От масок до афрофутуризма

В Издательском доме ВШЭ вышло второе издание экспертно-аналитического сборника «Африка 2023. Возможности и риски». IQ.HSE публикует из него фрагмент, посвящённый искусству стран Африки, его истории и современным инициативам по его поддержке и развитию. 

От наскальной живописи 25-тысячелетней давности до терракотовых статуэток Культуры Нок (современная Нигерия) V века до н.э., от пирамиды Хеопса и бенинских бронзовых леопардов до культа вуду африканское искусство сохраняет ореол экзотики и непонятости. О современных его инкарнациях нам известно также мало.

Сегодня жизненно необходимо изучать и демистифицировать современную африканскую культуру без домыслов и спекуляций, признать её вклад в мировое наследие. Приписывать Африке лишь бездумное потребление продуктов чужой цивилизации — колоссальное заблуждение. Дорога на выход из туннельного знания всегда ведёт к свету: свету многосторонности, полифоничности и разнообразия, которые противостоят монолитности зла. Искусства и культуры Африки дают оптику, позволяющую рассмотреть то, чем живут сегодня африканцы, о чём мечтают, кем себя видят и к чему стремятся.

Африканский след в искусстве Европы

Первыми африканскую культуру в мировой контекст вписали модернисты. Благодаря выставке в Этнографическом музее Трокадеро (предтече Музея человека) весной 1907 году с африканским искусством познакомился Пабло Пикассо. Древние деревянные идолы и архаичные маски с непонятной для европейца символикой заставили его пересмотреть свою эстетическую концепцию. 

«Это своеобразная магия, которая стоит между нами и враждебной вселенной, способ взять контроль в свои руки, придать форму нашим желаниям и страхам», — напишет позже мастер. «В тот день, помню, я нашёл свой путь». Деконструкция красивости в пользу подлинной красоты неуправляемых, хтонических сил природы легла в основу его картины «Авиньонские девицы» и многочисленных художественных «постскриптумов» к ней, и «вирус» африканского искусства, по собственному выражению Пикассо, остался с ним до конца его дней.

Вслед за ним африканские тотемы увлекли и Константина Бранкузи. Их интерпретация стала лейтмотивом самой первой выставки Бранкузи в Нью-Йорке, состоявшейся в марте 1914 года. На протяжении всего «африканского периода» в жизни скульптора появляются как дословные отсылки к Африке — в работе «Белая негритянка II», например, — так и родившиеся из амальгамы стилей «Мадемуазель Погани», «Маленькая французская девочка», «Спящая муза» и др. В Америке парадоксальную асимметричность африканских форм в трёхмерном измерении переняли и его коллеги по цеху Уильям Зорак и Хаим Гросс.

Из мемуаров друзей Бранкузи известно, что сам скульптор не приобретал африканских артефактов и даже уничтожил несколько своих работ, например, «Первый шаг» — как считают искусствоведы, созданный по мотивам статуэтки бамбара из парижского Музея человека. Его друг и коллега, Джейкоб Эпстайн, утверждал, что всё африканское будило в Бранкузи необъяснимый страх. В то время Африка действительно смущала и тревожила сердца и умы своей первобытной витальностью. Немудрено: вся информация о континенте попадала в Европу и Америку с газетных страниц, препарировавших африканское бытие на свой манер — зачастую максимально далеко от истины. Но этот же искусственно наведённый, главным образом по незнанию, морок только разжигал интерес.

В ряду других знаменитых «зачарованных» — Амедео Модильяни и Анри Матисс. Вытянутые линии и тяжёлые силуэты, вдохновлённые предметами культа и быта бауле из Кот-д’Ивуара, сделали всем нам известные полотна Модильяни такими чувственными и почти неприлично осязаемыми, какими мы знаем их по сей день.

Если почти архетипические марокканские одалиски Матисса и его сочные танжерские пейзажи с импульсивной палитрой уже закодированы где-то в нашем коллективном бессознательном, то про его увлечение тканями куба в России знают меньше. Это традиционный текстиль народа куба из ДР Конго, сотканный вручную из листьев рафии. На фоне других тканей они выделяются сложными коричневыми и чёрными зигзагами, символизирующими лезвия мечей, которые использовали воины куба. Об этих тканях, украшавших его мастерскую последнее десятилетие его жизни, Матисс как-то сказал: «Я никогда не устаю смотреть на них и жду, когда какое-то откровение придёт ко мне из тайны их инстинктивной геометрии».

Рассказ об африканском следе в культуре и искусстве XX в. был бы неполным без имени Ле Корбюзье. У африканского зодчества великий мастер позаимствовал принципиально иной подход к пространству, подразумевающий не геометрию во имя удобства, а нелинейное отображение человеческой природы и внутреннего мира. Отсюда — удлинённые вертикальные линии, раскрашенные панели, крупные барельефы. Его увлечение Северной Африкой было настолько всепоглощающим, что он даже мечтал воплотить идеальный урбанистический проект под названием «Лучезарный город» в одной из его вариаций на территории столицы Алжира, центром которого должна была стать касба — цитадель в её исторической части.

Фантазии Ле Корбюзье опередили время: сегодня создание тщательно спроектированных, экологически устойчивых городов — часть повестки ООН (ЦУР-11). Увы, этому плану так и не суждено было воплотиться в жизнь. Зато, как это часто бывает, из его остова родился другой невероятный город современности: именно его эскизами вдохновлялись Оскар Нимейер и Лусио Коста при планировании Бразилиа. Так был перекинут еще один важный культурный мост — между Африкой и Латинской Америкой.

Как гриоты поймали волну

Гриоты — каста странствующих сказочников и музыкантов, история которых уходит корнями в начало II тысячелетия. Их основными инструментами были кора, африканский вариант лютни, и маленькие барабаны у запястий наподобие кастаньет. За гриотами была закреплена роль глашатаев и создателей информационных перекрёстков — что для отдалённых деревушек, что для властителей королевств. И пусть в XXI веке кастовый ценз для попадания на сцену несколько ослаб, западноафриканские трубадуры по-прежнему исправно поставляют из своих рядов мощных исполнителей. 

Некоторым из них удалось прорваться на большой музыкальный рынок: среди них — грэмминосная Фатумата Диавара (Мали), Сона Джобарте (Гамбия), Якуба Мумуни (Нигер), и конечно же, Юссу Н’Дур (Сенегал), прославившийся на весь мир композицией Seven Seconds и побывавший в 2012–2013 годах министром культуры своей страны. Даже в студийных альбомах все они верны речитативной технике, натуральному минору и пентатонике в качестве основных музыкальных ладов, своим родным языкам и зачастую — коре. Гриоты — порождение культуры тотальной взаимной слышимости, по выражению Паолы Волковой, в которой высоко ценилась способность объединять словом. В этом смысле музыка — та соединительная ткань, нарушение которой прерывает самоё течение жизни социума.

Чаще, чем кажется на первый взгляд, на языке музыки говорит с нами африканское гражданское и политическое сознание. Как тут не вспомнить легендарную Мириам Макебу (1932–2008), которую Нельсон Мандела называл первой леди южноафриканского музыкального мира, вдохновительницей и матерью молодой нации, имея в виду её борьбу с апартеидом в ЮАР. Лишившись южноафриканского гражданства после скандального выступления в ООН против режима апартеида в 1963 году, она получила большое признание со стороны международного сообщества: ей присуждена медаль мира им. Дага Хаммаршельда и медаль мира им. Отто Гана. 

Сегодня нам сложно представить себе, сколько мужества требовалось для того, чтобы спеть «легковесную», как Макеба сама её окрестила, песенку Pata Pata на языке коса, которая сегодня стала настолько универсально узнаваемой, что почти никем не идентифицируется как чисто африканская. Из её сегодняшних последовательниц — бенинка Анжелик Киджо. Как и Макеба, Киджо поёт на нескольких африканских языках наряду с английским, рассказывая «городу и миру» о бедах Африки: борьбе с расовой сегрегацией, вооружённых конфликтах, угнетении женщин в браке — причём делает это в дуэте с такими мировыми знаменитостями, как Карлос Сантана, Алиша Киз, Джош Гробан и др.

Элиты меняются, проблемы остаются зачастую всё теми же. В Африке более 70% населения — моложе 30 лет. Для многих из них из-за бедности, безработицы и нестабильности реализация в профессии и семье — недостижимая цель. В плейлистах за социально-политический протест отвечают Sauti Sol (Кения), Авади Дидье (Сенегал), Burna Boy (Нигерия), Valsero (Камерун) и многие другие.

Тот момент истины, когда национальная принадлежность уже не так важна, как единый порыв молодых людей, несправедливо вытесненных на обочину жизни алчным истеблишментом. Африканская музыка — главное орудие, берущее города без единого выстрела. Культурный антрополог Карин Барбер метко называет её «самым многообразным, легко адаптирующимся, универсальным искусством — и единственным, оказавшим столь заметное влияние на широкую аудиторию за пределами континента». 

В XXI веке мировое сообщество доросло до того, чтобы наконец-то отметить её ценность: конголезская румба объявлена нематериальным наследием ЮНЕСКО, а 30 апреля празднуется Международный день джаза. Распространение же цифровых технологий позволило приобщиться к творчеству африканских исполнителей широкой мировой аудитории. Теперь в одной только Европе ежегодно проходит до двух десятков фестивалей африканской музыки, включая Afropop Fest (Лондон) и African Beats (Варшава).

Афрофутуризм и его альтернативная история

Афрофутуризм — метаконцепция XXI века, основанная на видении будущего через призму научной фантастики и задающая координаты для экспериментальных поисков идентичности африканским по происхождению индивидуумом и социумом. Зародился он в среде чернокожих американцев, ностальгирующим по своим корням, но использовал темы и символику африканских и диаспорных культур по всему миру.

Один из лейтмотивов афрофутуризма — мечта о космосе как о некоем безграничном пространстве, где все равны и где нет места дискриминации, где можно похоронить травматичное прошлое многовекового рабства. В этом смысле межгалактическое пространство представляет собой идеальное elsewhere — альтернативную хронотопическую реальность, куда можно сбежать от тягот обычной жизни.

В 1964 году учитель естественных наук из Замбии по имени Эдвард Макука Нколосо решил построить свою собственную ракету из алюминия и отправить на Луну первый африканский экипаж: 19-летнюю студентку и двух кошек. На эту затею он попросил 7 млн долларов у ЮНЕСКО, но та не пошла ему навстречу. Эта несбывшаяся затея стала культовой в узких кругах и вдохновила, в частности, ганского режиссера Нуотаму Франсез Бодомо на съемки фильма «Афронавты» в 2014 году и испанскую фотохудожницу Кристину де Миддель на создание одноименной книги и выставки.

В афрофутуризме в качестве альтернативы линейному, диалектическому и западноцентричному знанию широко используются элементы мистицизма и африканской мифологии, космологии, которые вписываются в африканскую эпистемическую концепцию. Современный африканский человек, вопреки распространённым представлениям, далёк от технофобии и способен интегрировать автохтонную архаику и ультрамодерновые технологии и теории. 

Эти мысли считываются не только в творческих экспериментах таких художников, как фотограф Осборн Мачария (Кения), архитектор Дьебедо Франсис Кере (Буркина-Фасо), режиссёр и дизайнер Селли Раби Кейн (Сенегал), дизайнер интерьера Кристиан Бенимана (Руанда) и др., но и в работах африканских исследователей. Например, Киатезуа Луйялука (ДР Конго) утверждает, что традиционное африканское знание позволяет построить «холистическую теорию всего», которая прекрасно стыкуется с ньютоновской физикой. А авторы концепции чёрного квантового футуризма (#BQF) Рашида Филлипс и Камаэ Айева (США) говорят о нём как о подходе к восприятию реальности и созданию произведений искусства посредством манипулирования пространством-временем, которое помогает заглянуть в возможное будущее. BQF черпает свои принципы из квантовой физики, футуристических концепций и чёрных/африканских культурных представлений о сознании и бытии.

Креативные индустрии Африки в зеркале современной экономики

Что изменилось в отношении африканской культуры и искусства со времён Пикассо и Бранкузи? Сегодня это уже не вещь в себе, словно бы пассивно ожидающая, когда её наконец откроют любознательные умы. Это способ осмысления действительности, меняющийся вместе с самой жизнью. Это и питательная среда для целых индустрий, специализирующихся на производстве, трансляции и распространении культурного продукта. В последнее десятилетие на Африканском континенте происходит стабильный рост спроса на него. Оптимизм и здоровая амбициозность жителей самого молодого континента вместе с их активной жизненной позицией порождают как талантливых творцов, так и благодарных зрителей и слушателей.

В креативных индустриях континента задействовано 500 тыс. человек, объём выручки составляет 4,2 млрд долл. ежегодно, сектор имеет устойчивую тенденцию к росту. В одной только ЮАР музыкальный контент приносит своим создателям до 1,8 млрд долл. в год, на солидные цифры к концу 2023 года обещают выйти Нигерия и Кения: 215 млн и 146 млн соответственно.

Большую роль в формировании спроса на африканское искусство играет цифровизация: благодаря ей показатели прибыли и общих сумм подписок на стриминг-сервисы аудиовизуального контента, по данным Digital TV Research, вырастут в 3–5 раз к 2026–2027 годам. Менее заметные темпы, но тем не менее внушительные, в русле общей тенденции демонстрируют продажи африканского искусства на онлайн-аукционах, которые стабильно увеличиваются примерно на 6,2% в год.

Топ-10 фестивалей африканской культуры и искусства

Источник: подготовлено Центром изучения Африки НИУ ВШЭ

Дальнейшее развитие сектора видится как создание цеховых объединений небольших, но накопивших определённый профессиональный опыт компаний и организованных творческих коллективов, которые уже приходят на смену локальной кустарности. Последняя тенденция особенно очевидна на примере африканской киноиндустрии: такие студии, как «Нолливуд» (Нигерия), «Ривервуд» (Кения), уже снискали всемирную славу, не отстаёт от них и национальный кинематограф Буркина-Фасо, Марокко, Египта, Камеруна, Сенегала, Чада, Кот-д’Ивуара.

Подобные объединения в перспективе помогут африканским креативным индустриям получать необходимые им для развития инвестиции и ресурсы. Пока же они во многом вынуждены опираться на мобильные краудфандинговые платформы: у крупнейшей из них, M-Changa, около 1,3 млн участников, внесших денежное пожертвование, и 68 тыс. проектов; примерно на одном уровне с ней ThundaFund, Uprise Africa, BackaBuddy и др. 

Второй способ заработать — сервисы с платной абонентской подпиской для фанатов, среди которых лидирует Patreon. Вопрос формирования стабильных каналов заработка далеко не праздный для креативного предпринимателя в Африке: согласно экспертным оценкам, один только «Нолливуд» ежегодно теряет 2 млрд долларов на пиратских копиях. Создание качественных международных каналов дистрибуции контента помогает не просто восстановить справедливость в вопросе права интеллектуальной собственности, но и укрепить — как морально, так и финансово — мотивацию авторов.

Наконец, третий способ — это гранты и другие виды индивидуальной спонсорской поддержки, однако он же и наиболее ненадёжен в силу нерегулярности поступлений. Пространство, в котором представители культурных и креативных индустрий Африки и африканских диаспор могут обмениваться идеями и встречаться с потенциальными спонсорами, в последние годы формируется через специализированные конференции и форумы, такие как Africa Creative Industries Summit, ставший ежегодным Creative Africa Nexus Summit, мероприятия под эгидой корпораций, заинтересованных в развитии сектора.

Осознание необходимости финансовой поддержки для творческих африканцев постепенно приходит и на панафриканском уровне: так, по итогам CANEX WKND, состоявшегося 25–27 ноября 2022 года в Абиджане, Афрэксимбанк анонсировал выделение 1 млрд долларов до 2025 года на поддержку креативных индустрий на континенте, с крупными финансовыми инициативами выступили частные Impact Fund for African Creatives (Гана) и HEVA Fund (Кения). В подобных шагах читается практическая реализация общемировой тенденции к признанию ценности культуры, которая была обозначена в исторической декларации, принятой на конференции ЮНЕСКО «МОНДИАКУЛЬТ-2022».

В XXI веке творческий контент, который в режиме реального времени генерируют режиссёры, стилисты, художники, музыканты и фотографы Африки, даёт нам принципиально иную, нежели мы привыкли, картину её жизни. Сегодня она характеризуется поисками своего голоса в мировой экономике и политике, в искусстве и науке. Не являясь более изолированным континентом, на который остальной мир смотрел через примитивные схемы, Африка всё больше обретает субъектность и готова по-новому заявить о себе. 

Но одно остаётся неизменным: как и много лет назад, африканское искусство требует от нас отрешиться от рутины, механического, функционального понимания себя и окружающей действительности, демонтировать устаревшие представления и стереотипы и сдвинуть, наконец, свою собственную точку сборки. Африканское искусство заставляет нас по-другому видеть, слышать, мыслить и чувствовать. В этом и состоит его грандиозная трансформирующая сила.
IQ

19 января