию дискурсов Мишеля Фуко. В своем курсе лекций «Ненормальные» философ анализирует персонажа — «ненормального», появившегося на стыке медицинского, правового, полицейского и властного дискурсов. Это социальный конструкт, новый Другой, потенциально опасный, требующий не просто изоляции, но корректирующего воздействия.

Если безумец, сумасшедший, известный предшествующим эпохам, мог быть назван трикстером, который взламывает социальные нормы и может быть исключен из общества (или существовать легитимно в виде шута или юродивого), то ненормальный, как отмечает автор, — это тот, кто должен быть принудительным образом «нормализован» за счёт постановки диагноза и применения последующих полицейских и медицинских исправительных практик.

«Он Другой, не изгой, его нужно не уничтожить с помощью кровавой и зрелищной казни, не изгнать, а изучать и контролировать, наблюдая и фиксируя различные духовные (душевные) и телесные проявления его искаженной природы. Власть знания — это искусство, которое и создаёт этого персонажа в социально-правовом поле, находя, фиксируя, определяя, классифицируя и по возможности — нормализуя», — пишет Мария Марей.

«Ненормальный» по Фуко, — это преступник, совершающий общественно опасное деяние, нарушающий общественный договор и моральные нормы. Но для того, чтобы опознать его в качестве такового, необходима экспертиза — судебно-медицинская, психиатрическая. Экспертиза, как отмечает философ, способна «прямо или косвенно влиять на решение суда», а значит, она имеет власть над жизнью и смертью человека.

Экспертиза таким образом создает преступление. Появляется «криминальность» как характеристика, преступный субъект как личность, а не просто как человек, в какой-то момент совершивший правонарушение, а также врач-психиатр, который, как отмечает Фуко, становится судьей, определяющим, подпадает ли тот или иной преступник под определение «ненормального».

Банальность зла

Во многом интерес к безумию, маниям и маниакальному связан с феноменом так называемого «эмоционального туризма» — желанием посмотреть, как всё может быть ужасно, и вернуться обратно к привычной и спокойной жизни, считает Мария Марей. Это, как она поясняет, «развлечение» того же рода, что и посещение публичных казней, гладиаторских боев или экскурсий в старые тюрьмы или лечебницы для душевнобольных — безопасное удовольствие, позволяющее пощекотать нервы, но не таящее в себе реальной опасности.

Однако в европейском и американском кино за последние 20-25 лет появилось достаточное количество сериалов, в которых нет привычного противопоставления протагониста и антагониста, отмечает исследовательница. Нет деления на персонажа — носителя власти (детектива, сыщика, полицейского, журналиста, «неравнодушного гражданина за правду») и преследуемого им маньяка — абсолютного зла, воплощённого в ужасной, вызывающей омерзение фигуре, не вполне человеческой.

Популярной стала идея «банальности зла»: злодей изображается как обычный человек, который в промежутках между совершением своих ужасных преступлений может вести обычную жизнь, вызывать симпатию у друзей, семьи и знакомых, вообще ничем не отличаться от других людей, отмечает исследовательница. Также злодей может иметь собственную развитую систему моральных норм, в которую вполне впишется то, что он совершает.

В качестве самых ярких примеров Мария Марей приводит:

 бесконечную череду маньяков, которые незаметны среди обычных жителей больших и маленьких городов США и с которыми сталкиваются следователи-профайлеры из сериала «Мыслить как преступник», — его сюжеты основаны на реальных событиях;

 обычного работника бюро по трудоустройству, героя книги Брайана Мастерса «Убийство за компанию» и сериала «Дес» Денниса Нильсена — реального человека;

 судмедэксперта из Майами Декстера Моргана («Декстер») — вымышленного персонажа;

 психолога и работника кризисного центра в Белфасте Пола Спектора («Крах») — вымышленного персонажа;

 многочисленных убийц и серийных насильников, которых изучал специальный агент ФБР Джон Дуглас, автор книги «Mindhunter» (она легла в основу одноименного сериала) и десятка других, придумавший то, что в сериалах называется «профилированием» (profiling);

 одного из самых известных и пугающих персонажей среди американских злодеев-интеллектуалов, героя романов Томаса Харриса, фильма «Молчание ягнят» и сериала «Ганнибал» знаменитого доктора Лектера — вымышленного персонажа, прототипами которого были серийные убийцы Тед Банди и Гэри Хейдник.

Метод профилирования

Автор отмечает, что всех этих персонажей и истории объединяет то, что их характеры, поступки, а также способы их распознавания и поимки предполагают не только полицейские методики, но и привлечение данных психологии и психиатрии, а также относительно новой науки, которую один из её основателей, криминолог Джон Дуглас называл профилированием (профайлингом). Сейчас этот термин встречается во многих американских и европейских сериалах («Мыслить как преступник», «Охотник за разумом»), но создан он был в конце 1970-х годов прошлого века в качестве нового метода поимки серийных преступников, совершавших насильственные преступления.

«Профилирование (profiling) — это составление психологического портрета человека, исходя из совершенного им преступления. Это набор достаточно общих характеристик, которые описывают возможные прошлые травмы субъекта анализа, особенности воспитания, характера, пол (гендер), расу, возраст, сексуальные предпочтения, возможные места работы и т.д. На их основании полиция и ФБР (Джон Дуглас работал и с теми и с другими) могут сузить круг возможных подозреваемых в совершении преступления. Кроме того, и это не менее интересно, профилирование может помочь объяснить причины совершения преступлений — не просто мотив, а те особенности личности преступника, которые сделали его убийцей», — пишет исследовательница.

Джон Дуглас работал в отделе поведенческого анализа ФБР с 1977 года и разрабатывал методики исследования людей, совершивших «громкие» серийные преступления: изнасилования, убийства. Основными методами исследования были сбор всей известной информации о субъекте, а также длинные интервью по предварительно разработанным опросникам, которые менялись и совершенствовались в ходе исследования. Его интересовало, почему они это делают, как воспринимают содеянное, как формулируют воспоминания, возвращаются ли к этим событиям в своих воспоминаниях, почему вообще пошли на это и что происходило в их головах в моменты преступлений, а также могло ли что-то повлиять на выбор жертвы, изменить решение или вызвать раскаяние. Дуглас писал, что это были первые попытки использовать источник информации, на который раньше не обращали внимания,— самих преступников.

Обычно, отмечал Дуглас, для успешного процесса и вынесения приговора в деле об убийстве нужны были либо неопровержимые улики (судебно-медицинской экспертизы), либо показания свидетелей или признания обвиняемого, либо очень веские косвенные улики. Теперь же благодаря их работе у полиции и прокуроров появилась «ещё одна стрела в колчане». Роль экспертов-профайлеров становилась всё более важной на всех этапах полицейской работы. Всё лучшее понимание психологии маньяков способствовало тому, чтобы более эффективно ловить их, писал Дуглас.

Чтобы понять маньяка, надо представить себя им

Мария Марей полагает, что таким образом произошла «реконструкция личности преступника (и одновременно — опознавание его, конструирование, выделение из общей массы людей, совершивших тяжелые насильственные преступления) вместе с появлением фигуры эксперта». На момент начала работы Дугласа и его коллег не было ни экспертов, ни, собственно, маньяков, отмечает автор.

«Вернее, физически они, конечно, существовали, но не в качестве объектов специального исследования, выделяясь разве что своей жестокостью и отчаянной, вызывающей нелогичностью своих злодеяний, которая не была понята и зачастую мешала их поимке. В процессе изучения обе стороны обретали дискурсивную определённость, обрастали характеристиками, уточнялись их природа, специфические черты, привычные практики и т. д.».

Дуглас считал, что необходимость в его с коллегами работе была обусловлена тем, что во второй половине ХХ века в США менялась сама природа насильственных преступлений: их становилось больше, и некоторую их часть сотрудники правоохранительных органов просто не могли понять. В них не было подозреваемых, а те, кого потом ловили, никак не были связаны с жертвами, в их действиях не было явного мотива, а жестокость и странность пугали и не давали возможности разобраться.

В тех случаях, когда виновные были явно психически больны, дело было несколько проще, можно было списать всё на расстройство психики. Но многие из них были ужасающе нормальны во всём остальном — ну или, по крайней мере, не были более странными, чем остальные люди. В итоге на вопрос «почему» ответа так и не находилось. А значит — и возможности предотвратить что-то подобное или увидеть схожие черты в других преступлениях и раскрыть их — не было тоже.

Дуглас несколько раз упоминал, что работа профайлеров позволяет раскрыть истинную личность преступника. Это предполагает, что, во-первых, она может быть скрыта от глаз наблюдателя, который не знает, на что именно нужно смотреть. Во-вторых, что сам преступник может не быть в полной мере осведомлён о своих мотивах и желаниях (не признаваясь себе в них или не имея слов, чтобы их выразить). А в-третьих, что эксперты, проведя исследование, получают знание о личности преступника. И не только знание, но и власть эксперта, классификатора, участвущего в определении меры и наказания.

Но Дуглас говорит и о другой власти — того, кто действительно понимает, «что и почему тогда произошло». Он писал, что единственный способ поймать маньяков — это научиться думать как они. Стать ими на какое-то время. Пройти вместе с ними весь путь от осознания желания или потребности до их реализации. То же самое необходимо проделать и с жертвой. Только когда есть твердое представление о том, как конкретная жертва отреагировала бы на ужасные вещи, которые с ней происходили, можно по-настоящему понять поведение и реакцию преступника.

Терапевтическая функция массовой культуры

Автор отмечает, что сейчас словосочетание «отдел поведенческого анализа ФБР» знакомо каждому, кто любит смотреть полицейские сериалы и сериалы про маньяков. Идеи первых специалистов по профайлингу прочно вошли в популярную культуру, использовались при написании романов, серий книг, разработке сценариев для фильмов и сериалов. Экспертное знание прочно проникло в массовую культуру и оказалось там востребовано.

Зрителям, которые любят сериалы про маньяков, теперь можно не только смотреть на ужасное, но и наблюдать за тем, как его разбирают на составные элементы, классифицируют, вешают на него ярлыки, отмечает исследовательница. Это делает мир понятнее и немного успокаивает. Даже если вокруг полно ужасных людей — теперь это понятный ужас, поименованный, а потому кажущийся более безобидным. Таким образом выполняется терапевтическая функция массовой культуры, а также её задача по оформлению картины мира, считает Мария Марей.
IQ
 

Автор исследования:

Мария Марей, старший преподаватель Школы философии и культурологии факультета гуманитарных наук НИУ ВШЭ

Author: Marina Selina, September 27, 2022