Традиции и массовость

В Издательском доме ВШЭ вышла монография «Лингвосемиотика похоронной культуры: деревня и город» Лилии Пантелеевой, научного сотрудника Департамента иностранных языков НИУ ВШЭ в Перми, и Станислава Хоробрых, заместителя директора по научно-исследовательской работе музея-заповедника «Усолье Строгановское» (Пермский край). IQ.HSE публикует фрагмент из книги, в котором авторы разбирают, что такое народная культура — и кто её носители.

В настоящее время культурная и культурологическая ситуация в аспекте жизни народных масс весьма неоднозначна. Процесс активного нарастания культурных форм, их слияния и взаимовлияния всё чаще приводит исследователей к категоричным суждениям — например, о неотделимости феноменов одной культурной формы от другой (например, массовой от элитарной) или антисоциальности современного культурного мира. Вместе с тем консенсус между разными позициями в видении современной культурной реальности труднодостижим по причине неупорядоченности понятий. Неупорядоченность проявляется не только в области главного предмета исследований, но и в более узкой проблематике. Так, особое напряжение в смыкании разных точек зрения возникает на линии народный — массовый — элитарный.

Указанные проблемы усугубляются ещё одним важным обстоятельством. Современная культура с её гетерогенными и гетероморфными проявлениями (несмотря на все теоретическое и фактологическое обеспечение науки) часто требует междисциплинарного препарирования. Выявление и анализ культурной материи нуждаются в разнородных междисциплинарных данных и инструментарии.

Разматывать этот клубок проблем крайне сложно, тем более если не иметь под ногами совершенно конкретного материала. Теоретизирование вокруг объекта, равно как и подборка разнородных примеров, рано или поздно выльется в схоластические рассуждения. Поэтому мы хотели бы предложить читателю свое видение проблемы содержания и разграничения разных типов народной культуры посредством уравновешивания материала в плоскости языка.

Начнём с прояснения понятийно-терминологического аппарата. Поскольку наше исследование проводится в области лингвосемиотики, целесообразно примкнуть к той системе культурологических взглядов, где культура понимается как «социальная информация, которая сохраняется и накапливается в обществе с помощью создаваемых людьми знаковых средств». Методологически мы избираем путь в русле идей московско-тартуской семиотической школы и пытаемся подобрать язык описания для культурных текстов, зашифрованных разными типами кодов. Основной метаязыковой единицей, «краеугольным камнем», в данном случае выступает народная культура как термин с неисчерпанным смысловым потенциалом.

В понятийном поле, покрываемом термином народная культура, нам видится много неоднозначного. Так, в современных исследованиях указанная единица не находит более-менее строгого определения в семиотическом аспекте. Собственно, и в любом другом она преподносится довольно неопределенно: даже в энциклопедическом словаре толкование термина начинается со слов «собирательное понятие, не имеющее четко опр. границ и включающее культурные пласты разных эпох от глубокой древности до настоящего времени». При этом вводимая далее апелляция к народу как носителю этого типа культуры («Формирование и функционирование феномена Народной культуры в этническом сообществе или социальных группах и общностях разного типа связано с осознанием их принадлежности к народу») ставит новые вопросы о том, кого считать народом? Есть ли люди, которые не включаются в эту массу? В каких случаях принадлежность к народу может отрицаться?

Сложившаяся практика употребления термина народная культура в культурологических и смежных с ними исследованиях дает возможность наблюдать две ведущие закономерности: когда его значение синонимично этнической культуре (ср. традиционная народная культура) и традиционной культуре — ср. «народная культура (правильнее называть её традиционной)». Обе закономерности так или иначе выводят осмысление народной культуры в плоскость исторического прошлого, времени расцвета традиции как своеобразного культурного параметра, которым определяется содержание аграрной цивилизации. 

Если же этот феномен осмысляется по отношению к настоящему, то объектами анализа становятся явления, вытесненные «на периферию культурного сознания», т.е. не укладывающиеся в мейнстримное движение цивилизации. Именно это и кажется нам спорным: почему культурная парадигма, которой определяется содержание развивающейся (постиндустриальной) или предшествующей (индустриальной) цивилизации, не наделяется статусом народной? Почему «народное» прочно связывается с земледельческим укладом жизни (архаизирующейся ныне крестьянской культурой) и не применяется, например, к потребительскому выбору или виртуальной реализации современников?

Все эти вопросы заставляют нас заново переосмыслить содержание широко известного термина и раскрыть в работе два следующих возможных его истолкования, удовлетворяющих информационно-семиотическому пониманию культуры. Назовем их условно «социально-информационный» и «концептуально-цивилизационный» подходы.

Первый подход предполагает разграничение культур по характеру знаковой информации, вычленяемой, интерпретируемой и порождаемой их представителями. На этом основании нам кажется возможным выделение, с одной стороны, элитарной культуры — культуры высоких порядков — высокоинтеллектуального, высокодуховного, высокохудожественного, а с другой — народной культуры, обращенной к «низовому уровню»: простой, не требующей высокой образованности, со слабо проявляемой индивидуальностью.

Между членами данной оппозиции невозможно провести однозначной границы, элитарное — народное может рассматриваться, скорее, как некоторая шкала, между предельными значениями которой располагаются так называемые промежуточные культурные формы. Более того, количество последних со временем увеличивается, потому что усложняется социальная организация. Театральная самодеятельность, деятельность клубов любителей поэзии и краеведов, творчество непрофессиональных художников, музыкантов, танцовщиков и т.д., — всё это даёт возможность наблюдать и исследовать не только существо промежуточной культуры, но и элементы выделенных полярных типов, перекрещенных в ней.

Промежуточные формы, заполняющие пространство между полюсами шкалы, делают незаметным разрыв культур по семиотической сложности. Будучи наиболее близкими к обывательской повседневности, но в то же время более сложно организованными, они часто воспринимаются представителями народной культуры как элитарные. Исследования показывают, что феномены народной культуры более широко и ярко проявляются среди людей, «не испорченных» образованием. Поэтому сегодня в научных работах выборка информантов (носителей народной культуры) нередко задается такими социальными параметрами, как невысокое образование (или необразованность) и занятость в рабочем (трудовом) секторе. Прежде же эти качества характеризовали целые общественные сословия и классы, в которых жила и развивалась народная культура.

Носитель народной культуры часто мыслит и ведёт себя стереотипно: он оглядывается на мнения других, доверяет слухам и популярной информации. Стереотипы, с одной стороны, избавляют его от психологического напряжения при восприятии и интерпретации нового и неизвестного, а с другой — ведут к упрощенному пониманию мира, консервативным решениям, деиндивидуализации взглядов, предугадываемому поведению. Следуя социальному инстинкту коллективности, он чаще доверяет тому, что уже получило проверку в общественной практике, что имеет народное «хождение», нежели тому, что подтверждается теоретически.

Народное мировоззрение складывается в результате наивного осознания реальности. Недостаток знаний в миропостижении преодолевается опорой на коллективный опыт, догмы, интуицию, историческую традицию и т.д. В наивных рассуждениях рацио часто теряет силу перед привычкой и авторитетным мнением.

В наивном сознании порождаются мифологические представления об истории своего рода (семьи, общины, народа, человечества), принципах мирового устройства и месте отдельного человека в нем, смысле существования всего сущего, грядущем времени и т.д. «Миф удовлетворяет потребность в целостном знании о мире, организует и регламентирует жизнь общественного человека (на ранних этапах истории — полностью, на более поздних — совместно с другими формами идеологии, наукой и искусством). Миф предписывает людям правила социального поведения, обуславливает систему ценностных ориентаций, облегчает переживание стрессов, порождаемых критическими состояниями природы, общества и индивидуума».

В мифологических образах и сюжетах, как и в других типах наивных представлений, проявляется концептуальное содержание народной культуры. Количество и качество концептуальных моделей, их компонентов, а также межсистемных и межкомпонентных связей исторически изменчиво. Содержание формально тождественных знаков и текстов народной культуры неодинаково в разных социально-исторических контекстах.

Рассмотренные выше признаки народной культуры — стереотипность, ненаучность, мифологизм — могут задавать целостную жизненную стратегию каких-либо социальных групп или проявляться в жизненном плане отдельного индивида, когда он не включен в профессиональную ситуацию, когда ему важно не проявить себя, а поддержать сложившуюся традицию. В отличие от представителей аграрного общества, современник имеет более разветвленную систему индентичностей, и народная культура — лишь один из компонентов индентичностного профиля личности. Современник, живущий в поликодовой реальности, в разной степени включается в частные семиотики — в одни более глубоко, в другие — менее глубоко. А это, в свою очередь, влияет на развитие его конкретных идентичностных структур.

Таким образом, простота и сложность частных семиотик, с которыми имеет дело индивид или социальная группа, определяют проявление народного или элитарного типа организации культуры. При этом в ряде культурных ситуаций информационное пространство организовано принципиально ненаучно и традиционно: в современной культуре это народные праздники, способы досугового времяпрепровождения, семейная обрядность, народная медицина и др. Поэтому к ним чаще всего и обращаются культурологи для выявления особенностей народной культуры.

Ставшее сегодня очевидным разделение общества по типу потребляемой информации актуализирует представленную оппозицию в частной проблеме: противостояния элитарного и массового. Но это лишь один из ракурсов общего разделения культур по характеру обращения их представителей со знаковыми системами. Элитарное и народное может быть рассмотрено, например, через призму книжной дворянской культуры и традиционного крестьянского мира, официальной врачебной практики и народного самолечения, театральной деятельности и домашних концертов, художественной и наивной литературы и т.п. Кроме того, в каждом из этих противопоставлений можно наметить упоминаемые выше промежуточные типы или периферийные проявления.

В рамках второго подхода под народной культурой нами понимается форма культурной организации широких общественных масс, свойственная тому или иному цивилизационному периоду. Так, по характеру концептуальных моделей различается народная культура доиндустриального и индустриального общества. В культуре общества с аграрным укладом действует традиционная модель, в которой поддерживаются ценности коллективизма, культ природы, ориентация на воспроизведение прошлого, представления об изоморфности мира и человека. Разновидности традиционной культуры определяются территориальным фактором, межпоколенческие связи являются крепкими и характеризуются слабой динамикой.

В современной науке накоплено уже достаточно много сведений о том, какой формы, из какого материала, на какой глубине залегал тот древний сосуд, на примере которого Н.И. Толстой рассуждает о реконструкции общеславянской модели традиционной духовной культуры. Напротив, народная культура индустриального и современного — позднеиндустриального — общества, которую часто называют массовой и по большей части критикуют, на концептуальном уровне изучена еще недостаточно. В частности, до сих пор остается нерешенным вопрос о характере ее субстанции и акцидентальных свойствах.

Сегодня ученым ясно, что массовая культура — совершенно из другого теста, нежели традиционная. В ней поддерживаются ценности индивидуализма, свободы, труда, денег, семьи, предполагается рациональное отношение к действительности. Она ориентирована на будущее, но в то же время лишает человека возможности контролировать социальные процессы. Ее разновидности определяются социальными факторами, межпоколенческие связи являются слабыми и характеризуются усиленной динамикой.

По типу населения массовая культура противостоит традиционной как культура города культуре деревни. В российской действительности миграция из сельско-деревенских поселений в город началась со второй половины XIX века, а существенно активизировалась во второй четверти XX века. Постепенно сближаясь, количественные тренды сельско-деревенского и городского населения пересеклись в конце 1950-х годов, после чего разошлись в противоположные стороны. Время демографического перелома условно обозначило период смены вех — архаизации культуры крестьян и развития народной городской культуры. В настоящее время доля горожан составляет 3/4 от общей численности населения РФ.

Мир города как культурная форма складывался в ином контексте, нежели традиционный крестьянский мир. С одной стороны, в нем перемешивались разные традиции, привнесенные в новое культурное пространство выходцами с разных территорий. А с другой — уже в начале XX века стремительное развитие информационных технологий оказывало сильное влияние на культурные нормы обывателей. И если в советское время информационные органы были поставлены на службу государства и распространяли политическую пропаганду, то после смены режима в информационном потоке наряду с пропагандистским явственно обозначился коммерческий уклон. Так называемая потребительская культура стала формировать новые общественные вкусы и установки.

Безусловно, потребительская культура (культура для масс) является «низовой» не по происхождению, а по адресату. Однако она не может быть сброшена со счетов в разговоре о парадигмах культурной жизни народа: многие ее формулы, установки, мифы, нормы вошли в народный обиход и воспринимаются носителями народной культуры уже как свои. Нам не хотелось бы называть эту культуру массовой, чтобы не создавать омонимию терминов, однако в современных культурологических исследованиях часто присутствует именно такое обозначение. В рамках настоящей работы культуру для потребителей мы будем называть консюмеристской.

Нам близка точка зрения В.А. Куренного, разделяющего эмансипаторные и манипулятивные теории массовой культуры, сущность которых коррелирует соответственно с обозначенным нами разделением культуры масс и культуры для масс. Такова уж специфика нашего времени, что культурные потребности народа могут удовлетворяться как самостоятельно производимыми феноменами, так и специально созданными. При этом потребление культурных продуктов совсем не отменяет право адресата (потребителя) на выбор, интерпретацию, приятие или неприятие.

Таким образом, современную культурную организацию широких общественных масс в России мы видим неоднородной. Её нижний слой — традиционная культура — всё более и более истончается и теряет жизнеспособность в актуальной реальности. Носители традиционной культуры уходят, унося с собой древнюю культурную традицию, либо приспосабливаются к массовой культурной модели, а следовательно, и перенимают ее норму.

Основной слой — массовая культура — полноценно развивается в городской среде, хотя в последнее время все обильнее проникает через дачников и в сельско-деревенский быт. Однако современное сельско-деревенское пространство выступает лишь новой площадкой для реализации урбанистических концепций. (В антропологических исследованиях эта разновидность массовой культуры рассматривается как отдельный объект под названием «новая сельскость».)

Следует наметить и верхний — нарождающийся — слой народной культуры — культуры постиндустриального общества, который ещё весьма слабо и неравномерно распространяется в России. Говорить о нем как о поистине народном в смысле охвата населения пока слишком рано (это хорошо видно по провинции), но в то же время следует признать, что переход к новой цивилизационной форме, с ее информациональностью, новым принципом социальной стратификации, сервисной экономикой, уже не просто умозрительно проектируется, а реально совершается на наших глазах.

Смена концептуальных слоев народной культуры осуществляется постепенно, благодаря чему сегодня мы имеем возможность наблюдать условно называемые прошлый и настоящий мир. Обозначенная динамика отнюдь не поверхностна и не всегда распределяется по социальным группам. Отдельный человек тоже может чувствовать проходящий через него «ток истории» и обнаруживать в слоях собственной идентичности маркеры разных культурных форм. 

Особенно ярко это проявляется у переезжающих в города деревенских жителей, а также коренных провинциалов, в чьем быту еще сохраняется хозяйственное размежевание на организационный и земельный (или собирательский) труд, каждый из которых предоставляет средства к существованию. В культуре малых периферийных городов, особенно с длительной историей, носители традиционного сознания встречаются часто, поскольку их родственные связи и хозяйственная деятельность поддерживаются окрестными деревнями и поселками, а культурная традиция не всесторонне вытравливается инокультурным воздействием.

На фоне динамики и пересечений концептуальных слоев народной культуры наблюдается их активное взаимодействие с внесистемными формами, например, такими как культура консюмеризма. И все же в сложно организованном социальном пространстве можно увидеть и вычленить нити разных культурных форм, имея для этого специальные инструменты.

Намеченные выше аспекты концептуально-цивилизационного подхода — динамический и межсистемный, о которых в свое время говорил Ю.М. Лотман, являются основными в описании любых семиотических систем.
IQ

18 августа, 2023 г.