• A
  • A
  • A
  • АБB
  • АБB
  • АБB
  • А
  • А
  • А
  • А
  • А
Обычная версия сайта

«Метафизическое раз­мыш­ле­ние о трудных пробле­мах науки, вопло­щен­ное в худо­жест­венных практиках»

Станислав Миловидов — про science art и его возможности в расширении границ сознания, преодолении антропоморфности и антропоцентризма

Wikimedia Commons

«Алхимическое» взаимодействие искусства и науки, производящее своеобразный «философский камень» — так метафорически можно определить сайнс-арт (англ. science art — «научное искусство»). Он включает массу подмножеств: от био-арта — работы с живыми организмами и тканями — до творчества нейросетей. Примеры сайнс-арта — инсталляции и перформансы, базируются как на исследованиях учёных, так и на красивых фантазиях и мистификациях. IQ.HSE побеседовал об этом направлении современного искусства с его исследователем Станиславом Миловидовым, преподавателем Института медиа факультета креативных индустрий НИУ ВШЭ.



Станислав Миловидов,
преподаватель Института медиа факультета
креативных индустрий НИУ ВШЭ


Дракон в реторте

— Какой существует самый ранний пример сайнс-арта? Может быть это витрувианский человек Леонардо да Винчи или анатомические рисунки из его дневников?

— Ряд исследователей считают, что витрувианский человек Леонардо имеет отношение к сайнс-арту. Но всё же сайнс-арт появляется, когда уже существует научная культура эпохи модерна. Во времена Леонардо наука и искусство не были четко сепарированы — вспомним, например, творчество Бенвенуто Челлини или алхимиков. Потом происходит сепарация науки и искусства, реализуются лабораторные практики. Из них берут предметы и эксперименты, эстетизируют — и получается искусство.

В недавней статье в журнале «Искусствознание» утверждается, что отсчёт сайнс-арта можно вести с 1930-х годов, с первого манифеста американского художника и физика Берна Портера, в котором была концепция интеграции науки и искусства. Автор статьи отмечает: «Все тексты Портера в манифесте <...> были написаны <...> с 1939 по 1959 год».

— А как же геометрические шедевры нидерландского графика Маурица Эшера и развившего потом эту традицию математика Анатолия Фоменко?

— Эшер тоже, скорее, предвестник этой истории. Большой пласт с отражением науки в искусстве начинается с авангарда. Возьмём, к примеру, итальянский футуризм начала ХХ века. В нём отражаются технологии: футуристы говорят про свет, про аэропланы и другие средства передвижения. Возьмём соцреализм: художник Юрий Пименов часто изображал на картинах заводы, индустрию, а Андрей Соколов писал картины об освоении космоса. Кинорежиссёр Дзига Вертов в своих фильмах показывал механизмы.

Наука отражалась в живописи. Но сайнс-арт не столько отражает, сколько использует научно-технический прогресс, чтобы создать собственное высказывание. Он применяет лабораторные инструменты и движется в сторону современной философии.

— Представитель био-арта Эдуардо Кац в публичной лекции говорит, что люди всегда создавали «новых существ», — и демонстрирует на экране изображение Минотавра, японскую версию русалки и прочее. Получается, что сайнс-арт произрастает из донаучного знания, мифологии?

— Я бы, скорее, сравнил сайнс-арт с алхимией — синтезом донаучного и научного знания. «Возьми философской ртути и накаливай, пока она не превратится в зелёного льва <…>, — писал английский алхимик Джордж Рипли в XV веке о способе получения философского камня. — Киммерийские тени покроют реторту своим тёмным покрывалом, и ты найдешь внутри неё истинного дракона, потому что он пожирает свой хвост».

GFP Bunny | Eduardo Kac | 2000 from Tecno_Grafias Archive on Vimeo.

В этом тексте фигурируют мифологические существа — зелёный лев и дракон. Текст напоминает некое фэнтези или заклинание. Но уже в XIX веке французский химик-органик Жан-Батист Андре Дюма перевёл этот рецепт на язык современной ему науки, обнаружив за художественными образами свинец, его оксиды, химические соли и пр. Получается синтез научного знания и мифологической истории, которая туда вплетается из картины мира людей XVI века. Сайнс-арт — это метафизическое размышление о трудных проблемах современной науки, воплощенное в художественных практиках.

Из статьи Станислава Миловидова:

«Сайнс-арт, преодолевая пропасть рационального и иррационального, как бы берёт на себя задачи философии и находится в поисках ответов на метафизические вопросы внутри научной парадигмы с помощью её языка. Он синкретически объединяет многообразие познавательной деятельности современного человека».

Художник как кентавр

— Метафизика — это философия, тогда при чём тут «сайнс» — та же биология, «субстрат» био-арта?

— Сайнс-арт включает критику антропоцентризма. В его рамках мы пытаемся познать мир, но замкнуты в пределах собственного сознания. Как можно выйти за границы привычной научной парадигмы и замкнутости нашего сознания? Так появляются биологические «кроссоверы», связанные с животными и растениями («нечеловеческими» существами). В большей степени — с растениями — на них пока не очень распространяется этика. Человечество живёт рядом с растениями тысячи лет, но они радикально отличаются от нас, и их жизнедеятельность мы воспринимаем с трудом. Так что эксперименты с растениями в сайнс-арте очень популярны.

— А открывший пенициллин микробиолог Александр Флеминг в своё время экспериментировал с бактериями — составлял из них картинки.

— Точно. Но с микроорганизмами опасно работать. Если говорить о животных, то известен перформанс французской художницы Марион Лаваль-Жанте, которая, по её собственным словам, пыталась «почувствовать себя лошадью». Для этого она вводила себе сыворотку иммуноглобулина лошади, надевала механические копыта и пр.

— Очень кентаврично.

— Медики рвали на себе волосы, пытаясь понять, какие это были иммуноглобулины. Ведь нечеловеческие иммуноглобулины могут вызвать жуткую аллергическую реакцию. По одной из версий, Лаваль-Жанте всё же давали антигистаминные препараты. Так или иначе, этот перформанс был об одном, а медицина находит там мистификации и фокусничество.

В ритме beetles

— В хороших зоологических музеях есть целые ряды жуков одного вида, наглядно показывающие дарвиновскую изменчивость (особи побольше и поменьше, светлее и темнее и пр.). И вот уже в этих «орнаментах» чудятся ритм, композиция, замысел. Или всё-таки нет? Чего этим витринам с жуками не хватает, чтобы они стали «артом»? Дело в интенции — сделать произведение искусства?

— Возьмём, к примеру, лопату. Если мы просто копаем ею — это не искусство, мы используем её по назначению. А если лопата — это метафорическое копьё для рыцаря, созданного из мусорного бака (представим себе такую инсталляцию), то это уже средство художественной выразительности. Если есть последовательность, которая демонстрирует видовое разнообразие, — это просто презентация научных данных.

Любопытный перформанс — видео для растений — представили в 2021 году на биеннале «Искусство будущего» в Мультимедиа Арт Музее Юлия Вергазова и Николай Ульянов. Они взяли за основу факт, что растения реагируют на звуки насекомых-опылителей, пчёл (определенное количество герц) — концентрация сахара в нектаре растёт. Тем самым растения активнее привлекают пчёл.

В эксперименте взяли сванские песни и «прожужжали» их на частоте, которую должны слышать растения. Видеоряд, сгенерированный в соответствии с музыкой, состоит из выходных данных нейросети BigGAN. Авторы выбрали изображения, относящиеся к пчёлам и растениям, которые они опыляют, чтобы объяснить зрителям смысл этого кинотеатра, немного рассказать о пчёлах.

— А каково метафорическое содержание произведения британской художницы Анны Ридлер? Напомню, она использовала собранный вручную датасет — изображения ракушек с берегов Темзы. Затем нейросеть, обученная на этих данных, сформировала зрелищный видеоряд — раковины-образы видоизменяются.

— В работе Ридлер «Proof of Work: The Shell Record» (2021) бесконечные ряды раковин, сгенерированных нейросетью, приобретают метафорическое значение. Раковина становится маркером времени и частью истории Лондона и реки Темзы.

Ридлер предприняла историческое исследование, рассказала о раковине сквозь призму человеческой культуры. Так, раковина становится частью контекста товарно-денежного обмена в истории региона и человеческой цивилизации в целом: от ракушки как украшения, денежного эквивалента и ритуального предмета до системы криптовалют и блокчейна. Цифровое искусство пытается проследить, как один и тот же сущностный объект претерпевает метаморфозы.

В другой работе Ридлер пыталась воспроизвести цветочные часы (циферблат из набора травянистых растений, цветки которых раскрываются и закрываются в определённое время суток). Впервые такие часы пытался сделать Карл Линней.

— Био-арт — это победа над антропоморфностью и антропоцентризмом?

— Корректнее говорить о преодолении антропоморфности и антропоцентризма. Есть метафора коперниканского поворота (геоцентризм сменился гелиоцентризмом), повлиявшего на методы научного познания в целом. В птолемеевской географии Земля считалась центром Вселенной. Николай Коперник показал, что центральным небесным телом является Солнце, а Земля в некотором смысле — на периферии (что наглядно показано в подборке фотографий у астрофизика и популяризатора науки Карла Сагана). Можно распространить метафору коперниканского переворота и на сознание человека. Если извлечь его на периферию — появятся новые горизонты.

— Поспекулируем на тему, сколько должно быть «сайнса», а сколько «арта» в сайнс-арте.

— Западный сайнс-арт был, скорее, алхимическим (как у Ридлер и Лаваль-Жанте) — на стыке спекулятивного и научного. Но в нём может быть больше эзотерики. Это зависит от художника. Если он — учёный, то будет больше тяготеть к «сайнсу».

Пикник на обочине науки

— Что отличает отечественный сайнс-арт?

— За последние год-два появилась целая плеяда молодых художников. Почти все они связаны с институциями. Это ArtTECH Университета науки и технологий «МИСиС», Школа дизайна НИУ ВШЭ, Институт современного искусства, Университет ИТМО и Сколтех. То есть, если посмотреть, то многие российские художники сайнс-арта связаны с исследовательскими институтами. Есть ощущение, что это сбивает градус спекулятивного. Если спекуляция и возникает, то идёт не путём алхимии. У нас и алхимиков-то особо не было.

Михаила Ломоносова — учёного универсалистского типа, как Леонардо, — на Западе иногда считают алхимиком. Однако у нас сайнс-арт как будто бы строится на культурном пласте научной фантастики — братьев Стругацких, Станислава Лема. Возможно, потому, что существовал привлекательный образ советского учёного.

Только хардкор — только естественные науки

— Затронем архитектуру — Нормана Фостера или Фрэнка Гери. Это и высокое искусство, и хай-тек. Это сайнс-арт?

— Для sci-art всё же нужна лабораторная практика. Сейчас в галерее «Ходынка» идёт интересная выставка, посвящённая печатной графике, — на основе чертежей, печатных плат и пр. Вот это уже на грани сайнс-арта, — есть научные средства, графическая история.

В галерее-мастерской «ГРАУНД Солянка» на днях стартовала выставка «Буфер обмена» студентов магистратуры «Технологическое искусство» МИСиСа. Один из арт-объектов включает гониометр (прибор для высокоточного измерения углов). Внутри объекта находится камень, который вращается, и гониометр лазером считывает его поверхность. Все это переводится в звук. В результате получается своеобразный «сайнс-саунд-арт».

— Какие существуют требования к оборудованию, вовлеченному в sci-art?

— Оно должно быть лабораторным, задействованным в лабораторном эксперименте. В 2016 году Ольга Левченко из РГГУ защитила диссертацию «Освоение природы средствами сайнс-арта...», в которой выделила пять критериев сайнс-арта. Так, он всегда обращается к естественнонаучному знанию.

Нет сайнс-арта, работающего, например, с социологией.

Дыша «иным»

— Среди метафор, описывающих сайнс-арт, — метаморфозы (как, например, у медиахудожника Вадима Эпштейна). Или симбиоз. Это уже почти конвенциональное обозначение?

— Да. Пример — интерактивная инсталляция «Earthlink» словенской художницы Саши Спачал на выставке в Москве «Да, живет иное во мне» 2021 года. Работу сопровождал такой текст: «Earthlink — вдох и выдох связывают человека с окружающей средой и планетой в целом. Как они трансформируются, когда условия среды меняются, и как трансформируемся мы — когда находимся в симбиозе с иным?».

Инсталляция представляет собой экосистему из четырёх частей, связанных трубками для обмена воздухом (Inspiration, Expiration, Symbiome и Biome). Дыхательная станция Inspiration (англ. «вдох») подаёт зрителям на вдох воздух, обогащенный Mycobacterium vaccae (есть данные, что эти почвенные бактерии улучшают настроение и повышают умственные способности). Expiration («выдох») собирает микробиом зрителей в экстериоризированные легкие. Эфирное масло кипариса «очищает легкие» от выделений. В Symbiome помещены клевер и почвенные клубеньковые бактерии Rhizobium. Находясь в симбиозе, они производят кислород и фиксируют азот. Симбиоз влияет на интенсивность потока воды, циркулирующего в колбе и образующего рябь.

По сути, это попытка выйти за пределы антропоцентризма, и идёт поиск мостика для этого. На уже упоминавшейся выставке «Буфер обмена» много «нейросетевых» арт-объектов. Нейросети — нечеловеческий агент, и большие данные, с которыми они работают, помогают найти этот мостик, попытаться найти логику нечеловеческого. До нейросетей таким мостиком был симбиоз, когда жизненный мир одного существа пересекался с жизненным миром другого.

— При этом нечеловеческое всё равно остается объектом для человека?

— Эту проблему затрагивали французский философ, антрополог и социолог Брюно Латур и американский философ-метафизик Грэм Харман. Так, Латур полагал, что люди и вещи должны изучаться симметрично, без разделения на субъект и объект. По мнению Хармана, должна быть объектно-ориентированная онтология, уравнивающая всех действующих лиц.

Нейросетевая муза

— Поговорим про генеративное искусство (творчество компьютера при помощи алгоритмов) и нейросети.

— С удовольствием, ведь в России, например, за 2021 год ни одна экспозиция лаборатории Art&Science в Государственной Третьяковской галерее не обошлась без арт-объектов, созданных с помощью нейронных сетей или технологий машинного обучения. Подобные проекты стартовали в Эрмитаже в Санкт-Петербурге, не говоря уже о специализированных выставочных пространствах Москвы, таких, как Мультимедиа Арт Музей, галереи «ГРАУНД Солянка», «Ходынка», «Краснохолмская» и другие.

— Недавно также состоялся любопытный эксперимент — нейросеть иллюстрировала прозу Владимира Набокова. Считалось, что это «очистит» картинки от привнесенной интерпретации художника. Как бы вы прокомментировали эту установку?

— Видимо, это попытка преодолеть субъективность. Любое человеческое искусство субъективно — это авторское высказывание. За ним мы видим автора, но часто не видим реальность. Художники нередко пытались найти, как могут выглядеть «объективные» картинки. Так, крашеный холст выставляли под дождь, чтобы получить «изображение» дождя (с помощью размывания краски).

Были и другие эксперименты — творчества в состоянии транса. Казалось, что в таком состоянии открывается сознание, и это важно уловить для творчества.

Однако латентное пространство нейросетей непредсказуемо. Учёные, тренировавшие нейросеть, не могут заранее сказать, как она придёт к результату. Это непредсказуемое пространство позволяет избавиться от субъективных вещей. Художники экспериментируют с тем, как искусство может создаваться без работы человеческого сознания.

— Но, абстрагируясь от сознания человека, мы делаем ставку на «сознание» искусственного интеллекта. Так что от сознания никуда не уйти!

— Современные формы искусственного интеллекта ближе к бессознательному, чем к человеческому сознанию.

Сообщающиеся сосуды

— Где грань между сайнс-артом и медиа-артом? Похоже, они взаимоперетекаемы?

— Да. Термин «медиа-арт» появился в конце ХХ века. Его критиковал эксперт по цифровой культуре Лев Манович. Те, кто занимался медиа-артом, фокусировались на том, что искусство создается с помощью «медиума». Так, в видео-арте «медиумом» выступает видеоизображение, в саунд-арте — звук. Но в рамках цифрового искусства границы между «медиумами» стали стираться. По мнению Мановича, стоит перейти к концепту софт-культуры: есть некое программное обеспечение, которое заменяет медиум. Правильнее — разделять сайнс-арт и art&tech, создаваемое с помощью софта. Размывание двух парадигм произошло с появлением нейросетей.

Арт-группа «Куда бегут собаки», например, это синтез цифрового и постцифрового искусства, где наслаждение цифровой реальностью сменяется критическим взглядом на неё. Есть ещё глитч-арт, эстетизирующий различные цифровые и аналоговые ошибки, — он присутствует и в медиа-искусстве. Вадим Эпштейн, например, показывает, как распадается сознание машины, — это оказывается эстетически привлекательно.

— Как не вспомнить картины Павла Филонова с его аналитическим искусством и «атомизацией» реальности!

— Его действительно часто вспоминают в контексте нейросетей. Обычно художник, готовясь рисовать, делает эскиз, создает композицию. А нейросеть «растит» картину из нескольких точек. Филонов тоже писал картины без эскизов, заполнял холст из точки.

Тоска по новой научно-технической революции

— Перейдем к банальному: смыслу сайнс-арта и, в частности, работ нейросетей. Как отмечает Манович, сгенерированные компьютером объекты не обнаруживают признаков заложенной в них системы, однако они и не случайны. У них особая логика, и её предстоит осмыслить.

— Один из смыслов — выйти за пределы привычной парадигмы научного мышления. Латур в своих последних работах констатировал, что современный мир требует пересмотра отношений науки и общества. Он ставил перед собой цель выработать новую парадигму, позволяющую совместить научные практики с демократическим процессом принятия решений. Латур предлагал программу построения «общего мира», в котором нечеловеческие акторы принимают участие на равных с людьми.

Показательна книга «Где приземлиться?», где Латур говорит о попытках раздвинуть границы представления человечества об окружающей среде. Это приходится делать, поскольку ощущается некоторый тупик. Учёные хотят новой «эпохи Великих географических открытий» или эпохи появления электричества и двигателя внутреннего сгорания, когда было много изобретений, изменивших мир.

— Тоскуют по скорому и гетерогенному прогрессу?

— Да. Возьмём, к примеру, автомобили. Они стали эргономичнее, комфортнее, мощнее, быстрее, изменился их дизайн, но концептуально — всё то же самое. А культура модерна воспитала людей, которые хотят что-то открывать. Так, в своё время все мальчики хотели быть космонавтами или исследователями, поскольку это была вершина первооткрывательства на тот момент. А сейчас всё это воспринимается как что-то рутинное. Этот тупик надо как-то преодолевать.

В тонусе сомнения

— Какой ещё месседж у сайнс-арта?

— Часто искусствоведы говорят о его просветительском характере. Я бы согласился, но с оговорками. Традиционные научно-популярные жанры обращены к результатам научных исследований, а сайнс-арт эстетизирует, скорее, сам процесс исследования.

В сайнс-арте, в отличие от просветительских проектов, остаётся элемент научного сомнения, который во многом конструирует науку. Иными словами, с помощью сайнс-арта мы воспринимаем культуру научного сомнения.

Интересоваться загадками — общее место человеческого мышления. Когда нам говорят, что А — это А, а В — это В, мы часто воспринимаем это некритически. А если нам показывают объект, с которым можно взаимодействовать, возможно, мы захотим разгадать его загадку.

Кстати, некоторые научные институции работают с художниками в коллаборации. Это делает институцию более видимой — есть не просто доклад, а арт-объект. С другой стороны, в чём просветительская суть таких выставок? С академической точки зрения сайнс-арт не способствует приращению научного знания. Для посетителей это, скорее, парк научных аттракционов.

Немецкий художник Ральф Беккер на выставке «New Elements» в Третьяковке показывал перформанс с жидким металлом галинстаном, который под влиянием электродов меняет очертания. Произведение немецкой художницы Терезы Шуберт подчеркивало концептуальную связь леса как гиперорганизма с серверной архитектурой.

— Это и правда похоже на алхимию, хотя выглядит научно.

— Художник стремится стать одновременно исследователем, философом, мистиком, а его работы представляют собой микрокосмос сциентистской культуры, воплощая не только её официальную сторону — науку, но и эзотерику и конспирологию. Видимо, в этом и есть ключ к популярности сайнс-арта — и одновременно его неоднородность, которая затрудняет концептуализацию выставок.
IQ
 

Литература по теме:

Миловидов С.В. Выставки сайнс-арта в Москве: путь к новой метафизике

Миловидов С.В. Художественные особенности произведений компьютерного искусства, созданных с использованием технологий машинного обучения

Автор текста: Соболевская Ольга Вадимовна, 16 июня, 2023 г.