• A
  • A
  • A
  • АБB
  • АБB
  • АБB
  • А
  • А
  • А
  • А
  • А
Обычная версия сайта

Время – это деньги. Теряя время, Россия теряет экономику

На вопросы редакции OPEC.ru отвечает Олег Вячеславович Вьюгин

Олег Вячеславович, может быть, вопрос прозвучит наивно и обще, но, тем не менее, что происходит в российской экономике? Если вопрос немного сузить, как Вы оцениваете текущий момент? Прошло уже больше года после кардинальной смены российской власти, однако ярких, судьбоносных решений не видно (или не заметно). Все тонет в каких-то спорах, неясностях, разночтениях, каждая ветвь экономической власти имеет собственное суждение о перспективах и источниках развития, по всем без исключения ключевым проблемам наблюдается по крайней мере дуализм мнений главных персонажей. Даже разговоры про политическую волю новой власти уже почти забыты. Мы опять теряем драгоценное время, или все идет своим чередом?

На самом деле, вопрос, что называется, по существу. Никто, наверное, до конца не сможет ответить на этот вопрос, и у каждого будет свое мнение. Это, кстати, и есть основа для того, что происходит. В принципе, в России так до сих пор и не сложилась система власти. Тоталитарная система, авторитарная система, или демократическая - не сложилась. И сегодня все властные решения, это, в большой степени, решения, которые формируются на основе консенсуса между соревнующимися политическими группами, которые находятся в состоянии конкуренции. Их можно назвать политическими элитами, нельзя назвать политическими партиями. В принципе, на Западе есть соревнование политических партий, каждая партия несет в себе какую-то политическую идеологию, заряд. У них есть взгляды на экономику партийные, очень четкие: например, одни выступают за снижение налогов, другая партия говорит, что нет, налоги не надо снижать, надо снижать процентные ставки, условно говоря. У них есть идеология, у нас все это в зачаточном состоянии. У коммунистов (хотя говорят, что у нас есть одна реальная партия – коммунистическая) идеологии-то нет, это тоже не партия, потому что они старую идеологию потеряли, новую не нашли, они непонятно кто. СПС - они претендуют на определенную идеологию, но она у них тоже не сложилась. «Единство» – это вообще проправительственная элита, которая просто готова поддерживать решения власти. Хотя сейчас, я смотрю по последним событиям, даже «Единство» втягивается уже в конкуренцию. То, что они сейчас делают, это похоже уже на некую конкурентную борьбу, но это еще не партийная борьба.

А президент? Заметьте, с гигантскими полномочиями, доставшимися в наследство от Ельцина…

Что пытался сделать новый президент? Он понимает все это, или чувствует - я не знаю, но мне кажется, что, во всяком случае, интуитивно он все чувствует. Поэтому, когда начиналось его президентство, вся его деятельность, он попытался понять и спросил многих людей о том, а что можно сделать? Будем конкурировать на всех уровнях: бизнес будет конкурировать с властью, покупать/продавать ее, через средства массовой информации управлять ситуацией? И тогда стали искать, как можно решить проблему. Пытались выдвинуть лозунг о том, что русский или российский народ не хочет потерять свою страну, он хочет, чтобы эта страна осталась, хочет, чтобы были законы, нормальные правила, чтобы было понятно, кто и за что получает, как это можно сделать. И этот лозунг действительно работает. То есть, ситуация несколько изменилась, действительно, консолидация вокруг власти появилась какая-то минимальная.
На самом деле вся проблема в том, что каждый эту консолидацию понимает по-разному. Но если уж говорить о президенте, то он как раз говорил, что речь идет о нормальных правилах игры: есть власть, которая действует в соответствии с законом, есть законопослушные граждане, есть суды, которые эти законы проводят в жизнь. Разве не так? Так. И это хорошая, правильная идеология. Тогда будет развиваться страна, тогда будет расти экономика, уровень жизни. Тогда Россия не будет на задворках мирового сообщества.

Но что получилось?

А получилось, на мой взгляд, пока противоречие. Президент сказал, что хочет решить проблему нормальными способами. То есть, изменить судебную систему с тем, чтобы она позволяла контролировать исполнение законов, внедрять исполнение законов. Изменить некоторые правила экономики, сократить роль бюрократии и так далее. Изменить отношения в бизнесе, сократить вседозволенность на уровне регионов, губернаторов, которые часто действовали вообще вне всех законов (не всегда, и не везде, конечно, но, как говорится, сами законы приняли, сами по ним там и действовали). Кое-где был успех с бизнесом. Вроде бы немножко провели черту, несколько поставили под контроль губернаторов. Чего-то еще добились. Все-таки президент действует цивилизованными методами: он пытается со всеми договориться. В принципе, как он может реализовать свою власть? Есть известные способы, когда всех построили, рассчитали на первый-второй… Кто не хочет рассчитаться, того в яму. Вполне эффективный способ со всеми договориться. Но Путин же так не делает. Поэтому, что происходит? Происходит то, что все-таки окончательно договориться не удается. То есть, эти дезинтеграционные (я имею в виду не дезинтеграцию страны) в политическом смысле процессы все-таки остаются довольно существенные, так мне кажется. И связаны они не с идеологией. Вот смотрите, что происходит вокруг земельной проблемы. Схематично: есть идеология госсобственности на землю, есть идеология частной собственности на землю. Но, на мой взгляд, есть и совершенно простые прагматические шкурные вещи, которые играют решающую роль. Земля же не может быть ничьей, правда? На самом деле землей сегодня распоряжаются. Я не говорю о той части, которая находится у граждан, то есть, садовые участки, огороды. Но 60% земли, я так понимаю, отнюдь не у граждан. А у кого? У председателей. У председателей в том или ином виде, которые по существу исполняют функцию собственников, хотя таковыми не являются.

И с этой земли они собирают ренту?

Вот именно. Они собирают ренту, причем собирают ее самым жестоким образом, потому что уровень жизни в сельской местности очень низкий, а ренту они, тем не менее, выжимают. Казалось бы, как можно выжимать ренту из того, где упадок, тем не менее, у них есть способы это сделать. Конечно, они не заинтересованы в том, чтобы что-то менялось. Следовательно, автоматически идет выражение их интересов через известные нам политические группы.
То есть, это не идеология, это чисто шкурный интерес.
Теперь, региональные вещи. Почему губернаторы сопротивляются выстраиванию вертикали власти, введению общих правил? Потому что им это тоже невыгодно. Они тоже сопротивляются. Вот и получается, что договориться однозначно пока не удается, хотя минимальный прогресс есть.
С бизнесом тоже не все гладко, хотя казалось бы, для бизнеса (даже несмотря на маски-шоу), для большей части бизнеса ситуация гораздо лучше. Потому что налоги снижаются (может быть, несущественно, но, во всяком случае, шаг сделан, обещают большее), появился министр экономики, который вообще бьется один на всю страну за то, чтобы снять с бизнеса оковы взяток. О результатах говорить рано, но кто знает, может ему удастся что-то сделать. Но я подчеркну - с бизнесом есть диалог, я вижу, что президент в нем участвует. Кстати, я вижу, что и премьер Касьянов слушает, что говорят бизнесмены, и готов это учитывать, не включая, конечно, чистый лоббизм (когда кто-нибудь говорит – давайте, установим тарифы на электроэнергию в два раза ниже, чем сегодня).
Но что мы наблюдаем в итоге? Мы наблюдаем, что отток капитала стал еще больше, чем был, то есть бизнес показывает, что он никому не верит.

Мы имеем и некоторый рост долларовых накоплений нашими гражданами внутри России…

Что касается сбережений, эта история немножко отдельная, но в принципе, долларовые сбережения в больших объемах, это свидетельство недоверия национальной валюте. Можно много дальше объяснять, почему и как это сложилось, но это факт.
Я просто хочу зафиксировать позицию: почему все так складывается, вы меня спросили, я пытаюсь таким сложным образом ответить.
Таким образом, мы видим, что прогресс есть, это не полное противостояние и полное недоверие на всех уровнях, которое было в течение последнего десятилетия, но, тем не менее, все-таки, похоже, что окончательно договориться не удается. Шкурные интересы стоят выше тех, которые президент пытался сформулировать. Это остается в какой-то степени, и это препятствует, я так понимаю, принятию решений. Ключевых решений. Ведь ключевые решения не в том, чтобы, скажем, реструктурировать РАО ЕЭС, это не ключевое решение, хотя это очень важное решение. Ключевые решения, это судебная система, это роль прокуратуры в обществе, это налоги, это земля (пожалуй, земле я должен был немного ранг повысить), это трудовой кодекс, между прочим. Рыночная экономика и трудовой кодекс – это очень важные вещи. И по этим самым главным проблемам решений нет. По земле решение не принято, и похоже, что это долгая история. По трудовому кодексу вообще никакого прогресса, саботируется, не принимается. По судебной системе – долгая история будет, имеется серьезное бюрократическое сопротивление. По налогам прогресс есть минимальный, но по центральным вещам… Президент пытается договориться, он ищет точки опоры, он ищет возможности сделать так, чтобы законы были приняты большинством, чтобы они прошли одобрение регионов в какой-то степени, как это сейчас делается. Создан необходимый механизм, но дело не идет, значит, общество просто не готово демократическим путем идти по пути реформ. То есть, оно идет, но очень медленно, вот что происходит.

Стало быть, это вопрос времени?

Да, вопрос времени, но ведь время – это деньги. Теряя время, Россия теряет деньги. Я имею в виду не «презренный металл», но Россия теряет экономику. Россия теряет экономику, реструктуризация идет медленно, позиции утрачиваются на международных рынках, Россия прогрессивно становится сырьевой страной. У нас сырьевой сектор играет все большую и большую роль. Все доходы там концентрируются, люди, которые работают в сырьевом секторе, это самые богатые люди России.

Следовательно, объективно эта самая каша работает на воспроизводство кризисов? Кстати, об этом уже поговаривают, в том числе, и высокие государственные чиновники…

Это пока больше чисто эмоциональное восприятие. Я же, как экономист, слово «кризис» готов воспринимать как не эмоциональное явление, а как вполне конкретное явление. Поэтому слова кризис я говорить не стану. Но я вижу, что в экономике происходят неестественные вещи, неправильные вещи. Они заключаются в том, что если мы хотим, чтобы российская экономика была конкурентоспособной, развивалась, то нужны инвестиции не только в сырьевой сектор, а в переработку. Причем, те части переработки, которые поднимают машиностроение, я не говорю о продовольственном секторе, о пищевой или легкой промышленностях. Там, кстати, ситуация не такая плохая сейчас. Но что мы видим? Мы видим, что доходы формируются в сырьевом секторе и что они не инвестируются. Конечно, частично они инвестируются в сырьевой сектор: добывая нефть, за которую ты получаешь деньги, надо хоть как-то поддерживать процесс. Но в основной массе эти средства остаются за границей - по итогам 2000-ного года $15 млрд. на текущих счетах, огромные деньги инвестированы просто-напросто в западные банки, сюда они не пришли. И если этот процесс будет нарастать, то у нас какие тенденции? Будет замирание развития производства, начнет сокращаться производство в машиностроении, будет стагнировать пищевая и легкая промышленности. Еще дальше - кризис, хоть я и не хотел этого говорить. В каком-то виде он по идее должен быть, если эти тренды все сохраняются…

В каком виде? В валютном виде…

Да, конечно, обычно это бывает в валютном виде, потому что Центральный Банк хоть и говорит, что у него курс плавающий, на самом деле это не так, потому что Центральный Банк не может позволять курсу прыгать в любых направлениях. Это будет, если он не будет контролироваться, значит, ЦБ должен контролировать ситуацию. Более того, он должен показывать рынку определенные тенденции. Если он тенденции не показывает, то, как много моих знакомых бизнесменов говорят - при такой политике мы вообще здесь работать не будем, потому что мы не знаем, что будет завтра. Нам нужно хотя бы вычислить каким-то образом, глядя на политику, что будет, скажем, с курсом в конце года. Если они этого не знают, то нельзя ничего планировать в рублях, значит надо все делать в долларах, тогда нужно уходить в оффшоры, и рассчитываться через оффшоры, и вообще переносить бизнес туда. А здесь только, что называется, заниматься железками, нефтью и так далее. Но не деньгами.

Олег Вячеславович, подытоживая, не считаете ли Вы, что президент, который понимает, что происходит, встанет и скажет: все, я пытался говорить цивилизованным языком, меня не поняли, поэтому я начинаю проводить жесткую по-настоящему линию. Кстати, о примере Аугусто Пиночета уже говорили неоднократно. Так может случиться?

Чисто теоретически. Но я думаю, у нас сейчас это не возможно. Для того, чтобы президент мог так вот стукнуть кулаком, это означает, что нужно провести довольно серьезные изменения в правительстве, совершенно другие люди должны придти на ключевые посты. То есть те, которые будут разговаривать с парламентариями на совершенно другом языке, а не на том, на котором с ними говорит Касьянов. Это должны быть другие люди с другим авторитетом, с другим весом, с другой идеологией управления.
Почему я думаю, что такое вряд ли вероятно? Потому что, на самом деле, для реализации такого сценария нужно иметь среди высшей бюрократии, включая военную бюрократию и силовую бюрократию, грамотных образованных людей. Да, силовиков, но таких силовиков, которые образованы не хуже, чем академики, условно говоря. Кстати, Пиночет - это образец варианта, когда к власти пришли военные, которые, вообще говоря, знали не только, что такое ать-два, они знали, что такое Чикагская экономическая школа, какие вообще есть экономические теории и подходы. Я не хочу сказать, что российские военные не грамотные, но все-таки они узко-образованные люди, которые, видимо, отлично знают те обязанности, которые должны выполнять, так же, я думаю, это касается и других силовых структур. Поэтому вряд ли получится, что такой сценарий может быть реализован.

Значит, сохранится такая странная экономическая каша, которую стало модно называть рецессией?

Посмотрим, не факт, я просто объяснил свою точку зрения на то, почему так происходит, но я при этом сказал, что есть определенный прогресс. Скорее всего, этот прогресс будет и дальше, вопрос лишь в том - удастся ли миновать какого-то кризисного события экономического, или нет. Мне думается, что удастся. Все-таки постепенно доверие растет, есть у нас такие бизнесмены крупные в России, которым доверяют и деньги и заказы. Я не буду фамилии называть, это будет выглядеть, как реклама, но им доверяют и деньги, и заказы, люди работают, раньше этого не было. Так что прогресс есть.

11 Марта 2001

11 марта, 2001 г.