Интервью на eSTARS: «Цифра даёт возможность настройки исторической оптики, проверки гипотез и получения выводов на больших данных»

Историческое образование и наука сегодня находятся в стадии перехода к более активному использованию математических методов в исследованиях. Этому способствуют развитие информационных технологий, масштабная оцифровка данных и понимание, что нужны новые методы, которые позволяют быстро получать результаты. Однако процесс перехода имеет свои сложности. Об этом шла речь на секции «Digital Humanities» конференции eSTARS состоявшейся в Высшей школе экономики в партнёрстве с глобальной платформой Coursera. IQ поговорил с одним из докладчиков, деканом cоциально-гуманитарного факультета НИУ ВШЭ в Перми Динарой Гагариной о том, какова специфика цифровизации исторической науки в России. 

Динара Гагарина,
декан социально-гуманитарного факультета
НИУ ВШЭ в Перми,
академический руководитель образовательной программы
«Цифровые методы в гуманитарных науках»

— Динара, у вас изначально математическое образование, но потом вы переквалифицировались по направлению «история». Как получилось, что вы объединили в своей работе два таких разных научных направления? И кто вы больше сейчас — математик или историк?

— Вообще я с детства планировала быть учителем математики и, соответственно, пошла учиться на механико-математический факультет. Училась в бакалавриате и в магистратуре по направлению «математика». В гуманитарной сфере работать не собиралась. Но, окончив университет, начала преподавать на кафедре информационных технологий математику и информатику на разных так называемых «неспециальных» факультетах. Среди многих моих студентов были историки, так всё и началось. В историю я зашла именно через студентов-историков, — их открытость и блеск в глазах, интерес к разным направлениям знаний. Потом я оказалась в лаборатории исторической информатики и участвовала в разных исследовательских проектах.

Если математике я училась 6 лет, то истории и Digital Humanities учусь уже 16 лет. Мы с коллегами прошли целую серию курсов повышения квалификации не только в России, но и за рубежом. И теперь сложно сказать — кто я больше — математик или историк. Видимо цифровой историк или цифровой гуманитарий. Моя личная история перехода не является уникальной, в цифровую историю приходят с обеих сторон, чаще — со стороны истории, реже — из математики и информационных технологий.

— Вы обучались за рубежом. Как думаете, насколько в России продвинута цифровизация исторической науки и образования по сравнению с западными странами?

— Я бы не сказала, что у нас есть отставание в математизации и цифровизации истории. В целом эти процессы шли относительно синхронно где-то с 1960-х годов и в Советском Союзе, и затем в России, и на Западе. В целом я склонна считать, что наука — это международная сфера, и она не имеет политических и географических границ, ну или по крайней мере не должна их иметь.

— На сессии Digital Humanities конференции eSTARS вы говорили о том, что есть сопротивление части исторического сообщества цифровизации — в силу разных причин, в том числе связанных с особенностями образования. А можно ли описать — составить что-то вроде типологического портрета специалиста-историка, который, наоборот, замотивирован и активно развивается в Digital Humanities?

— Это очень хороший вопрос. Я об этом думала. Тут хочется подойти с позиции моих любимых баз данных и вывести какой-то средний портрет, сделать просопографическое исследование. Наверное, если взять текущий срез времени, то это всё-таки скорее молодые люди. Но не только. Многие специалисты совершают переход в cферу цифровой гуманитарной науки будучи уже состоявшимися исследователями и преподавателями.

Я часто привожу пример летних университетов по Digital Humanities в Лейпциге, где собирается по 100 человек — представителей всех возрастов, областей знаний и самых разных организаций и университетов — от центров, связанных с сохранением культурного наследия, до коммерческого сектора. И это даёт огромный синергетический эффект. Вместе мы усиливаем друг друга.

Это также можно видеть на примере нашей магистратуры «Цифровые методы в гуманитарных науках». У нас есть студенты, которые только вчера окончили бакалавриат, а есть взрослые люди с кандидатской степенью, пришедшие получать магистерское образование в области Digital Humanities.

— Могли бы вы рассказать подробнее об этой магистерской программе? На ней могут учиться преимущественно историки?

— Нет, к нам приходят люди с совершенно разным образовательным и профессиональным бэкграундом. Специфика российских образовательных регламентов в том, что программа должна быть сделана на базе определённого направления. Мы делаем программу по Digital Humanities в пермской Вышке на базе истории. Но ориентируемся на более широкую гуманитарную рамку и помимо истории охватываем лингвистику, культурологию, филологию. Поэтому учиться на ней могут представители разных гуманитарных направлений — и не только. «Технари» приобретают знания и навыки гуманитариев, а сами гуманитарии в процессе учебы могут поменять фокус, например, с лингвистики на историю или наоборот.

— В каких областях истории сегодня больше всего нужны цифровые навыки?

— В самых разнообразных. Это и направления, связанные с исследовательской и аналитической деятельностью, получением новых знаний — академический, исследовательский трек. И также — условно прикладные направления, задача которых сохранение и презентация исторического и культурного наследия — например, разработка виртуальных музеев, электронных библиотек, архивов, создание медиапроектов и гуманитарных стартапов. Это прикладной трек, он также представлен в нашей магистратуре.

— А как обстоит дело в России с подобными магистерскими программами в целом? Это пока — если можно так сказать — эксклюзивное образовательное направление?

— В последние годы количество таких программ растёт, и это замечательно, но, конечно, их пока немного. Как правило, они открываются в университетах, которые являются научными центрами Digital Humanities. Если посмотреть на восток, то такие центры есть в Сибири — в Томском государственном университете, в Сибирском федеральном университете в Красноярске. Если на запад — то это наши партнеры по научным и образовательным проектам — Балтийский федеральный университет им. Иммануила Канта. Программа по анализу культурных данных действует в Университете ИТМО. Ну и, конечно, программа по Digital Humanities в НИУ ВШЭ в Москве и в Перми.

— Если смотреть не на специализированные магистратуры, а на обычное образование историков — насколько более цифровым оно стало в последние годы?

— Пока что в целом существует недостаток цифровых дисциплин для историков в российских вузах. За последние 10 лет ситуация, конечно, стала лучше. В учебных программах по всей стране появились дисциплины, связанные с математикой. Они могут по-разному называться, но суть в том, что они посвящены математическим методам в исторических исследованиях. И традиционно есть что-то по информатике или цифровой грамотности. То есть речь идёт обычно всего об одной-двух дисциплинах. Причины в нехватке кадров, непонимании важности и необходимости цифровых и математических методов, особенностях формирования учебных планов. Обычный бакалавриат по истории — это четыре года — и для цифровой истории в нём нет места. В НИУ ВШЭ сейчас бакалавриат по истории пятилетний, с этой точки зрения нам уже проще реализовать такие специфические задачи.

— В своем выступлении на eSTARS вы перечисляли примеры возможных цифровых дисциплин по истории в вузах. Звучат они, конечно, интересно. Но готовы ли студенты-историки и вообще студенты-гуманитарии к освоению более чем одной-двух цифровых дисциплин — посильная ли это нагрузка?

— Это зависит от содержания этих дисциплин. Если посмотреть, как раньше часто преподавалась высшая математика на гуманитарных факультетах — безадресно, одинаково на всех специальностях — то нет. Это даже не столько непосильно, сколько бесполезно. Студенты просто не увидят в этом смысла — если только ради формирования дополнительных нейронных связей в мозге.

Цифровые курсы для гуманитариев должны быть заточенными с точки зрения изучаемых методов и контента на потребности конкретно историка, филолога, лингвиста, культуролога или философа — в зависимости от того, какую специальность изучает студент.

— И тут мы упираемся в вопрос дефицита преподавательских кадров? Реально ли решить эту проблему в ближайшие годы? Где брать вузам специалистов?

— Во-первых, источником преподавательских кадров в ближайшие годы могут быть те магистерские программы, о которых мы с вами говорили. Во-вторых, преподаватели сами могут развиваться, проходя курсы повышения квалификации, участвуя в летних школах и т.д. Но в этом, конечно, должны быть заинтересованы и сами вузы, которые могут мотивировать своих сотрудников к развитию.

— Останется ли в будущем место для тех историков, которые не хотят осваивать цифровые методы исследований?

— Конечно! Развитие цифровых гуманитарных наук ни в коем случае не отрицает традиционные методы. Наука прекрасна своим разнообразием и у любых методов есть ограничения. Если мы говорим про историческое образование, то важно, чтобы студенты знали и умели использовать разный спектр методик. И могли их совмещать. Синергия, объединение разных методов дает наилучший результат.

— Как вы думаете, с учётом развития цифровых гуманитарных наук, может ли в будущем происходить деление студентов-историков на условно чистых гуманитариев и условно историков-математиков — уже, например, при поступлении в вуз и обучении?

— Мы не можем поделить мир на чистых физиков и лириков, а значит не поделим историков на чистых гуманитариев и историков-математиков. Мне кажется важным, чтобы у студентов была гибкость, чтобы они могли реализовывать свои интересы через курсы по выбору, проекты, курсовые работы и формировать свою индивидуальную траекторию обучения. Все студенты-историки с очень разнообразными интересам — кто-то интересуется историей Древнего Востока, а кто-то современной историей Германии. И нам нужно сделать такой учебный план, чтобы каждый из них получил необходимые знания.

— На секции Digital Humanities вы рассказывали про общедоступный курс по цифровой истории, который вы сделали с коллегами? Можно узнать о нём подробнее?

— Да, это курс по цифровой истории. Он доступен для всех и работает на платформе «Открытое образование». Курс снимала дирекция по онлайн-обучению НИУ ВШЭ. В нём 10 лекций по разным аспектам цифровой истории. Я являюсь автором курса, а в съемке некоторых тем участие принимали Даниил Скоринкин, Дмитрий Добровольский, Владимир Определенов из Высшей школы экономики и Шарлотта Тапман из Университета Эксетера (Великобритания).

— А это только для историков?

— Он сделан в большей степени на историческом контенте. Но на нём может учиться специалист любого гуманитарного направления, потому что многие вещи, которые рассматриваются на курсе, можно экстраполировать и на другие гуманитарные области. Он не требует входных знаний по истории. После каждой лекции даются задания для выполнения. А если есть желание двигаться дальше — мы предоставляем большой список литературы — можно углубляться в тему и развиваться в ней.

— Что интересного сегодня можно сделать в сфере исторической науки с помощью цифровых технологий и математики — можно ли привести примеры?

— Примеров можно привести очень много, в том числе хрестоматийных — таких как исследования Роберта Фогеля, за которые он получил Нобелевскую премию. А вообще наука состоит не только из громких открытий, но и из маленьких шагов, из ежедневной систематической работы многих исследователей.

Отвечая на ваш вопрос — что интересного можно сделать, скажу про два аспекта. Первое — цифровые технологии дают возможность большей верификации, перепроверки результатов — соответственно, большей научности полученного знания. Для истории вообще верификация является проблемой.

Второе — цифровые технологии дают возможность работать с большими объёмами данных — в одном исследовании можно оперировать тысячами или миллионами единиц информации. Это очень важная вещь. Цифровые технологии позволяют рассматривать сразу огромное количество текстов, изображений или ещё каких-либо источников информации, что невозможно было ранее. При этом речь не идёт про макроуровень, цифра даёт возможность настройки исторической оптики и перехода от микроистории со всеми деталями к макро-, к обобщениям и проверке гипотез и получению выводов на больших данных.

— Если говорить об архивах, как вы думаете, архивы в физическом виде сохранятся для исследователей в будущем, или они станут полностью цифровыми?

— Конечно, архивы сохранятся в физическом виде, но всё больше источников будут использоваться в электронном формате. Некоторые вещи историкам безусловно нужны в физическом виде для изучения каких-то материальных особенностей.

— Ситуация пандемии как-то влияет на процесс цифровизации исторической науки?

— С точки зрения развития цифровых и математических методов в исторических исследованиях — скорее нет. Но есть два важных момента.

Первый связан с тем, что общество, кажется, осознало значимость массовой оцифровки. Потому что в условиях закрытых архивов и закрытого вообще всего работать можно только с тем, что оцифровано и выложено.

Второй момент — цифровые технологии, и это важно не только для историков, но и для специалистов разных направлений, позволяют фиксировать то, что сейчас происходит. Они дают нам возможность эффективно и быстро собирать и анализировать данные не только о заболевших, но и то, как люди, организации, отрасли, страны живут и перестраивают деятельность. Это важный источник изучения текущего периода для историков будущего. И этот источник будет уже в сугубо цифровом виде.
IQ 

Автор текста: Селина Марина Владимировна, 11 декабря, 2020 г.