Розарий раздора

Войны Роз в Англии XV века долго возмущали историков, но вдохновляли романистов. Первые считали период противостояния Ланкастеров и Йорков временем беззакония и упадка, вторые взращивали на почве конфликта «романтические розы». Вальтер Скотт, Мэри Шелли, Эдвард Бульвер-Литтон, Роберт Льюис Стивенсон воссоздавали атмосферу эпохи и попутно реабилитировали самых непопулярных персонажей английской истории. Среди них и одна из виновниц войны, королева Маргарита Анжуйская, и граф Ричард Уорик, известный как «Делатель королей», и претендент на трон, самозванец Перкин Уорбек, игравший роль спасённого младшего из «принцев в Тауэре». Писатели увидели этих «антигероев» в новом свете, и в итоге их примеру последовали историки. Как литература повлияла на историческую память о Войнах Роз, IQ.HSE рассказывает по докладу доцента кафедры всеобщей истории РАНХиГС, медиевиста Елены Браун.

Готические розы

Прежде чем мы выведем на сцену королеву-интриганку Маргариту Анжуйскую, графа Уорика, участвовавшего в низложении и воцарении монархов, и опрометчивого Перкина Уорбека, вспомним персонажа, который прячется за кулисами. Это Ричард III, гипнотизирующий театральную публику начиная с подмостков «Глобуса», литературный сплав гения и злодейства. Уильям Шекспир отменно послужил Тюдорам. В драмах он умел надёжно ниспровергать их политических противников.

Реальный Ричард III, как показали современные историки, едва ли был чудовищем на троне. Но читатели и зрители по инерции продолжают видеть в нём закоренелого преступника, и переубедить их после «сладчайшего лебедя Эйвона» с его пьесой «Ричард III» крайне сложно.

При этом актеры, игравшие Ричарда III, — от сэра Лоренса Оливье (классическая киноэкранизация пьесы, 1955 год) до Бенедикта Камбербэтча (сериал «Пустая корона», второй сезон, 2016), — упивались ролью гения-злодея. Какой блестящий драматургический материал, какие монологи и мизансцены!

В этот ряд вдруг вклинивается совсем другой Ричард III — узник совести, рыцарь печального образа, влюбленный романтик в исполнении Анейрина Барнарда (сериал «Белая королева» 2013 года). Такую «антишекспировскую» версию предложила Филиппа Грегори, популярная современная романистка.

Подобная реабилитация короля наверняка понравилась бы Хорасу Уолполу — «адвокату» Ричарда III в XVIII веке. Уолпол (известный как отец готического романа) в 1768 году в своей книге «Historic Doubts on the Life and Reign of King Richard the Third» подверг сомнению правильность привычного негативного восприятия короля. В этом труде Ричард III был избавлен от стигмы злодея и описан как мудрый и тонкий политик, проводник прогрессивных социальных реформ.

Но не для историков. Они, как и многие другие, прочитали книгу, однако по принципу «увлекся, но решительно осуждаю». Так что короля демонизировали ещё долго. Тем не менее, «опальная» книга всё же создала прецедент — оживила диалог литераторов и историков. И, возможно, подтолкнула учёных к более объективному изучению Войн Роз. Во всяком случае, историческая память об этом периоде уже меньше напоминала 50 оттенков чёрного. У историков и писателей в XIX веке невольно сложилось сотрудничество: первые обеспечивали интересный материал, вторые — его неожиданную подачу.

Сад имени Скотта

Не секрет, что Войны Роз обросли мифами. Этому можно посвятить много страниц, но красноречивее главный факт — неточные хронологические рамки конфликта. Часто считается, что противостояние двух ветвей династии Плантагенетов, Йорков и Ланкастеров, пришлось на 1455-1485 годы. Но, судя по Лондонской хронике, политическая нестабильность возникла ещё в 1440-х годах, а закончилась не с гибелью Ричарда III в битве при Босуорте (1485 год) и воцарением Тюдоров, а, как минимум, в 1487-м. Тогда граф Линкольн, племянник Ричарда III, пытался вернуть корону Йоркам, но был убит в сражении. «По мнению современных историков, опасность для трона Тюдоров была вполне реальной», — добавляет Елена Браун.

Другой ключевой факт: словосочетание «Война Алой и Белой Розы» появилось позже самого конфликта. Под знаменами с флоральными эмблемами в бой никто не ходил. Цветочный фразеологизм первым предложил философ Дэвид Юм, который в своей «Истории Англии» писал: «Эти гражданские войны были известны во всей Европе как война двух роз». Но тогда термин не прижился! А вот сэру Вальтеру Скотту его растиражировать удалось! 

В романе «Анна Гейерштейнская, дева мрака» (1829 год; в России книга известна под названием «Карл Смелый») Вальтер Скотт назвал политические катаклизмы XV века «войнами Алой и Белой Розы» («wars of the White and Red Roses»). И с тех пор название цветёт пышным цветом. А сами флоральные эмблемы противоборствующих сторон вывели на первый план герольды Генриха VII Тюдора.

У Ланкастеров одной из эмблем и правда была красная роза, а у Йорков — белая. Но в позднем Средневековье у каждого аристократического рода был целый геральдический букет — пять, семь, а то и десять эмблем. Они использовались в зависимости от обстоятельств. К свадьбе Генриха VII Тюдора (дальнего родственника Ланкастеров) и Елизаветы Йорк пригодились алая роза Ланкашира и белая Йоркшира. Две ветви дома Плантагенетов сплелись — и появилась знаменитая Тюдоровская роза с сочетанием алых и белых лепестков. В XIX веке цветы окончательно укоренились в названии войны.

Цветы зла

В XIX веке специалистов по Войнам Роз почти не было. Сам период, непопулярный у историков, описывался в терминах всеобщего упадка и беспросветного мрака. Среди наиболее известных учёных, писавших о Войнах Роз в то время, — Джон Ричард Грин (1837-1883), автор «Истории английского народа», и Уильям Стаббс (1825-1901), создавший «Конституционную историю Англии» (оба труда вышли в 1870-х).

Джон Ричард Грин отмечал, что «очень немногие периоды английской истории вызывают такое же отвращение, как Войны Роз». Но историк «локализовал» этот конфликт. По его мнению, противостояние затрагивало прежде всего аристократию, а остальное население меньше страдало от беспорядков.

Стаббс, писавший «Конституционную историю Англии» как хронику светлого пути к викторианской эпохе, считал Войны Роз досадной остановкой в дороге. Он характеризует этот исторический период так: «Солнце Плантагенетов закатилось, сгустились тучи, и наступила почти полная темнота; воцарение Тюдоров также не обещало возвращения к свету». 

Ещё один историк, Чарльз Пламмер, увязывал войны и «бастардный феодализм», под которым подразумевалось вырождение традиционных феодальных связей и кризис системы управления в стране.

Историки XIX века, несомненно, упоминали о бесчисленных жертвах войны — гибели людей не только из-за кровавых столкновений, но и из-за нужды, голода и болезней. Пострадала экономика. Символом времени стал моральный упадок. Исторический взгляд понятен. А какой видели войну романисты?

Роза тьмы

Сэр Вальтер Скотт мог солидаризироваться с Александром Дюма-отцом в его кредо: «История — гвоздь, на который я вешаю свою картину». Для Скотта важнее было передать атмосферу эпохи, чем следовать историческим фактам. Так, в романе «Анна Гейерштейнская, дева мрака» («Anne of Geierstein, or The Maiden of the Mist») есть явные неточности. Главного исторического персонажа, Маргариту Анжуйскую (1430-1482), писатель похоронил на пять лет раньше срока. Он приписал графу Оксфорду сына (у того в действительности была только дочь) и отправил их обоих в путешествие по Бургундии тогда, когда Оксфорд сидел в тюрьме.

Как бы то ни было, повествование получилось эффектным, а Маргарита Анжуйская — типичной романтической героиней. В книге она изображена в период, когда, потеряв мужа, сына и титул королевы Англии, она вернулась во Францию и жила в Анжу при дворе своего отца, Рене Доброго. Уже немолодая, но по-прежнему прекрасная героиня, сочетание печали, гордости и (вопреки логике) горячего английского патриотизма. 

Как ярко её появление: в нищей, просящей милостыню, герои узнают королеву:

« — Ты не ошибся, молодой человек, — сказала она, — я была твоей матерью, матерью-покровительницей всего английского дворянства... я Маргарита Анжуйская!

Артур преклонил колено пред неустрашимой вдовой Генриха VI, которая так долго и в таких отчаянных обстоятельствах непоколебимым своим мужеством и мудрой политикой поддерживала безнадежное дело своего слабого супруга.<...>

Маргарита откинула назад покрывало, скрывавшее благородные, величественные черты её лица, которые даже и теперь, когда потоки слёз провели морщины по её щекам, когда заботы, неудачи, семейные огорчения погасили огонь в глазах её и лишили её чело свойственного ему величия, даже и теперь ещё являли остатки красоты, когда-то считавшейся в целой Европе несравненной».

Слова, которыми королева неожиданно исповедуется перед юношей, тоже вполне драматичны: 

«<...>Это я, я была роковым, ядовитым деревом, влияние которого погубило все прелестные растения, окружавшие меня. Я была причиной смерти всех друзей моих, хотя сама и не могу найти её!».

Красота, скорбь, раскаяние, одиночество... Маргарита — просто эталон романтической героини. Но какой она была на самом деле — вот вопрос. У Шекспира в «Генрихе VI (Часть третья)» это интриганка, спровоцировавшая войну и гибель множества людей («Обойдутся в десять тысяч жизней, строптивая, твои слова отчизне»). Но со временем писатели и художники стали более милостивы к ней, равно как и историки. Главным оправданием королевы в XIX веке стала её нежная любовь к сыну. 

Незаконный цветок — лжепринц

Если во «Франкенштейне» Мэри Шелли дала волю фантазии и создала гибрид готического романа, научной фантастики и романтической истории, то другой её герой — Перкин Уорбек (ок. 1474–1499) — вполне реальный. Это самозванец, утверждавший, что он Ричард Шрусбери, то есть младший из «принцев в Тауэре» — сыновей короля Эдуарда IV, которых незаконно обошёл в очереди на престол их дядя, Ричард III. Как известно, мальчики затем бесследно исчезли.

Уорбек, действовавший в 1491-1499 годах, представлял угрозу для Генриха VII Тюдора. По-видимому, его использовали йоркисты в борьбе с новым королем.

Уорбек трижды пытался высадиться в Англии, был признан многими европейскими государями (императором Священной Римской империи, герцогом Бургундии, а также французским королём — на какое-то время), но в итоге потерпел поражение. Он попал в плен, дважды сидел в Тауэре, а затем был повешен. 

Кем он был — обычным авантюристом или истинным принцем? Энциклопедия Британника категорично характеризует Уорбека как тщеславного и бездарного. Так или иначе, этот персонаж волновал придворную общественность. Сама же легенда о родстве Уорбека с Эдуардом IV отчасти основана на их внешнем сходстве. Но этим могли бы гордиться и другие сыновья короля (у жизнелюбивого монарха было множество бастардов).

Принцев, согласно классической версии, убили в Тауэре в 1480-х. Однако Мэри Шелли в «Приключениях Перкина Уорбека» (1830) пересмотрела эту версию. В своей книге она следует легенде о спасении Ричарда Шрусбери.

У писателей ХХ-ХХI века тоже был оптимистичный настрой. Например, у Филиппы Грегори и российского писателя-фантаста Кира Булычева, в повести которого «Принцы в башне» мальчики выжили и отправились в будущее.

Кстати, Мэри Шелли была не первой, кого вдохновила история самозванца. Так, драматург шекспировской плеяды Джон Форд написал «Хронику Перкина Уорбека, или Странную правду». Историей Лжеричарда Шрусбери также интересовался немецкий романтик Фридрих Шиллер.

Но вернемся к Мэри Шелли. Она облагораживает Перкина Уорбека. В романе это настоящий принц крови, добрый и великодушный. Он хочет восстановить справедливость и показать, что его дядя Ричард III не был детоубийцей. Антигероем в романе выступает Генрих VII, изображенный подлецом и домашним тираном. По-видимому, на такую трактовку повлияли представления Фрэнсиса Бэкона, писавшего о сложных взаимоотношениях в королевской семье. Но, судя по отрывочным данным, знаменитый философ преувеличивал.

Любопытно, что сейчас традиционная версия о том, что Уорбек был самозванцем, поставлена под сомнение. Так, в написанной Энн Ро на основе серьёзных источников биографии этого «наследника престола» («Идеальный принц», 2014 год) подробно доказывается, что Уорбек действительно был сыном Эдуарда IV.

Переменчивый садовник

Вот уж кто часто сажал (и вырубал) алые и белые розы — так это Ричард Невилл, 16-й граф Уорик. Поссорившись с Ланкастерами, «Делатель королей» легко перешёл к Йоркам и непосредственно участвовал в воцарении Эдуарда IV. Но из-за разногласий с ним Уорик переметнулся к его брату Джорджу, герцогу Кларенсу, которому также пообещал трон. Но что там Йорки; Уорик не забыл и о Ланкастерах — выстраивал коалицию с Маргаритой Анжуйской. В общем, такая политическая биография — сюжет для большого романа. Однако Эдвард Бульвер-Литтон героизировал его образ, превратив Уорика в титана, носителя традиций славного прошлого.

В романе «Последний барон» (1843) Бульвера-Литтона Уорик показан «величайшим из старых нормандских рыцарей», который «по своей гордости, могуществу и богатству был более королём, чем сам король» («the greatest and the last of the old Norman chivalry, kinglier in pride, in state, in possessions, and in renown than the king himself»).

«Он [Уорик] <...> обладал всем, что делает дворянина дорогим народу. С блестящей храбростью он соединял великодушие, редкое в полководцах того времени. Надменный с великими мира сего, он был добр и снисходителен с низшими. <...> Он был более горд, чем честолюбив, и никогда не оставлял обиды безнаказанной <...>».

Всё это говорится об Уорике, а перед глазами невольно возникает влиятельный Тайвин Ланнистер из «Игры престолов». По правде говоря, «Делателя королей» сложно воспринимать в бульвер-литтоновской благородной трактовке. Равно как и непривычно видеть в Эдуарде IV его абсолютного антипода. В романе король — вероломный соблазнитель, посягавший на честь младшей дочери Уорика Анны Невилл. В действительности такого эпизода не было. Зато в книге он логично объясняет разрыв графа с монархом.

Видение войны у Бульвер-Литтона куда более реалистично. Он рассматривает роль простых граждан в конфликте. И оказывается, что они не просто участвовали в противостоянии (особенно лондонцы), но и во многом решали исход конфликта. Приход Эдуарда IV к власти писатель рассматривает как революцию, осуществленную лондонцами.

Розы, стрелы и неуловимые мстители

Роман «Чёрная стрела» («Black Arrow: A Tale of the Two Roses» 1883) Роберта Льюиса Стивенсона, как и роман Вальтера Скотта, скорее, реконструирует атмосферу эпохи, чем следует фактам. В этой реконструкции главное — простор для приключений.

Сюжет разворачивается в 1860-1861 году, и герцог Глостер (будущий Ричард III) — уже опытный военачальник. Однако историческому Ричарду (1452-1485) тогда было только восемь лет. Впрочем, Шекспир нафантазировал ещё смелее, отправив в битву при Сент-Олбансе (1455) герцога ясельного возраста.

Сражение при Шорби в романе — вымышленное, правда, прототипом для него послужила всё та же знаменитая битва при Сент-Олбансе. Но всё это, в конце концов, детали. Стивенсону интереснее характеры и поступки. Для кого-то война — трагедия, а для кого-то — возможность наживы. Один из персонажей потерял из-за конфликтов всё, что у него было, и начал мстить — сколотил шайку благородных разбойников. Другой персонаж — опекун главного героя, Дика Шелтона, сэр Дэниэл, — циник и предатель. На войне он «беспрестанно переходил с одной стороны на другую, и после каждой измены богатства его увеличивались».

Его стратегия поведения — это «бастардный феодализм» в действии:

«Я буду сидеть тут, в Кэттли, до тех пор, пока не станет ясно, кто победит в этом сражении, и тогда присоединюсь к победителю. Не говори, что это трусость, Дик; это — всего лишь благоразумие. Наше несчастное государство измучено бунтами, король то на троне, то в тюрьме, и никто не может знать, что будет завтра. Пустомели и ветрогоны сражаются на одной стороне или на другой, а лорд Здравый Смысл сидит и выжидает». 

Стивенсон показывает, как война разрушает жизнь простых людей. Трагедия воплощается в многочисленных частных историях. При этом писатель не избегает стереотипов об английском Средневековье. Знаменитые английские лучники, арбалеты, благородные разбойники в стиле Робин Гуда — всё это типичные «общие места».

Да и Ричард III в романе появляется в привычном образе злого гения. Хотя в популярной культуре XIX века одиозный король был уже во многом реабилитирован (заслуга Уолпола), Стивенсон пошел по стопам Шекспира. Ричард в романе мрачен, храбр, талантлив и жесток — по всем старым рецептам.

Чёрно-белая роза

И действительно, несмотря на вышеупомянутый труд Хораса Уолпола образ Ричарда III как безжалостного захватчика власти доминировал вплоть до середины XX века. «В XIX–XX веках исследователи до хрипоты и личных обид спорили о том, виновен ли Ричард в убийстве своих племянников, травил ли он жену, планировал ли жениться на собственной племяннице и т. д., — отмечает Елена Браун в монографии о Ричарде III. — Дело доходило даже до открытых ссор, маститые историки в буквальном смысле переставали здороваться друг с другом». 

В начале ХХ века непопулярного короля защищал писатель Клементс Маркем, автор книги «Ричард III: его жизнь и характер» (1905). А в 1951 году вышел роман «Дочь времени» (в других переводах «Дитя времени») писательницы Джозефины Тэй. В нём детектив расследует убийство принцев в Тауэре. Он делает вывод о невиновности короля. По версии Тэй, мать мальчиков Елизавета Вудвилл примирилась с Ричардом после его коронации, поскольку не считала своих сыновей мёртвыми. Возможно, оба принца были убиты позже, по приказу Генриха VII.

Как подчеркивает Елена Браун, со временем защитники Ричарда III сумели доказать несостоятельность большинства предъявленных ему обвинений. В то же время, им не удалось оправдать совершенный им государственный переворот и выяснить судьбу принцев.

На самом деле истина о короле — где-то посередине. «Ричард III не был ужасным тираном, но и ангелом он тоже не являлся. Его действия не вписываются в современные представления о морали, но не выходят за рамки типичного для XV века уровня жестокости», — указывает исследовательница.

Тюдоровская версия о внешнем облике короля — тоже миф. В 2013 году учёные идентифицировали останки Ричарда III (было найдено его захоронение и проведён анализ ДНК), и стало ясно, что король не был ни карликом, ни горбуном (хотя сколиозом явно страдал). Компьютерная реконструкция лица монарха опровергла миф о его непропорциональности.

Розы мира

Историческая память о тех или иных событиях складывается, в том числе, под влиянием художественных произведений о них. Именно литераторы предприняли ревизию Войн Роз, и в итоге исследования этого периода стали более разнообразными и беспристрастными.

При этом иногда в новой трактовке событий исследователи переусердствуют, доказывая, что основные «актёры» театра военных действий были добры, благородны и заботились прежде всего о благе страны. Такое альтернативное исследование представил, к примеру, Дэвид Граммитт.

Попадаются даже предположения, что оппоненты были друг с другом в неплохих отношениях. Например, Дэвид Болдуин в своей книге «Елизавета Вудвилл, мать принцев в Тауэре» доказывает, что между Ричардом III и братом королевы Энтони Вудвиллом существовали почти дружеские отношения. Хотя обычно считалось, что Ричард и Вудвиллы друг друга терпеть не могли. 

«Авторы биографий оправдывают каждый своего героя, в итоге общая картина меняется», — говорит Елена Браун. Однако в итоге она не всегда последовательна и логична. Ведь тогда становится непонятно, что же происходило в Англии в XV веке, если Алая и Белая Розы могли соседствовать в одном цветнике.
IQ

Автор текста: Соболевская Ольга Вадимовна, 1 июня, 2021 г.