Великолепная семёрка Невского

Благодаря фильму Сергея Эйзенштейна «Александр Невский» (1938) — о сражении на Чудском озере в 1242 году — мы сразу представляем себе кинообразы князя и его колоритного соратника, Гаврилы Алексича. В Житии Александра Ярославича описана Невская битва 1240 года. Среди её героев также первым назван именно Гаврила Алексич. Кем были другие перечисленные в тексте персонажи, рубившиеся со шведами? Каков был их статус, положение в обществе, и составляли ли они дружину или двор князя? Во всех этих вопросах IQ.HSE разобрался с помощью исследования историка Петра Стефановича из НИУ ВШЭ.

Герои «полка Александрова»

Повествуя о Невской битве июля 1240 года, автор Жития Александра Невского фокусирует внимание на шести «храбрых мужах» из полка святого благоверного князя (1221–1263). Назовём этих людей и их подвиги, следуя агиографическому тексту (и цитируя чаще его перевод, чем оригинал):

1. «Гаврило Олексичь». Увидев на корабле «королевича», он на коне въехал туда по сходням. Нашего героя сбросили в воду. Но он вышел «невредим» и снова вступил в бой, причем со шведским «воеводой», и посреди вражеского войска.
2. «Сбыславъ Якуновичь, новгородець». Бился одним топором, «не имея страха в душе своей». От его руки пало много врагов. В тексте прямо говорится о силе и храбрости Сбыслава.
3. «Яковъ, родомъ полочанинъ» — ловчий князя. Он набросился на шведов с мечом, и «похвалил его князь».
4. «Новгородець именемь Мѣша» (Миша). Пеший «с дружиною своею» напал на корабли, потопил три судна.
5. «От молодыхъ его именем Сава». Въехал в «королевский» шатёр и подрубил его («подъсѣче столпъ шатерныи»), чем порадовал «полци Олександрови».
6. «От слугъ его именем Ратмѣръ» (Ратмир). Бился пешим. Был окружен врагами. Израненный, он упал и «так скончался».

Автор Жития уточняет, что все это слышал «от господина своего великого князя Александра» и других участников «той сечи», что означает его принадлежность к окружению правителя. Текст был написан через год или два после смерти Александра Ярославича. События, включая Невскую битву, описывались из Владимира, где князь правил в последнее десятилетие своей жизни.

Конечно, Житие — как литературный памятник — предполагает определённую художественную условность. В соответствии с жанром, там есть и религиозно-мистические моменты. Например, божественная помощь Александру. Так, «старейшина земли Ижорской» Пелугий (ещё один герой повествования), находясь в ночном дозоре, увидел знамение перед битвой — святых Бориса и Глеба, решивших помочь «сроднику своему князю Александру». А правота Александра Ярославича во многом обосновывается с религиозной точки зрения.

Красноречивы слова князя, сказанные после молитвы в Софийском соборе Новгорода. Выйдя из храма, он ободряет дружину: «Не в силе Бог, но в правде».

Любопытно, что слово «шведы» в тексте ни разу не появляется. Вместо него везде фигурируют «римляне» («была сеча великая с римлянами») — тем самым акцентируется их принадлежность Римской церкви.

С «королем» вышеназванных «римлян», который якобы тоже участвовал в событиях («а на лице самого короля [Александр Ярославич] оставил печать острого копья своего»), тоже вышла «терминологическая» путаница. Поход 1240 года возглавил не шведский король Эрих, а его честолюбивый зять, ярл Биргер Магнуссон (1210–1266), основатель Стокгольма. А вот насчёт его ранения — всё правда. Исследуя череп Биргера, краниологи обнаружили в районе правой глазницы след травмы — была повреждена одна из костей.

Несмотря на некоторые черты мифологизации, само военное столкновение описано вполне реалистически. Если даже подбор героев и описание подвигов приукрашены, в отражении социальных реалий едва ли есть «литературщина». И комментарии к списку героев Невской битвы помогают снять разногласия между историками, которые по-разному трактуют роль элиты древнерусского общества.

Семеро смелых

Главный герой Жития — всё же, конечно, Александр Невский. Так что вкупе с ним получается «великолепная семёрка» воинов (речь о наиболее заметных героях боя; понятно, что храбрых воителей в той рати было намного больше). Но прежде чем подробнее рассказать о них, добавим важную деталь. Князь прибыл в Новгород на договорных условиях. К середине XIII века там давно сложилась своя знать (боярство) — основная политическая и военная сила республики. Приглашенные князья приезжали в Новгород со своим окружением — в местной терминологии, «двором».

Гаврила Алексич, видимо, как раз принадлежал ко «двору». Его первенство в списке и детали подвига — в частности, упоминание коня и указание на поединок со шведским «воеводой» — говорят о том, что перед нами «статусный» человек, хорошо известный автору Жития. Очевидно, он был боярином, который «пришёл с князем Александром в Новгород (из Переяславля или Владимира), с князем же оттуда ушёл, а его потомки остались потом во Владимирском великом княжестве», пишет Пётр Стефанович.

Предположительно, Гаврила Алексич является отцом тверского боярина Акинфа Гавриловича Великого, который служил сыну Александра Невского Андрею Городецкому и его преемнику Михаилу Ярославичу Тверскому. Потомки Акинфа Гавриловича состояли на службе у московских князей. Родство Гаврилы и Акинфа зафиксировано в синодиках (поминальных списках) 1530-х годов.

Новгородец Сбыслав Якунович, как уже говорилось, рубился одним топором. Сообщая этот нюанс, автор Жития, видимо, подразумевает, что тот мог использовать более изощрённое оружие. При этом известно, что выбирать оружие могли лишь богатые люди. Вкупе с указанием отчества Сбыслава это говорит в пользу его высокого статуса.

Летописные данные подтверждают эту гипотезу. В Новгородской первой летописи (НПЛ) под 1229 годом дважды упоминается Сбыслав Якунович — среди новгородской знати в окружении князя Михаила Черниговского и в списке посадников. Ничто не противоречит отождествлению Сбыслава из Жития с одноименным посадником из Новгорода.

Третий в списке — Яков, ловчий князя, родом из Полоцка. Очевидно, в Новгород он приехал вместе с Александром Ярославичем. Яков сражался мечом — оружием, которым обладала только знать. Но откуда в окружении князя боярин из Полоцка? Вероятно, всё дело в браке Александра Ярославича. За год до Невской битвы он женился на дочери полоцкого князя Брячислава Александре.

Четвёртый герой, новгородец Миша, явился на битву в сопровождении личной дружины. Заметим, что «дружина» — слово многозначное (войско, отряд, приближенные — возможны разные смыслы). Но вне зависимости от того, что оно здесь значит, можно предположить, что Миша — из числа новгородских бояр. Они как раз располагали собственными военными слугами.

В НПЛ имя Миша фигурирует под 1228, 1232 и 1257 годом. По исследованию филолога Алексея Гиппиуса, все эти статьи приходятся на ту часть летописи, которую написал пономарь Тимофей. Он работал в период, когда кафедру занимали архиепископы Спиридон и Далмат (1226–1274 годы). Едва ли летописец мог назвать одним и тем же уменьшительным именем двух разных людей. Кстати, он упоминал ещё нескольких Михаилов, различая их по отчествам и уменьшительным именам.

Заметим, что имя Миша стало патронимом — в истории известен клан Мишиничей-Онцифоровичей. Его представители фигурируют в летописи и в берестяных грамотах из раскопок в Неревском конце Новгорода (вдоль левого берега реки Волхов). Видимо, Миша, потопивший шведские корабли, и персонаж из летописи — одно и то же лицо, патриарх неревского боярского рода.

А что Савва, выступавший «от молодыхъ его»? Под «его», видимо, подразумевается князь Александр. Один из аргументов в пользу этого — контекст перечисления героев. Обо всех автор Жития говорит из владимирской перспективы. Он выделяет двух новгородцев, а остальных как бы по умолчанию относит к окружению князя из Владимира. Так что пятый и шестой фигуранты списка (Савва и Ратмир), происхождение которых не ясно, — вероятно, из числа княжеских владимирцев.

Ратмир охарактеризован как слуга князя. Таким образом, среди собственно княжеских людей, сражавшихся на Неве, помимо бояр (Гаврилы Алексича и Якова), были ещё «молодые» (Савва) и «слуги» (Ратмир). Статус «слуг» был низким. Не случайно Ратмир идет в конце списка. Если Савва сражался на коне (въехал в шатёр шведов), а значит, был относительно богат и близок к князю (от которого и мог получить коня), то Ратмир воевал пешим — и погиб. Пехотинцы были более уязвимы в бою, чем конники и те, кто располагал разным оружием, а то и собственной дружиной. Пешими воевали люди невысокого статуса.

Дружина и двор: корпорация или элита?

Термин «дружина», как уже говорилось, многозначен. В одном и том же тексте он может встречаться в значении отряда, войска или окружения князя. Много таких примеров есть в источниках XI–XII веков.

Историки трактуют этот концепт двояко. Так, Антон Горский считает дружину «корпорацией», «организацией военно-служилой знати», «институтом» служилых людей. По его мнению, с начала XIII века эта «организация служилых людей князя» трансформировалась в другую — «двор».

Пётр Стефанович придерживается другой точки зрения. Он полагает, что представлять людей, служивших князю, «корпорацией», — это «анахронизм для домонгольского периода». Так на древнюю эпоху, когда жёстких норм службы не существовало, переносятся реалии Московского государства XVI–XVII веков, когда уже и правда сформировался особый класс служилых людей, обязанных службой государю и называвших себя его «холопами». «Исходя из общеевропейских моделей, предложенных в медиевистике, я прибегаю не к древнерусскому слову “дружина” (семантически широкому <...>, а значит, малопригодному в качестве социологического термина), а к современному термину “элита”», — пишет исследователь.

Это позволяет выстроить социальную иерархию Древней Руси с опорой не на критерий службы, а на факторы, которые в действительности определяли статус человека в раннем Средневековье. Это доступ к власти, капитал и престиж (у истоков этой теории элит стояли итальянские социологи Вильфредо Парето и Гаэтано Моска).

В этом случае на протяжении всего Средневековья и даже позже на Руси выделяются две группы элиты: высшая знать и низшая. К этим категориям могли примыкать другие социальные группы — прежде всего, торгово-финансовые и церковные, и все вместе они составляли элиту. Но говорить о какой-либо организации этих разнородных групп — затруднительно, убеждён учёный.

За высшей знатью надолго, вплоть до Нового времени, закрепилось обозначение «бояре». Устойчивость названия свидетельствует о стабильности и значимости этой социальной категории. Группы людей, не имевшие поддержки в родовой аристократии, были неустойчивы и меняли функции в зависимости от нужд центральной власти, которую они обслуживали. Их обозначения варьируются («гридь», «дворяне», «милостники» и пр.).

Однако нужно заметить, что смена названий — «дружины» на «двор» — не была одномоментной (к началу XIII века), как полагает Антон Горский. Долгое время — с середины XII века, когда фиксируется значение слова «двор» как окружение князя, и до конца XV века, когда слово «дружина» становится скорее литературным, эти слова использовались параллельно или в качестве синонимов, пишет Пётр Стефанович.

Финальная концептуализация понятия «двор» объясняется трансформацией не столько элиты, сколько политического строя. Произошёл переход от общего совладения Рюриковичей над Русью, когда князья могли перемещаться со стола на стол, к удельно-патримониальному порядку, когда правители уже были привязаны к своему наследственному уделу. Уже в Московском царстве утвердился термин «государев двор», действительно обозначавший корпорацию служилых людей.

Так какая теория — «дружинная» или «элитная» — больше рассказывает о социальной стратификации окружения Александра Ярославича? Можно было бы допустить, что в Житии, как и в источниках XI–XII веков, «дружиной» одновременно обозначено и всё войско Александра, и отряд боярина Миши (военное подразделение). Но тут возникают противоречия.

Миша и его команда

С одной стороны, автор Жития перечислял героев, фокусируясь на их индивидуальных подвигах: один бился с воеводой, другой рубился топором и пр. Тогда достижения Миши должны оцениваться как его личные, а «дружина» в этом случае — лично преданные ему люди, его «команда», а не подразделение общеновгородского войска, оказавшееся под его руководством.

С другой стороны, само представление о Невской битве как регулярном сражении с централизованным командованием, в котором могут быть какие-то «подразделения войска», неадекватно для Средневековья. Военные действия тогда совершались не по единому плану, а складывались из действий отдельных отрядов («полков»), сформированных по принципам личной преданности и землячества.

Очевидна разнородность «полков Олександровых». И Житие, и летопись указывают, что князь вышел в поход с новгородцами (и ладожанами, по летописи) как некоей отдельной общностью.

В целом, вне зависимости от казуса с Мишиной «командой», употребление слова «дружина» в Житии не отвечает представлению об «организации» или «институте» княжеских людей. А слово «двор» — как обозначение приближённых князя — в тексте и вовсе отсутствует, хотя, по логике некоторых исследователей, оно могло бы там быть. Так или иначе, «корпоративная», «цеховая» версия «дружины» выглядит натянутой.

Герои по ранжиру

Список невских героев структурирован. В нём отчетливо видны разграничения в среде людей, собравшихся под началом князя. Топ-четыре в списке — Гаврила, Сбыслав, Яков и Миша — бояре. Двое замыкающих список — Савва и Ратмир — люди победнее и попроще.

Можно предположить, что внимание автора Жития было приковано к аристократии. А можно думать, что люди с высоким социальным статусом были более заметны на поле боя — вооружением, выучкой, командой слуг.

По Житию, в военном плане более весомыми оказались деяния бояр. Действия же Саввы и Ратмира отчасти носили символический характер, что, разумеется, не отменяет их героизма. Так или иначе, в ту эпоху поведение знати на поле боя было во многом решающим для исхода сражения.

Из четверых бояр двое — новгородцы. Сообщая это, автор-владимирец отражает объективную ситуацию — в «полках Олександровых» было много новгородцев. Тем самым Житие не подтверждает существующего в науке мнения, что победа над шведами — заслуга прежде всего дружины самого князя.

Оказалось, что даже из владимирской перспективы нельзя было не упомянуть новгородских бояр. Да и летопись говорит о значимости новгородских сил. Там упоминаются 20 погибших местных «мужей». Поскольку под «мужами» подразумевали состоятельных людей, потери надо оценивать как серьёзные — для данной битвы. А коль скоро это так, участие новгородцев в битве было значительным.

Структурированная элита

Из двух упомянутых бояр князя один, ловчий Яков, — из Полоцка. Аристократия вокруг князей складывалась из разных элементов: были «местные», как Гаврила Алексич, и «пришлые», как Яков. Это вполне понятно. Тогда князья не сидели на одном «столе», а переходили из одной земли в другую, заключали союзы с другими князьями. Это предполагало и перемещения служилых людей.

Группу «молодых» (как Савва) надо понимать прежде всего как возрастную. Выражения «младшая дружина», «молодцы», «молодь» относились к людям, только начинающим карьеру при княжеском дворе, с более скромной экипировкой и без зависимых людей. Социальное происхождение «молоди» могло быть разным, а в военной обстановке она могла проявлять себя как отдельная группа.

Что касается «слуг» (Ратмир), то в эпоху Александра Невского так называли незнатных служилых людей (тех, кого ранее именовали «гриди», «отроки», «детские» и пр.). Позднее круг лиц на службе князя называли «бояре и вольные слуги», что разделяло высшую и низшую знать.

В целом список героев Невской «сечи» адекватно отражает и состав русского войска (двухчастный — люди князя и новгородцы), и окружение правителя. Это круг лиц можно было бы назвать «дружиной» или же «двором». Но, как выясняется, важнее не эти общие обозначения, а указания на отдельные социальные группы и характеристики людей, представлявших их.

В любом случае, никакой «корпорации» или «организации» служилых людей в Житии нет. Люди под непосредственной властью Александра Ярославича слишком неоднородны по положению и происхождению: боярин владимирский и боярин полоцкий, «молодь» и низшая знать. На «организацию» тоже ничто не указывает.

Однако эти люди схожи между собой по критериям, характеризующим элиту. Эти критерии — близость к власти, достаток и престиж. Не зря именно к этим персонажам было приковано внимание автора Жития. Прославляя их, он по-своему структурировал социальную реальность, выделял в ней нечто лучшее, выдающееся — то есть элиту, заключает Пётр Стефанович.
IQ
 

Литература по теме:

Стефанович П.С. Бояре, отроки, дружины: военно-политическая элита Руси в X–XI вв.

Стефанович П.С. Элита Древнерусского государства (конец X – первая половина XIII в.)

 

Автор исследования:

Пётр Стефанович, профессор Школы исторических наук факультета гуманитарных наук НИУ ВШЭ, ведущий научный сотрудник Института российской истории РАН

Автор текста: Соболевская Ольга Вадимовна, 6 декабря, 2022 г.