Авантюристы невидимого фронта

Из 80 агентов, завербованных Германией в 1914 и 1915 годах, «более 60, как оказалось, были подсунуты <…> русской секретной службой», сокрушался в воспоминаниях один из сотрудников немецкой разведки. Помимо двойных агентов, у немцев, разумеется, были и другие бойцы невидимого фронта. В том числе, проходимцы, исправно бравшие деньги за работу, но на деле и не думавшие ею заниматься. К шпионажу привлекали даже воров и убийц. Все эти казусы, однако, не умаляли серьёзности проблемы: Германия и Австро-Венгрия задолго до Первой мировой войны развернули в России шпионские игры. Разведчики под разными предлогами наезжали в страну. Сотрудники немецких предприятий в России отправляли отчёты секретным службам. Как действовала на русском фронте немецкая агентура, а отечественная контрразведка с ней боролась, изучаем с помощью статьи историка из НИУ ВШЭ Антона Лаптева.

Исследование основано на региональных и ранее не публиковавшихся архивных материалах, научной и мемуарной литературе.

«Сватовство» агентов

Среди газетных объявлений в предвоенной Российской империи встречались весьма курьёзные. Так, пресса сообщала о «800 барышнях, которые имеют каждая до 200 000 рублей приданого и желают в скором времени выйти замуж». Казалось бы, реклама брачного агентства. Но уж очень масштабно мыслили свахи — призывали целый полк женихов.

Вот ещё одна «веерная рассылка» — предложение, опубликованное в Петербурге в 1912 году в нескольких газетах и вроде бы связанное с арт-рынком: «15 000 рублей побочного годового дохода <…> могут заработать господа офицеры, чиновники в отставке, вообще все, которые вращаются в высших кругах общества, в качестве представителей одной заграничной художественной фирмы». Каких бы «арт-дилеров» тут ни ждали, они явно должны были иметь доступ к закрытой информации.

Объявления, что характерно, приводили один и тот же адрес для высылки писем: «Шлезингер, Берлин, 18». Русская контрразведка заинтересовалась таким казусом. Расследование показало, что «женихов» и «арт-дилеров» вербовали для шпионажа в пользу Германии. Дело происходило за два года до Первой мировой.

Старшим врачам в русской армии тоже приходили странные письма. В мае 1914-го им написал некий «русский профессор» одного из германских университетов. «Учёный» допытывался о вместимости и оборудовании медицинских учреждений, просил выслать годовые отчёты, доклады и пр. Разумеется, дотошным «профессором» заинтересовалась контрразведка. Оказалось, послания отправлял офицер германской секретной службы.

Всё это случаи недоработок немецкого разведывательного управления Генерального штаба (Abteilung III b). Однако эту структуру, увы, нельзя было назвать неэффективной. С 1913 года её возглавил мастер шпионажа Вальтером Николаи, который участвовал в создании разведки уже с начала ХХ века и, кстати, не раз наезжал в Россию (впервые — ещё в конце XIX века). Под его руководством германские шпионы немало навредили Российской империи.

Проходимцы на службе

Разведка на войне — дело обычное. Однако масштаб конфликта в Первой мировой и технические достижения воюющих стран заставили противоборствующие армии искать новые методы, в том числе — и в получении разведданных. Экспериментировали много, и инновации сотрудников разведки порой принимались без предварительной проверки. Что любопытно, парадоксальные решения появились ещё до Первой мировой.

«В предвоенные годы германская агентурная разведка занималась вербовкой во всех слоях общества <…>, — пишет Антон Лаптев. — В основе подбора лежал ряд характеристик <…>: материальная необеспеченность, легкомысленность и невысокие нравственные качества». Помимо подготовки агентов на местах — школ разведки, германская секретная служба делала ставку на легко вербуемых авантюристов, чьи навыки подходили для работы во вражеском тылу. Эта неоднозначная практика подбора людей, как показала война, в итоге обернулась против нанимателей.

Но факт остаётся фактом: к началу Первой мировой немецкая и австро-венгерская разведки имели четкий план действий против Российской империи. Агентурные линии врага тянулись вплоть до Москвы, Петрограда и Севастополя, — вся европейская часть страны была одним невидимым фронтом. В последующие годы Abteilung III b, австро-венгерское «Эвиденцбюро» и российская контрразведка непрерывно соревновались.

Это отразилось и на государственном аппарате империи. «Явление массовой шпиономании раскручивало репрессивные меры и всё ближе толкало Россию к кризису 1917 года», — поясняет исследователь.

Мобилизованные агенты и осведомители

Ещё до войны разведслужбы неприятеля пытались вербовать местное население, а также командировали офицеров в соседние страны. Цели поездок указывались самые разные: лечение, обучение русскому языку (австрийская разведслужба с 1890 года регулярно направляла для этого офицеров в Казань), туризм и, конечно, военные маневры. Кстати, Вальтер Николаи перед своим назначением посещал Россию, чтобы «ознакомиться на месте с театром своей будущей деятельности». Он даже был уверен, что «держит русских в кулаке».

Данные можно было получить за счёт тесного знакомства с элитой, присутствия на войсковых учениях, штудирования военной литературы. Несомненно, агентов интересовал командный состав — характеры его представителей, противоречия, существующие между ними. Ведь на этом можно было сыграть!

Разведка использовала и возможности германских промышленных, торговых и финансовых предприятий в России. Так, они собирали сведения о развитии производительных сил в стране, — ведь ему требовалось препятствовать!

В 1911 году Дойче Банк выдал германским компаниям в России щедрые ссуды на организацию промышленно-торговых экспедиций. Их целью был учёт естественных богатств России — ради прогноза её промышленных и военных возможностей.

Немецкая разведка задействовала и конкретных исполнителей на местах. Германские инженеры, работавшие на русских предприятиях, отчитывались об их деятельности промышленно-статистическому отделу Генштаба. Нередко на таких заводах трудились будущие офицеры немецкой армии. Кто-то из них до войны бывал на оборонных предприятиях — якобы для установки оборудования.

Профилактическая шпионофобия

Ещё до начала Первой мировой германская разведка сознавала, что агенты — немецкие подданные — подвергнутся преследованиям, и сделала ставку на «двойных подданных». Это был явный просчёт. В России с первых дней войны стали арестовывать и высылать не только германских подданных, но даже лиц с немецкими фамилиями.

Уже 29 июля 1914 года смоленский губернатор получил от МВД шифрованную телеграмму: «…ввиду призыва Австрией и Германией всех способных носить оружие, все австрийцы и германцы мужского пола от 18 до 45 лет должны считаться военнопленными и подлежать немедленному аресту и высылке». Состоящих на военной службе предписывалось содержать под стражей «до дальнейших указаний военного начальства».

Далее главы военных округов (Минского, Московского, Петроградского) ужесточили эти положения. Меры оказались эффективными. По словам австрийских разведчиков, они «невероятно осложнили» деятельность секретной службы в прифронтовой зоне. Это вполне относилось и к немецким шпионам.

Поначалу фронтовая агентурная разведка Германии давала результаты. Но со стабилизацией линии фронта в 1915 году она во многом утратила преимущества. Её руководство объясняло это работой русской контрразведки, по сути, признавая эффективность последней. Так, все попытки начальника агентуры 10-ой армии направить в тыл русских войск надёжных агентов провалились, хотя «стоили много денег и крови».

В таких условиях Германии нужно было как-то иначе добывать разведданные, что её секретные службы и попытались сделать. С 1915 года в губернские жандармские управления прифронтовых губерний, вовлечённые в контрразведку, стали поступать секретные инструкции о новых приёмах ведения шпионажа на территории России. Иначе говоря, русская контрразведка была в курсе этих нововведений и принимала меры противодействия.

Доморощенные Маты Хари

Какие только занятия и профессии не прикрывали немецких агентов! Среди них были артисты, воры, шулера, лакеи, продавцы, рабочие, инженеры, нищие. Особо опасными считались дамы полусвета и артистки кафе-шантанов. Среди них немецкая разведка выбирала самых привлекательных для так называемых «медовых ловушек». Они должны были посещать лучшие рестораны и знакомиться с молодыми офицерами, прибывшими с фронта, а дальше — «выуживать» у них сведения.

Актрисы приглашали военных (нередко целыми компаниями) в гости, угощали алкоголем и дорогими сигаретами, пытались «разговорить» подвыпивших визитёров. Также надеялись, что офицеры в диалогах между собой «обронят» ценную информацию (о дислокации соединений, тактиках действий и пр.).

По данным русской контрразведки, шпионки использовали квартиры со смежными комнатами или чуланами и часто работали в паре. Одна из артисток сидела с гостями и несколько раз отлучалась за алкоголем или чем-то ещё, оставляя их, как они думали, наедине. Её напарница, находившаяся в соседней комнате, через отверстия в стене (закрытые картинами или другим декором) прослушивала разговоры, фиксируя сведения в блокноте.

Для агентов из числа женщин лёгкого поведения ставились другие цели. Они работали со старшими армейскими чинами, писарями, нижними чинами штабов рот и пр. Считалось, что клиенты, стараясь впечатлить собеседницу своей «важной» должностью, разоткровенничаются на свидании и по неосторожности или недомыслию выдадут штабные сообщения.

Информаторы и киллеры

Германским засланцам также рекомендовалось пользоваться в России услугами преступников и дам полусвета, не причастных к шпионажу. Агенту нужно было войти в доверие к таким женщинам и от них получить инсайдерские сведения о кражах, убийствах и других преступлениях, а главное — о тех, кто всё это совершил. После сбора данных шпион пускался на поиски таких субъектов — в разного рода сомнительные заведения.

В инструкциях немецкого командования говорилось, что в городах на театре военных действий «все помешаны на шпионаже», до мелких преступников никому нет дела, и можно вполне свободно посещать «подозрительные питейные и кабачки, так как там не ищут шпионов <…>».

Встретившись с таким персонажем, агент должен был держать его на крючке — через шантаж и подкуп. Шпион делал новому знакомому предложение, от которого тот не мог отказаться. Лазутчик сообщал, что знает о преступлениях своего собеседника, и предлагал вознаграждение за помощь в «важном деле».

Криминальным элементам могли «заказать» кражу документов, ценных грузов. Похищение маскировалось под банальное ограбление (тем паче, что воры попутно крали приглянувшиеся им вещи). Тем самым предполагалось скрыть истинные цели разбоя и дезориентировать жандармерию и контрразведку. Агенты использовали «местных умельцев» и в качестве наёмных убийц.

Курсы молодых разведчиков

Русской контрразведке было известно о нескольких полевых школах разведки в Кашау (Кошице) и Кракове. Будущих агентов набирали из числа жителей территорий, занятых германскими и австрийскими войсками, беженцев, а также пленных солдат и офицеров. Среди слушателей «курсов» встречались парикмахеры, контрабандисты, альфонсы, беспризорники. В школах разведки этот контингент осваивал легенды прикрытия, шифры, световые сигналы для наводки немецкой авиации и цеппелинов, знакомился с подрывным делом.

Один из нанимателей — лейтенант германской секретной службы Александр Бауэрмайстер — прославился как энтузиаст вербовки пленных русских офицеров для отправки обратно в Россию в качестве шпионов. Эта экспериментальная программа осуществлялась с конца 1914 по 1915 год. Бауэрмайстер, уроженец Петербурга (до войны его отец имел в России прибыльный бизнес), прекрасно владел русским языком. Это облегчало ему задачу переговоров, но не вербовки.

«Русские офицеры <…> были верны своей присяге, — сетовал Вальтер Николаи. — Они <…> отказывались от каких бы то ни было показаний». А вот ещё одно суждение шефа германской военной разведки: «Русский офицерский корпус и чиновничество <…> проявляли сильное национальное сознание, так что при всех завязанных сношениях дело лишь очень редко доходило до действительных услуг германской разведке».

Шпион, выйди вон!

Для лазутчиков изготавливались фальшивые документы. Одна из таких контор — в Базеле — делала заграничные и внутренние российские паспорта, располагая неотличимыми от подлинных печатями Ростовской мещанской управы и Виленского губернского правления.

Впрочем, агентов снабжали и подлинными документами, добытыми на оккупированных территориях. «Перечни таких паспортов регулярно направлялись контрразведкой в губернские жандармские управления на театре военных действий с требованием немедленного ареста лиц с указанными документами», — пишет Антон Лаптев.

Шпионам выдавали деньги для выполнения задания, а нередко — и несколько комплектов одежды в соответствии с легендой прикрытия. Для секретных пометок предназначались карманные календари и молитвенники.

Особым успехом для немецкой и австрийской разведок был захват документов магистрата города Сосновец (Царство Польское, Российская империя), занятого после отступления русских войск. Среди трофеев оказались готовые паспортные бланки и печати, которые неприятель немедленно пустил в дело.

20 января 1915 года австрийский капитан Моравский отправил из Кракова группу шпионов — для выяснения дислокации русских войск по трём направлениям. Агенты имели сосновецкие паспорта и «играли» беженцев. У каждого был пропуск на проход через австрийскую линию войск (он был зашит у женщин в полу платья, у мужчин — в воротник). Для записей лазутчикам выдали невидимые чернила в виде белого порошка.

Однако уже через неделю начальники губернских жандармских управлений на театре военных действий знали об этой группе. Более того, имелись точные ориентировки с приметами всех шпионов. Дело в том, что русская контрразведка задержала одного из агентов, а от него потянулись ниточки ко всем остальным.

Не удалась и попытка другой группы шпионов переправить в тыл русских войск большую партию динамита — для подрыва строящихся в Николаеве судов и диверсий на заводах Петрограда. Динамит доставили на реку Прут в коробках из-под какао. Агенты обвязали его вокруг своих тел и спрятали под широкой одеждой. Планировался подкуп пограничной стражи. Однако на «русском» берегу горе-агентов встретили не только стражники, но и контрразведчики. Они знали о готовящейся диверсии за несколько недель. А значит, русские агенты на австрийской территории работали эффективно.

Изображая жертву

Вражеским шпионам было непросто пересечь линию фронта. В начале войны германская секретная служба снабжала агентов возвратными удостоверениями (для предъявления немецким солдатам по возвращении с задания). Эти документы зашивались в подкладку одежды или прятались между пальцев ног в сапогах. Но такие бумаги часто обнаруживали, и лазутчиков массово задерживали на линии русских войск.

Тогда агентам стали давать денежные или кредитные билеты, помеченные условными знаками (например, несколькими латинскими буквами). Деньги прятались в башмаке или в подкладке одежды. Иногда знаками маркировалась и сама одежда. Но все эти ухищрения быстро стали известны контрразведке.

В попытке отвлечь подозрения от агентов их кураторы придумали такой маневр: лазутчики выскакивали из окопов и мчались в сторону русских войск, изображая побег. В этот момент немецкие солдаты якобы начинали по ним стрелять — как по «беглецам». «Другие агенты переходили фронт во время непосредственной атаки на позиции русских войск, что было настолько же эффективным, насколько и рискованным способом проникнуть в русский тыл», — пишет исследователь.

В духе бондианы

Не пытаясь оценить общие успехи германской секретной службы до и во время Первой мировой войны, приведем вполне красноречивые факты. В 1909 году разведывательный отдел немецкого Генштаба потратил на российских агентов 22 тысячи марок. Но разведке не удалось рекрутировать ни одного шпиона из числа офицеров. Не был добыт ни один план мобилизации. Неудивительно, что германская секретная служба низко оценивала производительность многих своих агентов.

Используя «двойных» и «тройных» агентов, неприятельские разведки до конца не были уверены в том, кому те служат на самом деле. Как сетовал сотрудник немецкой секретной службы, из 80 русских агентов, завербованных Германией в 1914 и 1915 годах, более 60 «были подсунуты <…> русской секретной службой».

По оценке Николаи, шпионы на русском театре военных действий способны были предоставить материал только для ограниченного локального тактического успеха.

Авантюристы, рекрутированные германской разведслужбой, исправно брали деньги, но часто лишь имитировали шпионаж. Кто-то «добывал» устаревшие или малозначимые сведения.

И все же действия германской и австрийской разведок нельзя было назвать полностью безуспешными. Так, неприятель перехватывал радиограммы, причём особенно в этом преуспели австрийцы, о чём с удовлетворением писал глава «Эвиденцбюро» Максимилиан Ронге. Стоявший у истоков русской контрразведки опытнейший Николай Батюшин, в октябре 1914 года возглавивший разведывательное отделение штаба Северо-Западного фронта, с сожалением подтверждал эффективность работы австрийских подслушивающих радиостанций.

Политические последствия шпиономании

Тот факт, что Россия в течение всей войны жила в атмосфере тотального недоверия, означает, что государственные службы и контрразведка всерьёз воспринимали угрозу от секретных служб неприятеля. Однако при этом с подозрением относились и к собственному населению. Но именно добросовестность и неравнодушие к своему делу позволили контрразведке и жандармерии успешно противостоять шпионажу в годы войны.

Вместе с тем, применение репрессивных мер усиливало социальный кризис в империи. Ставили ли чины немецкой и австро-венгерской разведок своей основной целью переход этого кризиса в политическую плоскость? «Вполне вероятно, что шпиономания в российском обществе позволила достичь этого результата, но уже как самостоятельное явление, а не как результат многоступенчатых разведывательных планов», — заключает Антон Лаптев.
IQ
 

Автор исследования:

Антон Лаптев, научный сотрудник Института региональных исторических исследований факультета гуманитарных наук НИУ ВШЭ

Автор текста: Соболевская Ольга Вадимовна, 22 февраля