- A
- A
- A
- ABC
- ABC
- ABC
- А
- А
- А
- А
- А
Эмоциональный маст-хэв
Надо излучать счастье — и уметь ощущать вину, владеть собой — и давать волю чувствам. Любить, но без страданий. Испытывать волнение и ностальгию — без больших душевных затрат. Общество следует довольно противоречивому кодексу проявления чувств, или эмоциональным императивам. Они могут привести как к разрыву социальных связей, так и к новым коллективным солидарностям. IQ.HSE рассуждает об эмоциональных императивах, опираясь на доклад социолога ВШЭ Ольги Симоновой на XXI Апрельской конференции.
Гипноз эмоций
Современные люди, похоже, очарованы собственными чувствами. О них размышляют культурологи, социологи, философы, психологи, историки. Эмоции обсуждаются порой активнее, чем социальные и экономические условия жизни людей. Что, впрочем, не удивительно, учитывая индивидуалистический настрой общества, внимание людей к самым интимным переживаниям — важной части идентичности человека — и восприятие жизни сквозь призму чувств.
«Мания» чувств проявляется и в том, что люди оберегают и культивируют их, и в цензурировании их публичного проявления. «Правильные» переживания гордо предъявляют публике, нежелательные — стараются спрятать, подретушировать, контролировать.
Представления о том, что хорошо чувствовать, а что — плохо, многое говорят о ценностях общества и его восприятии реальности. Сами эмоции, по словам Ольги Симоновой, являют собой «очень быстрые оценки» ситуации, которые помогают ориентироваться в ситуациях неопределенности.
Но что значит — «правильные» переживания? Кто и как определяет эти критерии?
Аффективный капитализм
В обществе всегда складывается определенная эмоциональная культура — представления о чувствах, нормы их выражения и сценарии управления ими в разных ситуациях.
Эмоциональная культура во многом регулирует жизнь общества. Она проявляется в образцах поведения, опыте, практиках, речи и пр. В ее рамках:
Переживания осмысляются и рационализируются: так их легче контролировать, а значит — и проще жить.
Личные чувства помогают ощущать общность с другими людьми и социализироваться.
Эмоции коммодифицируются: конвертируются в деньги, становятся товарами, производят экономические эффекты. Люди ценят их и готовы за них платить.
Исследователи называют культуру позднесовременного общества «аффективным», или «эмоциональным капитализмом».
В то же время, чрезмерная рефлексия и коммерциализация чувств порождает тоску по «первозданным», непосредственным переживаниям.
Переживания интересны и науке — например, социологии эмоций. По словам Ольги Симоновой, «именно в чувствах иногда можно схватить противоречивый характер современного общества и его культуры». Эмоциональные императивы — это еще и любопытная исследовательская оптика.
Кодекс переживаний
Эмоциональные императивы — это культурные представления об общезначимых эмоциях, нормы и моральные предписания о том, что и как нужно чувствовать в разных ситуациях.
Они оказываются своеобразным фильтром: включают не все переживания, а лишь те, что считаются наиболее ценными.
При этом не все императивы выполнимы. Забегая вперед, скажем, что невозможно, например, постоянно быть счастливым. И сложно никогда не испытывать гнева и страданий. Тем не менее, состояние счастья, как социально одобряемое, — в числе эмоциональных предписаний. А негативные чувства, напротив, табуированы.
В эмоциональных императивах есть элемент принуждения. По сути, это «приказы», требования к поведению, которые люди адресуют себе и другим. Но обязательными они считаются не только поэтому, но еще и потому, что сами люди считают их сверхважными. В этом смысле эмоциональные «максимы» — не только бремя, но и результат свободного выбора. Так, популярная тоска по прошлому вовсе не обязательна, но люди испытывают ее довольно часто: прошедшие «золотые времена» дают им опору в жизни (или ее иллюзию).
Общие свойства эмоциональных императивов таковы:
Они способствуют «культивированию или избеганию определенных чувств». Позитивные эмоции люди считают естественными и необходимыми и беспокоятся, если их нет. С виной, стыдом и другими болезненными переживаниями — все наборот: многим некомфортно, когда они есть.
Многие императивы воспринимаются людьми как глубоко внутренние, сокровенные желания. В этом смысле их можно считать «культурными целями — теми порывами души, к которым мы стремимся», говорит Симонова.
Эмоциональные предписания связаны с глобальными явлениями в позднесовременных обществах. Например, с экономикой и культурой потребления, коммерциализацией многих сторон жизни, культом индивидуального «Я», психологизацией и эмоционализацией социального опыта (он интерпретируется через чувства), а также быстрыми темпами развития многих сфер и, соответственно, восприятием неопределенности будущего.
В науке «эмоциональный поворот» случился довольно давно. Еще классики социологии присмотрелись к эмоциям и подчеркивали их связь с социальной структурой общества. По мысли Георга Зиммеля, контроль над чувствами стал необходимостью в больших городах. А Толкотт Парсонс отмечал, что эмоциональные состояния подчинены рациональности и даже служат ее подкреплением. Историю эмоциональных ориентиров изучали Рут Бенедикт, Барбара Розенвейн, Ян Плампер и другие известные исследователи.
На основе анализа множества научных работ по социологии эмоций Ольга Симонова выделила наиболее значимые эмоциональные императивы современности.
Контроль и свобода чувств
Один из наиболее очевидных — императив рационального управления эмоциями, уравновешенность. Умение совладать с беспокойством, гневом, раздражением помогает справляться с трудностями.
Эмоциональный менеджмент особенно актуален в связи с пандемией COVID-19 и чувством тревоги, которое теперь постоянно испытывают множество людей.
«Эмоциональные императивы имеют социальные последствия в виде распространения различных видов поведения, характеризуют состояние социальных связей, — говорит Ольга Симонова. — Поэтому во время и после пандемии, возможно, люди будут искать новые способы справляться с тревогой, страхами, стрессом, обращаясь к специалистам и соответствующей литературе. Это показывает "действие" эмоциональной культуры, поскольку, например, с тревогой "справляться" не всегда функционально, так как она сигнализирует о неопределенности, рисках и мобилизует».
Умение совладать с собой необходимо и для успеха в карьере: уравновешенность, как и эмоциональный интеллект, стали частью soft skills. Сотрудники, владеющие собой, чаще располагают работодателей в свою пользу. Иными словами, управление эмоциями конвертируется в деньги, коммодифицируется.
Этот императив актуален и в частной сфере — например, для установления и сохранения отношений.
«Интересно с этой точки зрения, как переформатируются первичные социальные связи, — размышляет исследовательница. — Как постоянное общение с близкими людьми во время самоизоляции повлияет на виды эмоциональной работы в приватной сфере: будут ли члены семейных коллективов интенсивнее управлять эмоциями? Какое изменение претерпят эмоциональные идеологии семейных отношений, например, что будет с эмоциональной "экономикой благодарности", то есть как будет выражаться благодарность за заботу внутри семьи?»
С императивом управления чувствами — и в противоречии, и одновременно в связке — оказывается императив «подлинных чувств», правило «быть собой». В ходе коммерциализации и рационального управления эмоциями «рождается представление о ценности собственных чувств, которые нужно сохранять и оберегать». Исследовательница поясняет: «Мы нередко изображаем те или иные эмоциональные реакции, но у нас есть и истинные чувства, которые мы порой скрываем или над которыми работаем. В современной культуре они становятся неким идеалом».
Идиллия, успех, романтика
Вполне естественный императив «быть счастливым» и делать то, что нравится, связан с индивидуализмом, запросом на персональное счастье. Счастье — это, в том числе, успех. Причем важна и внешняя сторона вопроса — принято демонстрировать благополучие и счастье.
Этот императив также коммодифицирован — ориентирован на потребление разнообразных благ, ассоциирующихся со счастьем.
«Счастье достигается, в том числе, через потребление материальных благ, хотя не все считают это счастьем, и через приобретение символов успеха», — говорит исследовательница. Такими символами может быть множество вещей и явлений: от недвижимости до успехов в карьере и в отношениях.
С этим «предписанием» отчасти рифмуется императив «романтической любви», которую «человек обязательно должен встретить хотя бы раз в жизни».
Ценность любви акцентируется, она считается необходимой для счастья, при этом поиски ее рационализируются, подчеркивает социолог. Так, партнеров ищут с помощью дейтинга, составления профиля в соцсетях и пр. Возможна смена партнеров и поиски более подходящих.
В этом идиллическом мире неприятные переживания не приветствуются. Наоборот, есть императив «избегания негативных чувств» — стыда, горя и пр. От всего, что печалит, тревожит, раздражает (отношения, явления и пр.), люди стараются отказаться. Полезная вина, перспективное сочувствие
Императив «индивидуальной вины» предполагает, что за неудачи человек должен пенять лишь себе самому. «Корпорациям с неолиберальным стилем управления это выгодно, поскольку культивируется представление о том, что сотрудники сами виноваты в своих неуспехах, — комментирует Ольга Симонова. — Это довольно эффективное средство контроля».
Но в чувстве вины есть и момент мобилизации. Оно помогает человеку справиться с неудачей и продолжать путь к цели (успеху, счастью и пр.).
С достижением целей отчасти связан и императив симпатии (сочувствия) и индивидуальной лояльности. Ради перспектив, успехов на работе и в отношениях «необходимо выражать определенное и постоянное количество симпатии и лояльности, особенно если речь идет об отношениях субординации», отмечает исследовательница.
Здесь тоже есть момент коммодификации. Лояльность часто сопряжена с карьерным ростом, а значит, и с деньгами.
Аффект и ностальгия
Императив взволнованности (excitement), трепета, переживания риска ценится в обществе, поскольку ассоциируется с «полнотой жизни». «Прочувствовать» жизнь можно, проходя через волнительные события. Их ищут, например, в экстремальных видах спорта, приключениях, сфере чувственного.
Волнение коммерциализовано до предела — его успешно продает индустрия развлечений.
Полнота жизни вовсе не исключает ностальгии. Существует императив тоски по прошлому и будущему. Жизнь постоянно меняется, что порождает чувство неопределенности. Опорой в такой текучей, неустойчивой, фрагментированной реальности могут быть воспоминания. Они дают ощущение стабильности и защищенности.
«Возможно, в связи с ситуацией пандемии усилится ностальгия по прошлым временам, — полагает исследовательница. — Хотя они очень близко отстоят по времени, но усилившиеся социальные неравенства и проблемы будут усиливать и тоску по прошлому».
Людям «будет тяжело прощаться с путешествиями, с географической мобильностью, “человеком мира” будет стать труднее», поясняет Симонова.
Для России, по ее словам, сейчас тоже переломный момент. Люди часто ностальгировали по советскому прошлому, хотя оно было непростым. «Куда качнется маятник теперь, трудно сказать: мы “реставрируем” те времена или, как сейчас модно выражаться, “обнулим” эту тоску по советскому и выйдем на иные представления или даже утопии/идеологии», — комментирует социолог.
Следствия предписаний
Требования, выдвигаемые эмоциональными императивами, могут повлечь серьезные последствия. Вот некоторые из них:
разрывы социальных связей — тех, которые считаются сложными, нервозатратными, «токсичными»;
усталость от чувств, которые связывают людей с другими;
одиночество — из-за высоких требований к жизни и к людям, поисков идеальных, «безоблачных» отношений;
чувство отчуждения, подавленности и депрессии (например, из-за недостижимости «обязательного» счастья и успеха);
обращение к прошлому, а не к настоящему и будущему;
дальнейшее усиление тревоги и страхов.
Но есть и оптимистичный прогноз: возможно появление новых «коллективных солидарностей — сообществ как убежищ от неудачи, несчастья, отсутствия любви», подчеркивает автор исследования.
Уроки пандемии: новая солидарность — в заботе
Некоторые прогнозы о будущем после эпидемии коронавируса также звучат оптимистично: возможны новые формы солидарности, моральные правила взаимопомощи, говорит исследовательница. «Действительно, пандемия способствует пересмотру моральных правил, однако при этом увеличивает их неопределенность, — размышляет Симонова. — Например, кризис заботы и моральный индивидуализм, которые развивались еще до пандемии, обостряются. О ком заботиться, как и к кому проявлять сочувствие, сострадание? Например, забота о себе — безусловно важное моральное предписание, поскольку, заботясь о себе в текущей ситуации, мы тем самым заботимся о других».
С другой стороны, если мы не будем заботиться о других людях и сочувствовать им, что обычно мотивирует на всевозможные виды помощи, то нас ждут большие беды и страдания: пандемия показала, насколько мы зависим друг от друга в глобальном масштабе.
«Эта моральная раздвоенность, возможно, ведет к формированию новых моральных представлений о том, как сострадать, сочувствовать и что делать в таком сложном современном мире», — заключает социолог.