Рунет, тонет, удмнет

В Издательском доме ВШЭ вышла коллективная монография «Интернет и города России». IQ.HSE публикует из неё статью координатора клуба любителей интернета и общества Леонида Юлдашева, посвящённую истории интернета в России, отдельных городах (Томск, Воронеж, Казань, Арзамас и др.), а также исследованиям, которые проводятся в этой сфере — от социологических до урбанистических.

У нас, у горностаев, большая история, не то что у некоторых.

Кое у кого, честно говоря, история такая короткая,

как будто их и вовсе на свете не было.

Дж. Даррелл. «Говорящий свёрток»

Что такое «исследования истории интернета»?

Казалось бы, все знают, как появился интернет — в конце 1960-х годов его придумали американские учёные вместе с американскими же военными. Дальше он потихоньку развивался, а настоящий скачок популярности произошел после появления WWW, то есть веб-сайтов. Заметим, к слову, что аббревиатура WWW расшифровывается как World Wide Web, «всемирная паутина». Интернет по своему существу — глобальная и международная сеть. У интернета есть отцы-основатели, все из США. Правильно?

Исследователи истории интернета отвечают — нет. Всё было не так. В разных странах существовали свои проекты компьютерных сетей. Прототипы интернета, как сказали бы сейчас, хотя в те годы, в 1960-е и даже в 1980-е, так не говорили и не думали, потому что слово «интернет» мало кто слышал. 

Некоторые из этих проектов так и остались теоретическими разработками, другие же были построены, запущены в работу и соединяли десятки тысяч пользователей. Более того, они были созданы на разных идейных основаниях. Далеко не все сети разделяли идеи глобальности и доступа для всего человечества. Однако в какой-то момент — по-видимому, в середине 1990-х — интернет «победил» и стал Сетью в единственном числе. 

Другие проекты были либо закрыты, либо стали частью интернета, как произошло с сетью Fido. Это значит, что мы фактически потеряли огромный объём разработок — технических, пользовательских, административных и идейных, ведь о них знают только немногие специалисты. Строго говоря, мы не очень хорошо представляем себе, какова на самом деле была история интернета в смысле interconnected networks — взаимно соединенных компьютерных сетей. Всё внимание уделяется интернету, а не самим сетям, из которых он состоит. Парадокс: интернет заслоняет собой историю интернета.

Эти несколько тезисов являются ключевыми для области исследований истории интернета. Авторов работ в этой области интересуют вопросы истории технологий и того, как именно складывается судьба той или иной технологической разработки в области компьютерных сетей. 

Первой темой традиционно занимается история техники, второй — исследования науки и технологий (Science and Technology Studies). Эти направления считаются противоположными друг другу. Более того, STS с момента своего появления заняло критическую позицию к истории техники. Тем не менее в работах по истории интернета они совмещаются. У истории техники история интернета заимствует внимание к технологическим решениям: какие существовали модели роутеров, какие типы кабелей использовали провайдеры для строительства своих сетей и т. д. Вместе с этим история интернета получает и позитивистский способ мышления о прошлом. Архивные материалы и интервью в работах историков интернета являются неким окном в прошлое, позволяющим увидеть, как именно создавались компьютерные сети.

Так, за последние годы написаны всего две работы исследователей истории интернета, авторы которых прямо сомневались в этой возможности, причём вторая пока не опубликована. У STS история интернета заимствует интеллектуальные ходы, предполагающие интерес к «технологическому ядру», поскольку они лучше сочетаются с интуициями из истории техники, и игнорирует ходы, делающие больший акцент на социальную составляющую технологий. 

Пожалуй, главный из таких заимствованных ходов — это идея социального конструирования технологических объектов, причём не в строгом смысле, изложенном в известной работе одного из классиков этого направления Виби Байкера, а в довольно общем: технология появляется и распространяется в обществе, и только изучение социальных отношений позволяет понять, почему та или иная компьютерная сеть была успешной или закрылась вскоре после появления.

К этим двум наборам ходов добавляются различные подходы, которые авторы работ по истории интернета задействуют для создания своих описательных или объяснительных моделей. Например, это дискурс-анализ воображаемых (imaginaries), культурологический анализ содержания домашних страниц и даже классическая филологическая работа с рукописями — датский историк веба Нильс Брюггер предлагает изучать веб-сайты буквально так. 

Некоторые работы по истории идей тоже считаются частью исследований по истории интернета. Это тексты о проектах информационного общества, о кибернетике и о других идейных комплексах, окружавших интернет в разные годы. Каждый из этих подходов реализован буквально в нескольких текстах и потому имеет меньше влияния, чем существенно более распространенные история техники и STS.

Манифестом работ об истории сетей в разных странах можно считать предисловие к сборнику The Routledge Companion to Global Internet Histories. Приведу цитату:

<…> интернет следует изучать вместе с разнообразными культурами его использования, которые в значительной степени зависят от языка, культуры и географического положения. Наша гипотеза такова — после получения столь подробной и разнообразной картины интернета можно будет составить более глубокое представление о глобальном или международном характере технологии с помощью так называемых «глокальных» (или глобальных/локальных) воображаемых (здесь и далее перевод мой. — Л. Ю.).

Исследователь истории интернета Джанет Аббате отмечает, что на английском говорят теперь «Internet histories», а не «histories of the Internet». Переход от существительного к прилагательному, по мнению Аббате, — один из способов зафиксировать переход от понимания интернета как единого технического феномена к его бесчисленным культурным проявлениям, связанным тем не менее с технологическими компонентами компьютерных сетей.

Что такое «интернет» в исследованиях истории интернета?

Ключевой вопрос для любой области исследований, тесно связанной со своим объектом и взявшей его название как часть своего, — что собой представляет этот объект. Работы по истории интернета дают следующие ответы:

а) провайдеры и их сети, а также сети, организованные активистами или любителями;

б) спутниковый интернет, подводные кабели и межгосударственная инфраструктура;

в) вся совокупность веб-сайтов и/или мобильных приложений;

г) любая компьютерная сеть;

д) «повседневный опыт жизни и работы с компьютерами и проводами» (в том числе, например, компьютерные клубы как место выхода в интернет);

е) неосуществленные проекты компьютерных сетей.

К этому списку примыкают исследования регулирования интернета.

История интернета — от глобального интернета ко многим сетям

Исследования по истории интернета можно разделить на три блока — исследования истории инфраструктур, истории веба и регулирования. Эта статья посвящена интеллектуальной истории интернета как инфраструктуры. 

Первая академическая книга, посвященная истории интернета как инфраструктуры, — работа «Inventing the Internet» американской исследовательницы Джанет Аббате. Описание Аббате стало мейнстримным, вы найдёте его в Википедии на любом языке в разделе «История» статьи «Интернет»: сперва были финансируемые американским государством разработки в области компьютерных сетей (1960‑е); затем появилась сеть университетов и организаций ARPANet (1969); потом Национальный научный фонд США запустил собственную сеть NSFNet (1984), через шесть лет она победила ARPANet; в 1991 году стал доступен WWW, в 1993‑м появился первый браузер, и дальше интернет распространялся по планете в известном сегодня виде.

В этом описании есть два тезиса, спор с которыми предопределил направления интереса тех, кто занимается историей интернета. Во-первых, у Аббате получается, что интернет придумали в Америке. Сперва «интернетом» называли ARPANet, ту самую сеть учёных и военных. Потом, когда американская государственная сеть NSFNet начала расти и по числу пользователей, и по объёмам передаваемого трафика, наименование «интернет» перешло к ней. И затем так назвали глобальную сеть — как наследницу этих двух сетей. 

Во-вторых, в версии Аббате история интернета — история технологий и политики, с ними связанной, а не контента, способов организации данных или пользовательского опыта. То есть многое попросту осталось за кадром, будто этого вовсе не было.

До сегодняшнего дня эти два напряжения являются главными в исследованиях по истории интернета: как были устроены компьютерные сети за пределами США и за пределами ARPANet внутри США. Для разработки этих тем исследователи используют три наиболее распространенных хода: два заимствованы у STS, а третий сформулирован в духе истории техники.

Первый подход восходит к работам Томаса Хьюза и его коллег в области истории социотехнических систем. Исследования систем позволяют увидеть единство социального и технического: проводов, организаций, научных компонентов (книги, статьи, программы обучения в университетах) и законов. По Хьюзу, технологические системы состоят из компонентов и социально сконструированных, и формирующих социальное. Компоненты эти не только находятся в отношениях взаимного влияния, но, более того, являются условиями возможности друг друга. Это эксплицировал последователь Хьюза немецкий социолог Петер Вейнгарт:

Предполагается, что есть два класса феноменов: с одной стороны, технологические системы в смысле систем артефактов, которые <…> требуют определённой формы организации; с другой — социальные системы в смысле организаций, которые создают определённые технологии и постоянно адаптируют их под собственные оперативные стратегии.

К области исследования инфраструктуры интернета можно отнести работы по истории отдельных сетей в США, Италии, в городах Лейдене, Амстердаме и др. Есть и более масштабные исследования — например, книга Николь Старосельски о подводных кабелях, обеспечивающих глобальную связность инфраструктуры интернета, или книга Стивена Грэма и Симона Марвина о роли сетевых инфраструктур в жизни города.

Исследователи истории интернета обращаются к истории сетей в разных странах. Так, Эден Медина описывает историю сетевого компьютерного проекта Cybersyn в Чили. Проект придумали в 1971 году, когда ARPANet только появился. Cybersyn не пережил политический переворот в стране, но это не уменьшает его значимость: идеи, наработки и практики использования перешли в другие технические и сетевые проекты в Чили.

Кевин Дрисколл и Джулиан Мэйланд рассказывают историю французской сети Minitel, запущенной в 1983 году без связи с ARPANet-инфраструктурой. В те годы телефонная сеть Франции была одной из худших в Европе. Кроме того, всё оборудование и базы данных привозили из Америки.

Чтобы решить эти проблемы, руководство страны инициировало разработку и строительство собственной сети. Пользователи подключались к Minitel через терминалы, которые стояли у них дома и в офисах, и могли получить доступ к государственным и коммерческим услугам, таким как новости, муниципальные сервисы, заказ еды и товаров (Minitel принимал платежи и оставлял себе небольшую комиссию), банковские операции, чаты и даже голосовой помощник вроде современной Siri. В начале 1990‑х годов к Minitel были подключены 6,5 млн домохозяйств. И это только во Франции (Minitel работал и в других странах).

Несмотря на то, что не все из перечисленных исследований работают напрямую с подходом Хьюза, они разделяют несколько базовых допущений: сеть состоит из социального и технического; исследование начинается с внимания к «технологическому ядру», то есть к проводам, роутерам, столбам и кабельной канализации; история сети интересна как объединение элементов, а не как история одного элемента в отдельности.

С этими работами соседствуют исследования, построенные на другом понимании инфраструктур, также заимствованном у STS. Это релятивистская концептуализация, предложенная социологами Сьюзан Ли Стар и Джеффри Боукером. Боукер и Стивен Слота понимают инфраструктуру как «наблюдаемые инфраструктурные отношения», считая, что нет объекта, являющегося инфраструктурой по существу, — в отличие от подхода Хьюза, который выделял признаки инфраструктурных объектов. 

Классический пример здесь — пандус на лестнице и сама лестница. Для людей со здоровым опорно-двигательным аппаратом лестница является инфраструктурой, но для тех, кто передвигается на инвалидной коляске, она становится препятствием — а инфраструктурой её делает пандус. С.Л. Стар и Карен Рухледер указывают, что инфраструктуры формируют практики пользователей и одновременно подвергаются изменениям под воздействием этих практик, а также зависят от усилий создателей и пользователей по стандартизации. 

Значимое свойство инфраструктур: в повседневной жизни они невидимы. Когда мы включаем свет, то не думаем об электропроводке, лампочке, типе цоколя, электриках и линиях электропередач. Свет просто загорается. Более того, если инфраструктура оказывается видимой, значит, что-то пошло не так. Вслед за Стар исследователи обращают внимание на то, как инфраструктура делается невидимой, каковы социальные и политические последствия этой невидимости, в каких случаях элементы инфраструктур становятся заметными и как инфраструктуры производят неравенство.

С этим подходом работают, например, исследователи политики алгоритмов, показывающие, как алгоритмические расчёты, используемые поисковыми машинами, новостными лентами и контекстной рекламой, могут нарушать конфиденциальность и закреплять перекосы, существующие в обществе.

Третий ход, распространённый в исследованиях по истории интернета, — переопределение объекта. Интернет — это не особенный феномен, а попросту компьютерная сеть. Происходит смена фокуса, и количество объектов для исследований по истории интернета существенно возрастает. Теперь возможно одинаковым образом изучать историю различных сетей в разных странах, не обращая внимание на то, какой из сетевых проектов стал успешным, а какой нет. Сама идея «успешной сети» становится объектом критики. 

Так, американские исследователи Мартин Кэмпбелл-Келли и Даниэль Гарсия-Шварц показывают, что линейная история интернета попросту неверна. Одновременно с научной сетью ARPANet существовали другие, коммерческие сети, обсуждались четыре варианта ключевого протокола, а не один TCP/IP, и даже у WWW были конкуренты. Кэмпбелл-Келли и Гарсия-Шварц анализируют разнообразие альтернатив и предлагают своё объяснение, почему та или иная альтернатива заняла доминирующее положение в истории интернета. При этом речь никогда не идёт о том, что интернет в полном смысле слова «убил» другие сети или протоколы, некоторые из них поныне существуют и разрабатываются.

Кроме того, один из излюбленных предметов критики в исследованиях истории интернета — телеологическая версия его истории, или магистральная линия: от ARPANet через протокол сетевых соединений TCP/IP к Кремниевой долине. Она создана задним числом, и в неё входят только выжившие проекты и технологии. Кроме того, поскольку создатели этих проектов живы и активно работают, у них есть политическая и моральная мотивация отстаивать свой статус «отцов интернета» или «создателей самой главной технологии».

Ход, предложенный Эндрю Расселом, позволяет решить обе эти проблемы — и отказаться от интереса к «выжившим», и перестать спорить о том, кто был первым изобретателем.

Историки интернета Кевин Дрисколл и Камилла Палок-Берже в недавней статье предлагают следующий шаг: вовсе отказаться от слова «интернет», заменить его термином «сеть» и поменять направление интереса дисциплины сообразно этому. «Компьютерная сеть» у Рассела, просто «сеть» у Дрисколла и Палок-Берже — разница в одно слово. Но различия получаются очень заметными. «Сеть» создают не провайдеры и сетевые администраторы, а пользователи. Кевин и Камилла основывают этот тезис на своих исследованиях пользовательских культур и практик в сетях обмена сообщениями по телефонным линиям (bulletin board system, BBS). История интернета, утверждают они, не должна интересоваться тем, кто был первым провайдером и кто отправил первое электронное письмо в таком-то городе или такой-то стране.

Вместо этого надо изучать сообщества пользователей и их деятельность по одомашниванию сетей, взаимодействие, усилия в области распространения контента и т. д. Фактически Дрисколл и Палок-Берже предлагают совершить поворот от истории техники к культурной истории, в то время как интеллектуальные ходы, принятые в области исследований истории интернета, ведут дисциплину в противоположную сторону. Тем не менее нельзя сказать, что предложенный поворот остался вовсе без внимания, — сейчас, в июне 2023 года, статью процитировали больше 20 раз. Эта часть истории интернета остается незавершенной.

Суммируя все вышесказанное, можно сформулировать motto значительного числа статей и книг об истории интернета: это история какой-либо из компьютерных сетей, чаще не связанной с той самой сетью американских учёных и военных; в качестве данных используются архивные документы и интервью; исследователи достаточно подробно описывают технологические решения и технические объекты, участвовавшие в этой сети; эти решения и объекты «погружены» в социальный и административный контексты; описание социотехнической истории сети предлагается в качестве ответа на вопрос вида «как так вышло, что» — например, «как так вышло, что французская сеть Minitel, будучи очень популярной во Франции в 1990-е годы, “проиграла” интернету».

Историки интернета не обходят вниманием и политическую историю компьютерных сетей. Журналист-расследователь Яша Левин посвятил свою книгу «Интернет как оружие» подробному описанию военных «корней» интернета. В первой и второй главах он подробно описывает траектории взаимодействия представителей академического мира и государственных структур, в первую очередь связанных с обеспечением войны и разведки. 

В повествовании Левина интернет предстаёт технологией, нарочно созданной для слежки и подавления инакомыслия. Несмотря на несколько избыточный публицистический нажим, книга Левина — хорошая основа для критического переосмысления ранней истории компьютерных сетей, которые нередко представлялись как источник свободы, пространство для самовыражения, свободное от государственного вмешательства. 

Помимо этого, существуют работы и о политической географии управления интернетом, маршрутизации и т. д. Обзор работ о политической истории интернета можно прочесть в статье Феликса Трегера «Щели и кочки в политической истории интернета».

Что мы знаем об истории интернета в России?

В предыдущем разделе упомянуты исследования по истории интернета в разных странах, но ни одно из них не посвящено России. Таких работ всего две, причем только одна из них написана в духе исторических исследований.

Имеются в виду только работы, посвящённые истории интернета в масштабе страны. Если обратиться к масштабу города, региона или к материалам по истории советских компьютерных проектов, можно найти куда больше текстов. Упомяну исследователей Алексея Сафронова, Андрея Шилова, Александра Герасименко, Юрия Ревича, Семена Мушера, а также Вячеслава Геровича, чья статья «Интер-Нет! Почему в Советском Союзе не была создана общенациональная компьютерная сеть» послужила отправной точкой для исследования Бенджамина Питерса.

Первая книга — «Как не объединить нацию в сеть: непростая история советского интернета» (How Not to Network a Nation: The Uneasy History of the Soviet Internet) Бенджамина Питерса — посвящена истории советского сетевого проекта, который, как мы знаем сегодня, никогда не был осуществлен. Это и есть вопрос Питерса: почему СССР, имея достаточно ресурсов, мотивов и математиков, а также собственные развитые технологии в других областях (в ракетостроении и атомной энергетике), не построил сеть? 

Вывод Питерса таков: в США интернет возник благодаря сотрудничеству военных из Управления перспективных исследовательских проектов (Defense Advanced Research Projects Agency, DARPA) и гражданских учёных. Союз капиталистов смог объединить усилия разных по своему устройству институций для создания компьютерной сети странового масштаба, ARPANet.

В Советском Союзе структура отношений между ведомствами была существенно более сложной, чем в Штатах — для её описания Питерс вводит термин «гетерархия». Это «кибернетический термин для сложных сетей с несколькими конфликтующими режимами оценки, действующими одновременно»; «Гетерархии не являются ни упорядоченными, ни неупорядоченными, вместо этого они сложно упорядочены таким образом, что не могут быть описаны линейно». 

Этим термином Питерс описывает сложные констелляции практик соревновательности и сотрудничества, из которых состояли отношения советских ведомств. Лавирование между официальными политическими целями, экономическими показателями, неформальными взаимоотношениями, определённый зазор между документами и настоящим положением дел — это существо советской экономики, отраженное не только в исследовательской литературе, но и в позднесоветских произведениях искусства (например, в фильме Сергея Микаэляна «Премия», 1974 года), Питерс определяет одним словом.

Взаимодействие гетерархических советских ведомств породило неограниченную конкуренцию бюрократов внутри якобы сверхцентрализованного государства. Конкурирующие социалисты не смогли договориться и построить одну общую сеть. Проект так и назывался: ОГАС, Общегосударственная автоматизированная система учёта и обработки информации. Однако проект «разорвали» на несколько отдельных сетей, каждая из которых соответствовала требованиям конкретного ведомства. «История и, возможно, будущее нынешней информационной эпохи будет иметь меньше отношения к следующему поколению футуристических технологий, чем к сетям акторов и институтов, регулирующих условия социальных отношений и использования знаний», — заключает Питерс.

Хотя эта работа и посвящена Советскому Союзу, мы не можем узнать из неё что-то полезное для изучения истории интернета. Дело в том, что Питерс называет ОГАС предшественником современного российского интернета и даже «советским интернетом». Это предполагает, по-видимому, что должна быть историографическая связь между сетевым проектом ОГАСа и современными провайдерами. 

Забегая вперёд, скажу, что наш исследовательский коллектив не обнаружил этой связи ни в архивных материалах, ни в интервью. Ни институционально, ни биографически, ни идейно провайдеры 1990–2000‑х годов не связаны с кибернетиками и сетевыми инженерами 1950–1960‑х. Тем не менее советская история сетевых и кибернетических технологий представляется подходящим материалом для исследований, о чём подробно будет сказано ниже.

Вторая книга — «Российское интернет-пространство: развитие и структура» за авторством экономического географа Юрия Перфильева. Она посвящена истории российского интернета с 1990 по 2002 годы. Перфильев предлагает четырёхчастную модель развития провайдерских сетей в регионах страны — оговаривая, впрочем, специфику каждого региона. 

Первая часть, или первый блок, по Перфильеву, это местные провайдеры, вошедшие позже в крупные федеральные сети. Второй блок — университетские центры информационных технологий, соединённые академическими сетями. Третий — региональные операторы телефонных услуг и электросвязи. Четвёртый — появление и развитие домовых сетей. Стоит отметить, что Перфильев не объясняет региональные различия внутри своей модели, а ограничивается описанием количества абонентов и сайтов в городах.

Домовая сеть — это когда группа любителей компьютеров соединяет свои компьютеры в локальную сеть, например чтобы вместе играть в популярную многопользовательскую игру Quake. Потом у кого-то из них появляется доступ к интернету, и все участники сети получают возможность пользоваться этим. Следующий шаг — начать присоединять к сети соседей и друзей из окрестных домов, предоставляя им доступ и к интернету, и к локальным сетевым ресурсам. Чаще всего это были чаты, файлообменники и специальные «расшаренные», то есть открытые для других, папки на компьютерах пользователей.

Я хочу добавить одно соображение к тому, о чём пишут Хей, Рассел и Даттон в работе, критикующей телеологический взгляд на историю интернета. Как мне представляется, оно будет верным и для текста Аббате, и для книги Питерса, и для работы Юрия Перфильева. Описания, которые мы читаем в статьях и книгах по истории интернета, получаются последовательными — сперва было одно, потом другое, затем третье. Исследователи выделяют этапы в истории компьютерных сетей и убеждают нас, что каждый из этапов является гомогенным как в технологическом смысле, так и в других (культурном, политическом и т. д.). Внутри каждого этапа сети устроены каким-то одним способом, идеи, связанные с интернетом, тоже стабильны, не отстаёт и наполнение сетей, будь то веб-сайты или текстовая переписка.

Эта «этапность» не связана напрямую с тем, обращает ли исследователь внимание на альтернативы, предлагает ли линейный нарратив или более сложный. Я утверждаю, что эффект этапов возникает потому, что предметом интереса исследователей является инфраструктура интернета в масштабе страны. Этот масштаб даёт возможность для обобщений, подталкивает к ним. Однако смена масштаба со страны на отдельные города или регионы позволяет увидеть неоднородность этапов, их внутреннюю сложность и размытость границ, что иначе остаётся незамеченным.

Кроме того, основания для выбора масштаба города есть и в самом объекте — то есть в истории российского интернета. Во-первых, в Советском Союзе не было общенациональной компьютерной сети. Питерс в своей книге показал, почему так получилось. Во-вторых, в 1990-е годы, когда интернет появился в России и начал распространяться, федеральные власти, занятые вопросами переустройства политического режима, не обращали внимания на новую непонятную технологию и не были источником норматизирующих стандартов для провайдеров и других акторов, вовлеченных в распространение сетей. Поэтому интернет появлялся в каждом городе как бы заново, без связи с предшествующей сетевой инфраструктурой и свободным от государственного упорядочивания.

Интернет в России и рунет

Сейчас снова на слуху слово «рунет». Оно появилось в 1997‑м, а сам рунет сформировался во второй половине 1990‑х годов. Слово до сих пор используется для обозначения всей совокупности сайтов на русском языке. Но если мы обратимся к географическому расположению его заметных персоналий и сайтов, например из книги «Жёлтые страницы Internet`98. Русские ресурсы», список получится такой: Москва, Санкт-Петербург, Тарту, эмигранты в США и Израиле, Екатеринбург, Самара, Новосибирск и несколько наукоградов: Дубна, Пущино, Черноголовка. 

В состав рунета не входят веб-проекты из Сыктывкара, Уфы или Челябинска — хотя уже в середине 1990‑х к интернету были подключены все областные центры. Значит, рунет — это только одна из частей российского интернета, имевшая отношение к нескольким конкретным населенным пунктам. Где недостающие сайты?

Сначала «рунетом» называли российский сегмент интернета, выделенный техническим образом, затем некоторые русскоязычные сайты, а в последние годы — просто весь российский интернет. Исторически рунет был связан с передовыми журналистскими, писательскими, политическими и гуманитарными проектами. Значительное число исследований посвящено политической стороне рунета и вопросам о том, является ли он территорией свободы слова.

Считается, что слово «рунет» — полный синоним словосочетания «интернет в России». Например, так называется тэг, которым на сайте международной общественной телерадиокомпании Deutsche Welle отмечают новости о российском интернете. Существует состав акторов, вовлеченных в конструирование рунета, их метафоры, кроме того, это явление менялось с течением времени. Таким образом, «история рунета» — это не нейтральное описание событий истории интернета в России, рунет действительно не равен российскому интернету.

Исследование истории интернета в регионах России

Вместо попытки уложить разнообразие истории интернета в одну модель или в аморфное понятие «рунет», мы предприняли другую работу — взялись описать это разнообразие, индуктивно выделяя категории из данных согласно предписаниям индуктивного способа исследования. Для этого мы сформулировали стартовый список вопросов:

 какие мы видим «стадии роста» интернета в городе?

 как устроена история провайдеров, кооперация и конкуренция между ними?

 как на историю интернета влияют устройство города и его географическое расположение?

 какова финансовая история интернета (тарифные сетки, стоимость подключения для пользователей, стоимость аренды опор для провайдеров)?

 прослеживаются ли в материалах интервью, веб-архивов и публикациях СМИ связи между городами или каждый город представляется как бы контейнером с собственными событиями и процессами?

 какие идеи и утопии были связаны с интернетом в России в разные годы?

Отвечая на эти вопросы и сравнивая инсайты, полученные во время экспедиций, мы формируем сюжеты — возможные направления исследования. Далее я представлю несколько таких сюжетов с пометками, для каких подходов они могут быть интересными.

Сюжет 1: «-неты»

Поскольку рунет не охватывает весь интернет в России, можно предположить, что существовали другие «-неты», куда менее известные. Мы обнаружили таковые почти в каждом крупном городе, в котором изучали историю интернета. Их можно разделить на три группы: городские (новонет в Новосибирске, краснет в Красноярске и т. д.), языковые или национальные (татнет, башнет, удмнет, якнет и др.) и инфраструктурные (например, тонет в Томске, «Нижегородское кольцо», екатеринбургская городская сеть, сети провайдеров «Ботик» в Переславле-Залесском и GoodLine в Кемерово). Для последней группы общим признаком будет собственная политика маршрутизации трафика. Это определенного рода техническое соглашение между провайдерами или случаи, когда провайдер всего один.

Некоторые «-неты» просуществовали всего пару лет, другие — больше десятилетия. Есть и такие, которые продолжают существовать сегодня. Некоторые «-неты» состояли только из веб-сайтов, другие — из сайтов и инфраструктурных решений. У одних «-нетов» был утопический компонент, у других его не было. Это разные социотехнические системы, отличающиеся по структуре и составу акторов. 

Теперь абстрактная формула interconnected networks, «сеть сетей», наполняется содержанием: сеть как совокупность технологических решений, веб-сайтов, идей и пользовательских практик. Границы «-нета» определены его создателями и пользователями; «-нет» расположен в одном или нескольких городах и обладает временными границами.

Почему «-неты» — сегменты глобального, казалось бы, интернета — отличаются? Чтобы ответить на этот вопрос, обратимся к инфраструктуре одного из «-нетов», томского.

История тонета начинается в 1991 году. Первыми провайдерами были, как и во многих других городах, коммерческие фирмы и университеты. В первой половине 1990‑х они называли то, чем занимались, «созданием сетей», а не «интернетом». На это указывают даже названия: «Малое предприятие электронных коммуникаций и связи», позже переименовавшееся в CISA (Компьютерное информационно-справочное агентство), а затем в ООО «Томская деловая сеть»; «Томское агентство деловой информации», сменившее название на «Томское информационно-консалтинговое агентство» («ТомИКА»). 

Провайдеры строили сети для банков, электронных бирж и других организаций, заинтересованных в обмене данными. Параллельно развивалась городская научная сеть, к которой подключались университеты, библиотеки и школы. Создателем этой сети был интернет-центр Томского государственного университета, получивший два гранта на её создание. Руководитель центра занимал позицию «эй, кого мы там ещё не подключили?» и был уверен, что само по себе подключение к сети имеет ценность.

В 1998 году провайдеры «ТомИКА», «СТЭК» и Томский государственный университет договорились об обмене трафиком друг с другом. Это значит, что их абоненты могли заходить на сайты, расположенные в сети этих провайдеров, напрямую. Трафик шёл не через Москву, как это было прежде, а внутри города — бесплатно и существенно быстрее. В те годы операторы связи и пользователи платили за междугородний трафик помегабайтно, а трафик в локальной сети был бесплатным, и такое соглашение существенно снижало издержки для всех участников. 

Впрочем, простой экономической прагматики недостаточно, чтобы объяснить, как провайдерам удалось договориться: будь дело исключительно в деньгах, такие соглашения существовали бы в каждом городе. Однако в соседней Тюмени операторы связи договориться не смогли. Дважды они садились за стол переговоров, и дважды идея конкуренции оказывалась более привлекательной. У соглашения томских провайдеров было твердое технологическое основание.

Из-за конфликта с телефонным монополистом «Томсктелекомом» провайдеры не имели доступа к телефонной инфраструктуре и были вынуждены строить собственные сети, используя волоконно-оптический кабель, существенно более дорогой, чем телефонная «медь». Кроме того, в ТГУ понимали преимущества оптоволоконного кабеля — скорость соединения и длину получившейся линии (руководитель университетского центра по образованию — физик-оптик). Одному провайдеру создать такую сеть было не под силу, слишком высоки стоимость и сложность работ, поэтому «СТЭК» и ТГУ строили и эксплуатировали сети совместно. При этом «СТЭК» был коммерческой компанией, университет же не мог брать деньги за услуги связи и бесплатно подключал организации к научной сети. 

Сотрудничество провайдеров можно проиллюстрировать примером: когда ТГУ в 1997 году, перед получением гранта фонда «Открытое общество», проводил инвентаризацию сетевого оборудования, оказалось, что на некоторые участки сети, построенные вместе со «СТЭК», не были оформлены права собственности и эти участки принадлежали обоим провайдерам в равной степени. Спутанность сетей (в буквальном смысле) позволила двум существенно разным организациям легко договориться друг с другом. Директор «ТомИКА» приятельствовал с руководителем интернет-центра ТГУ. Личные и организационные отношения, усиленные отношениями оптоволоконных сетей, сделали соглашение возможным — несмотря на различия в «программах действий».

После появления этого соглашения абоненты других томских провайдеров осознали, что у них нет доступа к внутрисетевым ресурсам ТГУ, «СТЭК» и «ТомИКА». «Томсктелеком», инженеры которого продолжали использовать технологии передачи данных по привычному медному кабелю, изъявил желание присоединиться к соглашению. Вскоре за ним последовали и другие провайдеры. Техническое и экономическое соглашение стало инфраструктурным основанием тонета и позже получило организационное оформление в виде узла обмена трафиком TSK-IX.

Так появился тонет, томский сегмент интернета с собственной политикой маршрутизации трафика и системой коммерческих расчётов. Абоненты должны были оплатить подключение к томской сети и за небольшую ежемесячную плату получали безлимитный доступ к сайтам, расположенным в городе. Каждый мегабайт, который уходил за пределы Томска, тарифицировался отдельно.

В 1998 году абонентами провайдеров были преимущественно юридические лица — банки, университеты, компьютерные фирмы. Физические лица могли подключиться к интернету или через телефонный кабель (звук модема, скорость 64 килобайта, весь трафик платный), или, если они имели отношение к университетам, — через университетский канал (то же самое, только полностью бесплатно). Мало кто мог позволить себе провести домой волоконно-оптический кабель — это было слишком дорого, почти шесть средних месячных зарплат. 

В 2001 году стали появляться домовые сети — небольшие по количеству участников, созданные и поддерживаемые энтузиастами и самими пользователями. Подключение к такой сети стоило в 10–12 раз дешевле, чем напрямую к провайдеру, абонентская плата тоже была меньше, но и скорость ниже — не 100 мегабит, а 10 или 5. 

Томские домовые сети состояли из трёх «уровней» доступа: локальные сетевые ресурсы (всегда работают, бесплатны), тонет (абонентская плата), «внешка» (оплачивалась помегабайтно). Мои собеседники, имевшие отношение к управлению такими сетями, утверждали, что у многих абонентов выход во «внешку» был заблокирован из соображений экономии. Они пользовались локальными ресурсами, выходили в тонет — и не заходили на сайты и сервисы из «большого интернета». Для томичей в конце 1990‑х — первой половине 2000‑х годов тонет и был интернетом — в том смысле, что никакого другого у них зачастую не было.

В этих условиях очень быстро стали появляться местные сайты: в 1998 году их почти не было, а всего через два года, в мае 2000‑го, каталог «Весь Томск» включал 546 сайтов. Ещё через год — 944. Это были личные страницы, форумы, чаты, бесплатные системы электронной почты, торренты, веб-аукцион. Провайдеры не только предоставляли доступ к сайтам, но и размещали их на своих серверах, а в некоторых случаях даже спонсировали работу администраторов. Впоследствии это использовалось для маркетинга — «подключайтесь к нам, в нашей сети находятся такие-то популярные в городе ресурсы, и вы получите к ним самый быстрый доступ». 

В 2004 году обозреватель Андрей Травин написал статью о тонете, где несколько иронически характеризовал его как «колобок»:

В замкнутом, как колобок, Тонете есть всё своё — свои «Анекдоты», своя ню-галерея, своя система бесплатной электронной почты (Mail2000.ru), интерактивная карта города, свой онлайновый аукцион, который рекламируется наружной рекламой на улицах города, анонсы томской клубной жизни… да почти всё, что можно употребить бесплатно, с удовольствием и пользой.

Скорость имела значение. Волоконно-оптический кабель, который использовали для сетей томские провайдеры, обеспечивал возможность заметно быстрее по тем временам получать доступ к городским сайтам и обмениваться файлами. Фильм из локальной сети на жёсткий диск можно было скачать за несколько минут. Томский интернет внутри «кольца», созданного провайдерским соглашением, работал существенно лучше, с точки зрения пользователей, чем интернет в России в целом, и был привлекательным.

Летом 2002 года основатели десяти крупнейших сайтов тонета создали неформальное объединение «Томский проект». Второе название — «Крёстные отцы Тонета». На эти десять сайтов, по утверждению «отцов», приходилось 85% дневной аудитории всего городского интернета — немногим больше 8 тыс. посещений. «Мы держим цифровой город», — сказал в интервью один из участников объединения. 

«Томский проект» провёл «Перепись интернет-населения» города, чтобы привлечь внимание возможных покупателей рекламы, участвовал в оргкомитете фестиваля сайтов «TAG». Но ничего не получилось — рекламодатели соглашались неохотно. Вдобавок некоторые из «отцов» были готовы негласно снизить стоимость показов баннерной рекламы, фактически нарушая договорённости внутри клуба. 

Впрочем, и сами эти договорённости имели неустойчивый характер. К концу 2000‑х годов один из городских сайтов выпустил серию интервью с дизайнерами и программистами, в которых тонет неоднократно сравнивали с болотом: дизайн «как в начале нулевых», финансовых ресурсов мало, функционируют только некоммерческие проекты, поддерживаемые энтузиастами. Тем не менее количество пользователей у томских сайтов продолжало расти и пошло на убыль только к началу 2010‑х, после появления и распространения международных и федеральных социальных сетей и коммуникативных сервисов.

В 2007 году провайдер «Томтел» первым в Томске ввёл безлимитные тарифы, и разделение на внутренний и «внешний» интернет исчезло. На форумах шутили: «наконец-то большой интернет подключился к тонету». Разумеется, это случилось не одномоментно — ещё четыре года в сетках тарифов у провайдеров сохранялись позиции «томский интернет» и «внешка». 

«Томтел» был крупным провайдером с собственной инфраструктурой, построенной на коаксиальном, телевизионном кабеле. Эту технологию основатель компании узнал у инженера из Нидерландов. В 1998 году американская телекоммуникационная компания решила инвестировать в создание провайдера в Томске. Они привезли голландских технических специалистов, рассказавших о возможности создания сетей при помощи телевизионных проводов.

В Томске такая технология не была известна. Меньше чем через полгода случился дефолт, и инвестиционный проект решено было свернуть, несмотря на уже состоявшийся трансфер знаний и известные финансовые вложения. Коаксиальный кабель стоил существенно дешевле волоконно-оптического, и «Томтел» увеличивал абонентскую базу на десятки процентов каждый год начиная с даты появления в июне 2002 года. 

Он присоединился к соглашению об обмене трафиком между томскими провайдерами как к уже готовому инфраструктурному решению. Для основателя «Томтела», в отличие от руководителей провайдеров «СТЭК», «ТомИКА» и ТГУ, тонет был стабильной средой, готовым инфраструктурным основанием для собственной работы. Поэтому «Томтел» без сожаления ввёл безлимитные тарифы. Создатели веб-сайтов, составляющих томский интернет, не стали выступать против изменений тарификации — они уже не считали тонет чем-то, за сохранение чего нужно бороться.

На примере истории томского интернета мы видим, как «-нет» появляется и «растёт» в городе. Сперва возникло инфраструктурное основание, состоящее из личных договоренностей, экономической прагматики и технологической спутанности в сетях связи. Затем появились веб-сайты, для создателей которых замкнутый характер тонета был такой же данностью, как расстояние между городами или температура на улице.

Для пользователей данностью стали и технологические особенности, например скорость соединения, и специфика городских веб-сайтов, их обращенность к томскому пользователю. 

Интернет, то есть тонет — инфраструктура повседневного взаимодействия в цифровой среде — самим своим устройством подталкивал томичей к тому, чтобы больше пользоваться томскими сайтами, нежели посещать сайты в других городах. Тонет перестал быть привлекательным для пользователей, когда исчезло технологическое основание его замкнутости, появились и распространились безлимитные тарифы — и одновременно стали популярными социальные сети. Итак, тонет является соединением двух инфраструктур, расположенных одна «под» другой: веб-сайты как инфраструктура для взаимодействия пользователей и провайдерские сети как инфраструктура для веба.

У тонета — в отличие от веба, WWW — не было утопии. Никто из провайдеров не заявлял в интервью или статьях, что хочет создать сегмент интернета с собственной политикой маршрутизации. Они действовали в реальных обстоятельствах, руководствуясь имеющимися знаниями и доступными ресурсами. Тонет — и его появление, и исчезновение — это непреднамеренные последствия рациональных действий.

Тонет как «-нет», как сеть состоит из компонентов нескольких типов. Каждый из этих элементов должен стать объектом отдельного исследования — для того чтобы определить, как элементы «-нета» сохраняли единство и в каких случаях распадались на части. Вопрос о количестве элементов и о возможном репертуаре отношений между ними — эмпирический. Мы не можем сказать заранее, какой из элементов окажется более важным в тот или иной момент времени, как не можем сказать, какие элементы однозначно присутствуют в составе того или иного «-нета». 

Значит, исследовательский вопрос должен быть сформулирован следующим образом: из каких компонентов состоит конкретный «-нет»? Что позволяет компонентам оставаться стабильными? Как устроены отношения между ними? Почему эти отношения продолжаются во времени или, в другом случае, почему они прекратились?

Набор элементов, из которых состоит «-нет», и отношения между ними — контингентны. Тонет мог бы быть иным. Провайдеры в других городах использовали другие, более дешёвые технологии для строительства сетей или не смогли договориться. Ни один из элементов «-нета» не оказывает однозначного влияния на другие — ни технологические решения, ни социальные отношения, ни экономические задачи каждого из акторов не имеют решающего значения в истории сетей. Если мы хотим понять, как «-нет» стал именно таким, мы должны последовательно проследить траектории взаимодействий гетерогенных акторов.

Сюжет 2: ранние провайдеры, разнообразие технологических решений и технологический стиль

По нашим данным, первые провайдеры появились в российских городах в 1991–1994 годах. Представьте себе эти годы: путч, либерализация цен, конституционный кризис, первая чеченская война. До появления кнопки «пуск» в операционной системе Windows оставалось ещё несколько лет (её ввели в 1995-м). Чтобы начать новое дело, нужно обладать решимостью, бесстрашием — и чем-то, что даст возможность подступиться к этому делу. 

Мы назвали это нечто «шлюзом» — термин, предложенный исследователем инфраструктур Полом Эдвардсом и его коллегами. Это решение, социальное и/или техническое, позволяющее более новой инфраструктуре присоединиться к уже существующей. Выбор того или иного решения влияет на технологический стиль, который впоследствии появится у провайдера; технологический стиль, в свою очередь, будет влиять на действия провайдера и развитие его сети. Чтобы заметить шлюзы, нужно обратить внимание на отношения конкретного провайдера и с организаторами других сетей, и с элементами знания о технологиях, то есть о технологических возможностях.

Наиболее близкая к раннему интернету сеть — телефонная. Отношения интернет-провайдеров и телефонистов развивались по двум сценариям: кооперация и конкуренция. Отношения кооперации были возможны в том случае, когда сотрудники провайдеров были инженерами-телефонистами и работали, прежде или даже параллельно, в городской телефонной компании.

Так, в Воронеже один из первых провайдеров возник в 1992 году как совместное предприятие телефонной компании «Воронежсвязьинформ» и группы инженеров, выходцев из этой же организации. Соглашение было следующим: интернетчики могли эксплуатировать линейную инфраструктуру телефонной связи, нужное для провайдерской деятельности оборудование приобретали сами, а прибыль делили пополам с телефонистами. Похожая история была в Томске, там основатели первого городского провайдера в начале 1990‑х не только сохраняли аффилиацию с телефонной компанией, но и занимали часть её офиса.

Отношения конкуренции между провайдерами и телефонистами стали возможны уже во второй половине 1990-х, когда операторы телефонной связи сами начали предоставлять услуги подключения к интернету. Они понимали интернет как продолжение телефонных технологий, провайдеры — как самостоятельный набор технологических решений, и это, по словам наших информантов, становилось причиной столкновений.

Были крупные споры. «ТомскТелеком» [томская телефонная компания. — Л. Ю.] развивал свою сеть. Они исповедовали концепцию телефонных каналов и говорили, что 2 мегабита [техническое ограничение скорости интернета по телефонным проводам. — Л. Ю.] между зданиями — этого хватит, куда больше. А мы отстаивали позицию, что надо развивать опорную сеть на оптике. 100 мегабит в локальной сети, минимум 10 мегабит до пользователя. Технари «ТомскТелекома» тогда говорили: «Это очень дорого и никому не надо, это никто не будет использовать» 

Один из ранних томских провайдеров говорит о 1995 годе.

Кроме того, телефонисты владели значимым для того времени и дефицитным ресурсом — телефонными номерами. Провайдерам они были нужны для создания модемных пулов, то есть совокупностей номеров, по которым могли звонить пользователи для подключения к интернету. Телефонисты отказывались предоставлять номерные емкости, ссылаясь сначала на ограниченность ресурса, а затем, когда они сами стали провайдерами, используя доступ к номерам как конкурентное преимущество.

Мы схлестнулись [с руководителем телефонного оператора. — Л. Ю.] на уровне министерства. И если первый наш разговор начался с его мата по телефону: «Кто ты такой!..», то в конце это были извинения и «Ну что ж ты так? Пришёл бы, выпили бы, поговорили и договорились бы наверняка!». Вот, потому что ему объяснили из Москвы, из Минсвязи, что все очень плохо может кончиться для его карьеры 

Один из ранних томских провайдеров.

Режим отношений между провайдерами и телефонистами имел прямое влияние на скорость роста провайдерской сети. В случае отношений кооперации провайдер получал доступ к готовой технологической базе и мог активно подключать новых абонентов. Если же складывались конкурентные отношения, провайдеру приходилось искать собственное решение для строительства сети, которое неизбежно оказывалось более дорогим, и он был стеснён в количестве телефонных номеров, имевшихся в его распоряжении.

Таким образом, причины того или иного режима отношений между провайдерами и телефонными компаниями в каждом конкретном городе следует искать в сложном переплетении социальных и технических компонентов инфраструктуры, понимаемых, вслед за Хьюзом, достаточно широко — и как устройство организаций, провайдеров и телефонистов, и как те знания о сетевых технологиях, которые у них были, и как имеющиеся мощности АТС и пулов телефонных номеров. 

В отличие от предыдущего сюжета, здесь нет места контингентности. Если создателями одного из первых провайдеров были сотрудники телефонной компании — мы увидим отношения кооперации, сравнительно быстрый рост количества подключений в городе и сравнительно низкую стоимость подключения для абонентов. 

Если между провайдером и телефонной компанией не было такого рода организационных отношений, возможны два варианта: либо провайдеры используют «нестандартные» технологии для строительства собственных сетей, например телевизионный кабель, каналы правительственной телефонной сети «Искра», либо провайдер будет использовать оптоволоконные кабели для создания своей инфраструктуры, что обусловит сравнительно медленный рост и сравнительно высокую стоимость подключения для абонента.

Поскольку здесь не обойтись без сравнения, стоит помнить, что в 1990‑х годах кабели федеральных провайдеров, от которых городские провайдеры получали свои каналы, были распространены весьма неравномерно. Имеет смысл сравнивать только те города, где в интересующий нас период времени была схожая ситуация с доступностью магистральных каналов для городских провайдеров.

Исследование этого сюжета осложняется тем, что сведения об отношениях провайдеров крайне сложно получить. В архивах городской прессы и в архиве интернета об этом нет зачастую вообще ничего; остаются только интервью. Материалы ретроспективных интервью не позволяют нам с уверенностью говорить, что мы узнали, как всё было на самом деле. Поэтому для работы с сюжетом продуктивно было бы сочетать интервью с анализом архивов самих провайдеров.

Кроме создания такой модели, интерес представляет трансфер знания: в одних городах провайдеры знали о возможности использовать телевизионный кабель для строительства компьютерных сетей, в других — нет. Описание путей, по которым знание о технологических решениях попадало к провайдерам, представляет большой интерес для исследований инфраструктур, поскольку позволит прояснить отношения инфраструктурных систем, то есть провайдерских сетей, и среды, в которой они находились.

Сюжет 3: становление рынка провайдеров в России

Рынок провайдерских услуг — пример рынка с возрастающей отдачей на стороне спроса (Demand-Side-Increasing Returns, DSIR). Чем больше индивидуальных пользователей в конкретной стране подключено к интернету, чем больше есть веб-сайтов, тем больше ценность подключения для каждого следующего абонента. Таким образом, провайдер должен играть «на двух досках» — и предоставлять абонентам подключение к сети, и заботиться о том, чтобы им было что делать в интернете.

Мы выделили несколько стратегий, которые провайдеры предпринимали для решения этой задачи. Первая — провайдер финансировал интернет-СМИ и веб-сайты. Наиболее крупный пример здесь — федеральный провайдер «Ситилайн», поддерживавший собственный сайт, где публиковали свои материалы интернет-журналисты Антон Носик, Иван Зрыч Паравозов и другие авторы. Вторая стратегия — провайдер спонсировал работу чатов и форумов, поскольку те удерживали абонентов у компьютера. Третья — провайдер не делал ничего из вышеперечисленного.

Представляется продуктивным проанализировать эти стратегии и выделить сценарии создания и поддержания обратной связи. Иначе говоря, того, какие усилия провайдеров приводили к росту количества абонентов. Такая работа может быть интересной в плане экономической социологии и позволит сравнить усилия провайдеров на рынке связи и усилия банков на рынке пластиковых карт, создававшемся в те же годы.

Сюжет 4: история идей и утопий, связанных с интернетом

Как указывают исследователи истории интернета, компьютерные сети всегда росли в окружении утопических идей. Итальянский историк интернета и медиа Паоло Бори выделяет несколько устойчивых утопических комплексов, сопровождавших ранний интернет: информационное общество, интернет-революция (сеть — агент социальных, экономических и культурных изменений), электронный архив знаний всего человечества. Социолог Винсент Моско указывает на три «конца», которые знаменовал собой WWW: конец истории, конец расстояний и конец традиционных политических систем.

Поразительно, что провайдеры не говорят ни о чём из этого ни в ретроспективных интервью, ни в интервью городским СМИ 1990–2000‑х годов, ни на своих сайтах. Складывается впечатление, что пока создатели компьютерных сетей во всех странах мечтали об изменении мира, российские провайдеры просто тянули провода по крышам домов. Единственная утопия, которую мы смогли обнаружить, — утопия доступа как самостоятельной ценности.

Французский социолог Бруно Латур предлагает ход, который может помочь с этим затруднением. Он утверждает, что трансфер идей устроен так же, как перемещения вещей. Иначе говоря, мы должны прослеживать движение идеи по географической карте точно так же, как если бы это была коробка с роутером, инвентарным номером и номером почтового отправления. 

Утопии не являются исключением: чтобы утопия интернет-революции оказалась в Томске или Переславле, ей надо проделать путь из того места, где она уже была, преодолеть границы дискурсивных комплексов и языка. Такая акторно-сетевая история идей, связанных с интернетом или, вернее сказать, встроенных в компьютерные сети, представляется очень продуктивной — это позволит нарисовать карту перемещения идей, связанных с интернетом, между городами России.

Сюжет 5 — влияние географии города на интернет

Разнообразие интернета в городах России начинается с географии и решений интернет-провайдеров, которым приходится учитывать особенности своего города. Например, в Казани районы города разнесены, поэтому до появления федеральных провайдеров в начале 2000‑х годов каждый провайдер занимался своим районом. Они подключали дома, стоявшие рядом, и даже не были конкурентами друг другу. 

А вот в Арзамасе — сравнительно небольшом городе Нижегородской области с населением 100 тыс. человек — три ранних провайдера конкурировали с такой силой, какую мы ни в одном другом месте не встречали: никакого сотрудничества, агрессивный маркетинг, переманивание абонентов. Эти провайдеры появились почти одновременно, рано получили инвестиции для быстрого роста и в условиях небольшого города стали противостоять друг другу.

Размер города может влиять и по-другому. Например, в Переславле-Залесском мы увидели неожиданную историю локальной сети. По словам наших информантов, в те годы IP-адреса, нужные для создания сайтов, продавали пулами на область/город/регион. Переславль — небольшой город, и тамошний провайдер «Ботик» не имел собственного блока IP-адресов, то есть не предоставлял возможности создавать сайты, доступные всем пользователям интернета. Однако жители хотели создавать свои веб-страницы, и в городе развивался «внутренний» интернет, в локальной сети одного провайдера, недоступный для жителей других городов и стран.

Этот сюжет едва ли может быть самостоятельным, поскольку охватывает лишь некоторые аспекты истории интернета в городе. Однако он представляет интерес для исследователей городов, так как позволяет увидеть сцепку между географией населения и особенностями работы городских инфраструктур.

Заключение

Исследования по истории интернета в России показывают, что масштаб города и городских инфраструктур оказывается очень продуктивным для изучения компьютерных сетей. Во-первых, он позволяет составить достаточно полное описание истории, поскольку количество акторов и исторических документов относительно невелико. Даже небольшой исследовательский коллектив может предпринять такое исследование. 

Во-вторых, выбор масштаба обусловлен особенностями истории интернета в России и выглядит более твёрдым, чем произвольное предположение, основанное на книгах и статьях о других странах. В-третьих, городской масштаб не позволяет забыть о том, что сети по своему существу локальны. Провода висят между домами или лежат в канализации, сервера стоят в стойках и т. д. Об этом знают сами сетевые инженеры (Существует поговорка: «В интернете нет “облаков”; каждое “облако” — это просто чей-то сервер».), а социологи нередко забывают. Вдобавок только в городском масштабе можно увидеть «-неты», которые иначе малозаметны.

Наша исследовательская группа продолжает работать с собранными во время экспедиций материалами. Наиболее ярким выглядит сюжет о «-нетах», и мы выбрали его основным для второго этапа исторической части исследовательской инициативы.
IQ

28 июня