Церемонные отношения Екатерины Великой

В сентябре 1768 года мимолетный, но очень значимый жест во время приема у императрицы Екатерины II помог укреплению отношений России с Британией. Жена английского посла, леди Каткарт, поцеловала руку русской самодержицы, — по русскому, но никак не британскому обычаю. Поступок леди Джейн содействовал взаимопониманию между ее мужем, Чарльзом Каткартом, и главой русской Коллегии иностранных дел Никитой Паниным. Сэр Чарльз вошел в почетный круг собеседников Екатерины II. Санкт-Петербург и Лондон сблизились. Как скромный поцелуй повлиял на европейскую политику, рассказываем, основываясь на статье историка Елены Смилянской.

Сигнальный поцелуй

Сентябрьскому приему 1768 года, на котором жена британского посла леди Каткарт (Cathcart) поцеловала руку русской императрицы, предшествовала обильная переписка. Из Санкт-Петербурга в Лондон и обратно шли депеши с уточнениями и комментариями — и все по поводу поцелуя. Казалось, он затмил другие нюансы отношений двух стран, хотя их было немало. Чарльз Каткарт, только заступивший на свой дипломатический пост в России, пока входил в курс дела. Его собственная официальная аудиенция у Екатерины Алексеевны — с вручением верительной грамоты — уже состоялась. Теперь императрице должна была быть представлена госпожа «посольша». И вот это вполне рядовое событие дворцового церемониала оказалось крайне значимым.

Все дело — в поцелуе. Вернее, в том значении, которое ему придавалось. Сам Каткарт с готовностью поцеловал руку царственной даме. Но аналогичный жест со стороны его жены, Ambassadrice, вызывал у него некое замешательство.

В Европе поцелуй руки расценивался как знак подчинения и преклонения. Так в Средневековье вассалы приветствовали своего сюзерена. Но в отношении правителя другой страны такой жест мог выглядеть неуместным и нежелательным.

В России же вековое пожалование к руке имело другой смысл. С одной стороны, оно было способом воздать почести государю. С другой — означало особое его расположение к своим и иноземным подданным. Этот жест появился в русском церемониале еще во времена Московского царства и существовал и впоследствии.

Но если Петр I (кстати, неплохо знавший европейский церемониал) спокойно воспринял отказ датского и британского посланников целовать ему руку, то Екатерина II не пошла на компромисс. На нее, видимо, не действовал аргумент, сработавший в случае с царем Петром, когда дипломаты заявили, что «целовального» обычая при дворах Европы нет (и, соответственно, «симметричный» жест невозможен).

Екатерина Алексеевна придерживалась старой русской традиции. Никите Панину пришлось провести с Чарльзом Каткартом долгую беседу, после которой британский посланник решил отказаться от «предубеждений» по поводу поцелуя, а его жена выполнила требование русского церемониала.

Мудрое решение!

Еще когда в августе 1768 года Каткарт и Панин согласовывали ритуал целования руки, британский посол выразил надежду, что со временем он и его русский визави будут разбирать «вопросы гораздо большей важности, но с той же легкостью и доверчивостью». Так, по-видимому, и получилось.

Во всяком случае, отношения дипломатов двух стран были вполне доверительными. А после церемониальной «кампании» началась серьезная совместная работа, которая явно свидетельствовала о сближении Санкт-Петербурга и Лондона. Осенью 1768 года были сформулированы «Мнения Русского двора относительно союза с Великобританией». И хотя союз как таковой так и не был заключен, многолетние переговоры о нем определяли атмосферу российско-британских отношений в конце 1760-х и в 1770-е годы.

Профессор Школы исторических наук ВШЭ Елена Смилянская исследовала нюансы дипломатического церемониала при дворе Екатерины II с помощью архивных материалов Национальных архивов Великобритании, личных бумаг супругов Каткарт из Шотландской национальной библиотеки (сэр Чарльз — шотландец), а также частично опубликованных депеш британских представителей в России.

Вопрос монаршей чести

Для Екатерины II поцелуй руки, похоже, был принципиальным вопросом. В свое время на одном из дипломатических приемов она не получила «полагающихся» ей поцелуев. Возникла неприятная ситуация. Однако лучше обо всем по порядку.

Когда в 1744 году при Елизавете Петровне был составлен «Церемониал по приему европейских послов первого ранга», стало ясно, что Россия успешно освоила дипломатическую культуру Запада. Во всяком случае, посольские обычаи разных христианских держав были подробно изучены. Вполне понятно, что в этом регламенте не было указания на то, что посол при первой публичной аудиенции должен поцеловать руку русскому государю. Для посольш это также не предусматривалось. И это было вполне по-европейски.

Согласно описанию церемониалов для супруг послов при дворах Европы 1754 года (автор — Фридрих Карл фон Мозер), на Западе не было принято, чтобы Ambassadrice целовала руку правителям и правительницам. Если же целовали саму «посольшу» — например, в щеку или в лоб, то это можно было истолковать как знак расположения со стороны принимающего ее монарха.

Однако регламенты — регламентами, а на практике при российском дворе все было иначе. «Дщерь Петрова» Елизавета любезно протягивает руку — и посол, а затем посольша целуют ее.

Но с Екатериной Алексеевной это однажды не сработало. Правда, на тот момент она была еще великой княгиней. В 1760 и 1761 годах из-за того, что жены двух бурбонских посланников, французского Бретейя и испанского Альмадовара, отказались припасть к руке великой княгини (а руку императрицы Елизаветы поцеловали), возник дипломатический скандал. Для его разрешения Коллегия иностранных дел собрала сведения обо всех случаях, когда «посольши» целовали руку членам императорской фамилии.

Видимо, из-за этого конфликта впоследствии появилось повеление только что вступившего на престол Петра III «о нецеловании рук от чужестранных министров ее величеству… для избежания всяческих споров». Однако оно не было соблюдено. Для Екатерины Великой целовальный жест стал своего рода «пунктиком», делом чести.

Как отмечает исследовательница, уже через четыре дня после дворцового переворота 1762 года императрица жаловала к руке приехавших для поздравления дипломатов, включая британского консула. Через месяц посол Священной Римской империи граф Мерси заметил, что, раз при венском дворе послы не целуют руку императрице Марии Терезии, то имперскому послу в Санкт-Петербурге тоже не нужно лобызать руку русской самодержице. Однако ответ канцлера Воронцова, одобренный Екатериной II, был категоричным: «При здешнем дворе сие обыкновение от древних времен всегда непременно наблюдалось, и в том никогда отмены сделано не будет».

Не удивительно, что в 1768 году ни Панин, ни императрица, как бы они ни были заинтересованы в сотрудничестве с Британией, не пошли на уступки Ambassadrice по поводу церемониального поцелуя. Да и от остальных «посольш» ожидалось выполнение ритуала.

Россия привечает Британию

Взаимопонимания с Лондоном Екатерина II и правда хотела. В 1767–1768 годах две страны, уже несколько лет обсуждавшие возможности заключения союзного договора, решили усилить взаимное дипломатическое представительство.

В Лондон из Санкт-Петербурга поехал влиятельный граф Иван Чернышев — дипломат, впоследствии руководивший военно-морским делом в России. А из британской столицы в российскую отбыл пэр Британии, генерал-лейтенант британской армии лорд Чарльз Каткарт.

От лета 1768 года ожидалась теплая погода в российско-британских отношениях. Екатерина ждала, что Британия как мощный соперник Франции сдержит французское влияние на Швецию и Данию, обеспечив стабильность на Балтике. Предполагалось также, что в возможной войне с Османской империей Лондон будет доброжелателен к Санкт-Петербургу. Так что Екатерина II была особенно расположена к британцам.

Это проявилось еще до приезда Каткарта. Новому секретарю британского посольства Льюису де Визму (Lewis de Wisme), который прибыл несколько раньше, была оказана небывалая милость. Его представили императрице, приняли в Петергофе, где он играл с Екатериной в карты и удивлялся, что ему, посланнику третьего ранга, оказан такой почет.

Каткарты прибыли в Кронштадт 3/14 августа 1768 года на фрегате «Tweed». По церемониалу, первый визит посланник должен был нанести канцлеру, и 5/16 августа Каткарт впервые встретился с графом Паниным. Собеседники прониклись симпатией друг к другу. Лорд назвал прием у графа «самым сердечным» («as cordial as possible»), и дипломаты договорились о представлении посла императрице в ближайшее время.

Затем посол должен был встретиться с церемониймейстером двора, отправиться в императорской карете на общую аудиенцию и вручить самодержице верительную грамоту.

Однако сама Екатерина II нарушила эти условности. Вероятно, ей хотелось поскорее познакомиться с новым британским послом. И она даже высматривала фрегат Каткарта на яхте с небольшой эскадрой. По-видимому, государыня собиралась послать за гостем шлюпку и пригласить к себе на судно. Однако в это время «Tweed» сел на мель в финских шхерах и едва избежал крушения.

Желание императрицы быстрее познакомиться с британским послом проявилось и в том, что еще до официальной аудиенции Каткарт был приглашен на торжественную закладку Исаакиевского собора 8/19  августа 1768  года. Там и состоялась его первая беседа с Екатериной II.

Публичный прием британского посла состоялся 10/21  августа, и расположение ему продемонстрировали и императрица, и наследник. Церемония прошла, как обычно. Однако в случае с Ambassadrice все оказалось несколько сложнее.

Поцелуй компромисса

Откажись леди Джейн Каткарт целовать руку императрицы — и вся дипмиссия ее мужа могла пойти прахом. Чтобы прояснить, что в этом ритуале нет ничего унизительного ни для «посольши», ни для Британии, понадобились многочасовые усилия Каткарта и Панина, а также их секретарей, курьеров, возивших депеши между Петербургом и Лондоном, британского государственного секретаря лорда Уэймута и пр. Каткарт хотел оказать любезность русской государыне, заручившись официальным разрешением на это. В конце концов, его дальнейшее пребывание в России зависело от скромного женского поцелуя.

На следующий день после аудиенции у императрицы Каткарт и Панин долго беседовали. Лорду указали на церемониал 1744 года — с тем, чтобы он понял, что своим отказом соблюдать важные детали «заслужил бы осуждение» за то, что привез жену. Речь шла даже о том, что на будущее королю придется «предписывать своим послам оставлять жен в Англии <...> если им не понравится это условие» и пр. В таком контексте все ссылки лорда на родовитость его жены звучали довольно слабо.

Словом, Каткарта, по-видимому, убедили. На следующий день он сообщил в Лондон, что склонен следовать церемонии, и привел несколько аргументов. Во-первых, это древний обычай. Во-вторых, у него особая, связанная с православием семантика. В-третьих, у российского этикета — свои особенности.

Британский посол пояснял: «Целование руки составляет обычай, утвердившийся здесь с незапамятных времен, и вовсе не рассматривается в том смысле, который придается ему у нас, так как я видел, что императрица целовала руку всему духовенству, целовавшему ея руку в прошлую пятницу, и все придворные дамы сначала целуют друг другу руку и уже после того раскланиваются, и, следовательно, это принадлежность этикета».

Далее Каткарт упоминал прецеденты, когда шведская «посольша» поцеловала руку Екатерине II, а супруга испанского посла — нет, «из желания ее двора оскорбить императрицу». Наконец, он сообщал, что, хотя от послов требуется целовать руку монархини только единожды — при представлении, те охотно делают это всякий раз, когда Екатерина II выходит в приемные залы. В следующих донесениях в Лондон о писал, что императрица, как ему показалось, и не предлагала руку для поцелуя и даже как будто не ждала его. Словом, нашлось множество оправданий необычной церемониальной детали.

«Эти замечания посла должны были подготовить адресата его депеши, государственного секретаря лорда Уэймута к признанию незначительности этой статьи церемониала, которую, отметим, в разговоре с Никитой Паниным сам Каткарт назвал «важным и щекотливым вопросом»», — пишет Елена Смилянская.

Леди выше условностей

Показательно, что о самом пожаловании леди Джейн к руке императрицы посол сообщил очень кратко: «Her Imperial Majesty saluted her in the same instant that she kissed her hand...». В ответ Екатерина II поцеловала британскую гостью в щеку. Затем леди Джейн была представлена наследнику (будущему Павлу I). Вот, собственно, и все. Эпизод действительно выглядел, как скромный, почти рядовой нюанс церемониала.

Да и госпожа Каткарт, казалось, обратила на это событие мало внимания в своем дневнике. Ее аудиенция у царицы прошла только через месяц после принятия условий российского церемониала (в сентябре 1768 года). Однако вовсе не из-за ее упорного нежелания следовать русскому обычаю. Просто леди Джейн с трудом привыкала к петербургскому климату и болела. Судя по дневнику, она больше беспокоилась из-за своего недомогания и увядающей красоты, чем из-за дворцовых тонкостей.

То, что госпожа Каткарт сочла возможным встать над условностями и соблюсти странный ритуал, смущавший европейцев, пошло на пользу и ей. Она успешно влилась в петербургскую жизнь: бывала на балах, ассамблеях, праздниках, званых обедах, охотно знакомилась с людьми и записывала свои впечатления в дневнике.

В ее заметках «Memoranda of Russia», кстати, сквозит некоторое удивление по поводу русского обычая целоваться со знакомыми. Леди Джейн, сообщив о доброжелательности русских женщин друг к другу, добавляла, что они постоянно целуют друг друга — в руку и в щеку, причем по разным поводам, даже в беседе. Вот ее впечатления: «The ladies kiss one another at all meetings, first one another’s hand and then their faces <...>».

Но и мужчины щедры на поцелуи. При встрече они целуют друг друга в обе щеки, писала госпожа «посольша».

Неуместное благоговение

Итак, в России пожалование к руке самодержца означало его особую милость, и пренебрежение ею могло расцениваться как оскорбление. Тем не менее, британские посланники — Чарльз Уитворт в 1710 году (в петровскую эпоху) и Чарльз Каткарт в 1768-м — дали понять, что такой жест почтительности не слишком уместен.

По-видимому, смущало их не только возможное истолкование такого ритуала как сигнала подчинения. Тут был еще и религиозный момент. Аналогом церемониального «пожалования к  руке» шотландским и английским протестантам могло казаться целование руки священнослужителя в  католической традиции.

В церковном ритуале православных и католиков поцелуй руки священника имеет довольно очевидное символическое объяснение — почитание Всевышнего. Церковный иерарх рукой благословляет и именем Божьим дарует благодать. Целуя его руку, человек мысленно целует руку Спасителя.

Но британские дипломаты, принадлежавшие к англиканской или другим протестантским церквям (в которых целование руки духовного пастыря не принято), в XVIII веке могли разделять антикатолические настроения, которые только усилились после восстания шотландских якобитов. И Каткарт с явным удивлением наблюдал, как именно проходил молебен при закладке Исаакия. В депеше в Лондон он упомянул: «...Все духовенство по чинам подходило к Императрице и целовало ей руку, а она, в свою очередь, в то же время целовала их руки».

Но могла быть и другая причина отторжения такого церемониального жеста. Известно, что в культуре Британии совсем иное отношение к тактильным контактам, к границам «телесного суверенитета», чем в России.

Для сравнения приведем суждение шотландца на русской службе, контр-адмирала Джона Элфинстона: «Обычай русских долго целоваться и обниматься, встречаясь после расставания, а также по самым пустым поводам, для англичанина выглядит отвратительным».

Однако, не раз поражаясь этим поцелуям, англичане XVIII века позабыли, что за два столетия до этого в Британии тоже было принято целоваться по разным поводам. Так, Кристофер Нюроп приводит рассуждения Эразма Роттердамского о том, что в начале XVI века в Англии «куда ни придешь, везде тебя целуют». Причем лобызания происходят «и при встрече, и при прощании».

Но с распространением пуританства манеры британцев все же изменились. И в XVIII веке, как отмечают исследователи, даже целование руки стало казаться в Британии подозрительно «иностранным», нарушающим уважение к чужому личному пространству.

За прекрасных дам

Казус 1768 года оказался очень показательным. Он продемонстрировал особую щепетильность Екатерины II в вопросе оказания почестей лично ей — и российской короне. Дотошное обсуждение церемониала говорило о том, что любая его деталь может стать условием для реализации большой политической миссии.

Примечательно, что британский посол даже посодействовал закреплению ритуала поцелуя в руку. Каткарт попросил Панина закрепить официально, чтобы впредь ни одна Ambassadrice не была бы представлена императрице без целования руки. Лорд Чарльз похлопотал и о том, чтобы его жена занимала в придворной иерархии наивысшее место, уступая первенство только обергофмейстерине. И российский двор удовлетворил эту просьбу.
IQ
 

Автор исследования:

Елена Смилянская, профессор Школы исторических наук НИУ ВШЭ

Автор текста: Соболевская Ольга Вадимовна, 17 февраля, 2021 г.