Леди на карете… и иногда санях

Алчные и нетрезвые французские работники дорожной сети, долгая задержка на пограничном контроле в Кале, грязные постоялые дворы с клопами по всей Европе, бездорожье, поломки экипажей, опрокинутая карета, ограбление... Всю эту картину искренне и подробно живописала сестра британского посланника Кэтрин Гертруда Гаррис (1750–1834), путешествовавшая в Россию через множество европейских стран и городов в 1770–1780-х годах. По её травелогу, который сейчас готовится к публикации*, впору снимать приключенческий сериал — и одновременно изучать нюансы женских путешествий по Европе Эпохи Просвещения. Как английские великосветские дамы ехали в Россию, IQ.HSE разобрался по статье стажера-исследователя Арины Новиковой из Центра истории России Нового времени НИУ ВШЭ.

(Не)сентиментальное путешествие

«<...>Я отправился прямо домой, уложил полдюжины рубашек и пару чёрных шелковых штанов <...>. [Я] взял место в дуврской почтовой карете, и, так как пакетбот отошёл на следующий день в девять утра, — в три часа я уже сидел за обеденным столом перед фрикасе из цыплёнка, столь неоспоримо во Франции <...>». Это начало знаменитого травелога английского классика Лоренса Стерна «Сентиментальное путешествие по Франции и Италии» (1768). К тому времени разнообразные путевые записки уже стали привычными и массовыми, и Стерн отчасти спародировал этот жанр. Кэтрин Гертруда Гаррис, ехавшая по Европе немного позже, не ставила целью пародию, но писала не менее остроумно, живо и увлекательно, так что могла бы составить конкуренцию знаменитому литератору. Хотя, заметим, её путешествие было весьма непростым.

Путевые дневники Кэтрин Гертруды — женский травелог XVIII века, выгодно отличающийся от других качеством нарратива. Мисс Гаррис привела заметно больше подробностей о поездках, чем многие её современники-мужчины, предпочитавшие «давать скупые комментарии политического свойства», отмечает историк Арина Новикова. От многих женских травелогов рассказ Кэтрин Гертруды отличался «первозданностью» — она обходилась почти без самоцензуры, поскольку, видимо, не стремилась опубликовать свои дневники.

Другие женские путевые заметки той же эпохи (например, принадлежавшие Элизабет Димсдейл, жене английского врача Томаса Димсдейла, впервые сделавшего Екатерине II прививку от оспы, или же дневник леди Джейн Каткарт, жены английского посла в России Чарльза Каткарта) были «приглажены», отредактированы, а частично и переработаны. Ну а сочинение написанное Элизабет Крейвен, по мнению исследователей, — вообще не совсем травелог, а, скорее, роман о приключениях утонченной дамы в «варварских» краях. Тем ценнее литературный опыт мисс Гаррис, описывающий реальную поездку, причём довольно искренне и непредвзято (насколько это было возможно).

Заметки Гаррис о двух путешествиях, первое из которых началось в 1777 году (ей было 27 лет), а второе — в 1782 году, увлекательны и драматичны не только в силу особенностей самого вояжа (то задержат на французской границе, то карета зависнет над пропастью, то форейторы — пьяные, то кто-нибудь ограбит, то грязь в гостинице неимоверная). Сюжет записок насыщен ещё и потому, что во втором путешествии Кэтрин Гертруде Гаррис пришлось самой решать большинство проблем в пути, узнавать «механику» общения с пограничными и дорожными службами.

Если в 1777 году она отправилась в путь с братом Джеймсом и молоденькой невесткой Харриет, и организационные и финансовые вопросы решал именно брат, то в 1782 году Кэтрин Гертруда ехала лишь в компании Харриет (не считая слуг, которые присутствовали и в первой поездке) и, как старшая, взяла всю ответственность на себя. Непростой опыт позволил ей познакомиться с нравами и обычаями ряда европейских стран, с нюансами общения со «своими» и «чужими» на разных территориях.

В первый раз маршрут пролегал через Дувр, Кале, Бетюн, Гент, Брюссель, Кобленц, Франкфурт-на-Майне, Готу, Берлин, Штеттин, Данциг, Мемель, Митаву, Ригу, Дерпт, Нарву и закончился в Санкт-Петербурге. Во второй раз маршрут был длиннее (в силу обстоятельств охватил больше французских городов), но в остальном повторял предыдущий. Все страны, включая Россию, были для автора травелога частью европейского пространства, — ко всем она применяла определение « European ».

Дамы отрываются от дома

Европейцы Века Просвещения интересовались «иными» народами и культурами, любили исследовать мир — и потому стремились путешествовать. Помимо правительственных командировок и коммерческих поездок, в XVIII веке всё более частыми стали туры с познавательными целями, со сверхзадачей «воспитать ум и сердце».

Тогда были популярны идеи «великой пользы» путешествий для становления личности. Как отмечал исследователь путешествий Пол Фассел, Эпоха Просвещения стала временем появления настоящих путешественников, перемещавшихся «с целью неутилитарного удовольствия». Не удивительно, что распространились путевые заметки — чтение любопытное и полезное. Так, с их помощью можно изучать межкультурные связи, «закулисную» политику, международные отношения, придворный церемониал, обычаи и пр.

Но мужской и женский травелог — разные вещи. Сам опыт путешествий был в ту эпоху гендерно маркирован. В патриархальном обществе мобильность считалась уделом мужчин. Женщин ассоциировали с домом.

«Публиковать описания поездок для путешественницы означало нарушить предписанные обществом нормы “женственности”, — отмечает Арина Новикова. — В результате большинство текстов, созданных путешествующими дамами, сознательно не были ими изданы и ждут своего исследователя в архивах». За екатерининскую эпоху известны лишь пять сочинений англичанок, посетивших Россию. Обнаруженный в британских национальных архивах (The National Archives) травелог Кэтрин Гертруды Гаррис отчасти позволяет восполнить эти лакуны и воссоздать бытовые нюансы женского путешествия второй половины XVIII века.

Закулисье дипмиссии, или Портрет путешественницы

Частой причиной женских путешествий было намерение сопровождать супруга или других близких во время их дипломатических миссий или рабочих поездок. Мисс Гаррис отправилась в путь, чтобы поддержать своего брата, британского дипломата Джеймса Гарриса-младшего (1746–1820), в его посольстве в Россию в 1777–1783 годах.

Джеймс считался успешным дипломатом. С конца 1760-х успел побывать посланником в Мадриде, затем в Берлине. В 1777 году был откомандирован в Санкт-Петербург, где прослужил до конца лета 1783 года. Его собственные дневники и переписка показывают могущество и роскошь русского двора, стремление Англии заключить союз с Россией, согласно которому российская сторона оказывала бы англичанам военную помощь в конфликте с Североамериканскими колониями. Во многом его ждало разочарование. В итоге он стал с раздражением относиться к Екатерине II и её двору. Там «мало занимаются делами и предаются одним развлечениям», писал он. В 1783 году Джеймс Гаррис завершил свою дипмиссию в России.

Поездке его сестры посвящены семь дневников, в четырёх из них описаны перипетии передвижения из Англии в Россию. Сравнение записок мисс Гаррис с другой путевой прозой (например, Натаниэля Рэксолла), корреспонденций британских дипломатов (Чарльза Каткарта, Джеймса Гарриса) и материалами экспедиций (немецкого учёного-естествоиспытателя на русской службе Петра Симона Палласа) убеждает в том, что травелог англичанки открывает для исследователя новую сторону путешествия и особенный женский взгляд на него. Во всяком случае, перед нами — заметки весьма образованной и начитанной молодой дамы, наделённой литературным даром, смелостью, энергичностью, равно как и эмпатией и отзывчивостью.

Уроженка Солсбери (графство Уилтшир), дочь политика, философа, деятеля культуры Джеймса Гарриса-старшего, Кэтрин Гертруда, как и большинство английских леди, получила домашнее образование. Текст дневников демонстрирует её эрудицию, знакомство с религиозными и философскими сочинениями и знания по истории европейских стран. В Эпоху Просвещения произошла революция чтения, и быть образованным во многом означало — быть начитанным.

«При описании посещения храмов Кэтрин демонстрирует знание Библии, а во время экскурсий по галереям и музеям доказывает знакомство с культурой государств Европы, — пишет Арина Новикова. — Гаррис владела французским, учила немецкий и за несколько лет пребывания в России выучила основы русского языка». Её существенным преимуществом было и умение общаться с представителями разных социальных групп. Видимо, отчасти поэтому старший брат и пригласил её с собой — для установления неформальных контактов в высшем свете, важных для любой дипмиссии.

Кэтрин Гертруда и правда помогала Джеймсу. Присутствуя на великосветских мероприятиях, она «записывала важную информацию о российских сановниках и об императрице и передавала её брату», отмечает исследовательница. Мисс Гаррис также налаживала отношения с верхушкой элиты. По сути, она была «теневым» участником дипмиссии.

«Ралли» по бездорожью

Два путешествия разделяют печальные биографические события. Осенью 1779 года Кэтрин Гертруда вынужденно вернулась домой, в Солсбери: заболели родители. В начале 1780-х годов их не стало. Но Джеймс должен был продолжить миссию в России, а его сестра и жена Харриет остались дома. Осенью 1782 года две дамы вместе с родственниками Харриет решили отправиться на юг Франции, поправить здоровье. Но на полпути узнали, что в Санкт-Петербурге серьезно заболел Джеймс, и решили ехать к нему.

В силу всех этих нюансов записки 1777 и 1782 года явно различаются по самоощущению автора, а также по содержанию. В первом случае, мало обременённая решением проблем в пути, мисс Гаррис могла обстоятельно описывать путь: качество дорог, почтовых станций (там путешественники меняли лошадей и отдыхали), природных и рукотворных красот. Целые пассажи посвящены поискам особенностей национального характера жителей разных стран.

Тогда как во второй поездке Кэтрин и Харриет, оказавшись без мужского сопровождения, постоянно сталкивались с трудностями, гендерными предрассудками и необходимостью доказывать свой высокий статус. Мисс Гаррис много писала о тратах в дороге, переговорах с работниками почтовых и пограничных служб, выражала страх при столкновении с опасностями.

А опасностей оказалось немало. Качество дорог по всей Европе часто было неудовлетворительным, и пассажиры экипажей страдали от тряски. В Пруссии коляску трясло так, что Кэтрин Гертруда боялась, что экипаж перевернётся. В подобных ситуациях транспорт часто выходил из строя.

Зимой 1782 года между Готой и Арнштадтом Кэтрин Гертруда писала: «Переднее колесо нашей кареты сломалось, и, чтобы продолжить путь, его наспех закрепили, но так, что надо было ехать очень осторожно; дороги же были настолько неровными ото льда и снега, что казалось удивительным, что мы больше ничего не сломали».

Морской путь из Англии в Россию в XVIII веке считался относительно быстрым, но опасным осенью и зимой, когда Балтийское море штормило. И если зимой 1777 года путь вдоль моря оказался для Кэтрин отчасти занимательным (она впервые увидела полярное сияние, набрала янтаря, наблюдала за севшими на мель кораблями), то в 1782 году тот же маршрут доставил массу неприятностей. И пробуксовка в песке — ещё не самая большая из них.

Так, порывом ветра с Балтики выбило стекла кареты, и большой осколок попал Кэтрин в глаз. Она лишь «чудом избежала травмы». Дальше — больше. По словам мисс Гаррис, карета вдруг «перевернулась, и мы очутились лежащими вперемешку с вином и провизией; нам удалось вылезти, я потеряла свою обувь». Кэтрин и Харриет пришлось несколько часов пешком пробираться через снег за помощью на ближайшую почтовую станцию. Там, по счастью, работники оказались отзывчивыми и помогли путницам.

Дальнейшее описание пути по территории Литвы и Курляндии не менее драматично. Задремав, Кэтрин вдруг почувствовала, что карета начала крениться набок и вот-вот перевернётся: «Мы были уверены — это конец». Но мисс Гаррис проявила присущую ей решительность: «Я немедленно открыла противоположную дверь, мы успели выскочить и наблюдали, как наша карета склонилась над пропастью <...>». Потом англичанки пересели в сани — и остаток пути жестоко страдали от двадцатиградусного мороза.

«Летя в пыли на почтовых...»

Из гужевых транспортных средств путешественники обычно пользовались каретой (carriage), коляской (coach), фаэтоном (phaeton), почтовой каретой (chaise), берлиной (berline) и телегой. Все эти средства передвижения можно было арендовать на почтовых станциях, а стоимость проката зависела от их удобства. Почтмейстеры следили, чтобы в экипаже было строго установленное число пассажиров, и в случае нарушения требовали нанимать дополнительный транспорт или лошадей (это означало дополнительные траты). Комфортабельность транспорта была очень важна, в том числе, потому, что нередко путникам приходилось ночевать в экипажах — состояние постоялых дворов (теснота, грязь, сложности с удобствами, тонкие перегородки в комнатах, сломанные замки) удручало.

В 1777 году Гаррис начала путешествие в рессорной коляске — весьма удобной, поскольку она «была подвешена на пружины». Слуги ехали в каретах. Часть пути по Голландии автор травелога провела в берлине, не имеющей рессор, и «очень утомилась от 13 часов тряски». В России же чаще нанимали кибитки. В 1782 году дамы ехали уже в почтовой карете. По свидетельству других путешественников, ночевать в таком транспорте было относительно удобно.

Работа почтовых служб часто вызывала недовольство у проезжающих. За перемену лошадей нередко запрашивались чрезмерные суммы. Часто «транспортировщики» действовали крайне неспешно и неуважительно.

Французские почтмейстеры и постилионы (форейторы) предстают в записках вечно пьяными, жадными и алчными. Во Франции путешественницам нередко приходилось отстаивать свой привилегированный социальный статус, а попутно — и переплачивать почтмейстерам. Мисс Гаррис сетовала, что французские работники дорожной сети делают всё, чтобы содрать с наивных англичанок лишние деньги. Лихоимство французских почтовых служащих отмечали и другие английские путешественницы.

Голландские работники удручали нерасторопностью. В австрийских же владениях всё было иначе: постилионы в императорских мундирах имели преимущество на дорогах, им уступали путь.

В Пруссии раздражало пьянство форейторов. Это отмечал позднее и Николай Карамзин: прусские работники дорожной сети, несмотря на высочайший запрет на самовольные остановки в дороге, продолжали останавливаться у каждой корчмы, чтобы «выпить пиво».

В российской ямской системе (ям — почтовая станция) за смену лошадей отвечали ямщики, а в качестве постилионов действовали извозчики. Почтовые станции располагались каждые пятнадцать-двадцать вёрст. Англичанку удивляло, что плата за проезд и число лошадей определялись подорожной грамотой и зависели от социального статуса проезжающего.

Ямщики, в отличие от зарубежных коллег, не пытались обсчитать клиентов. Напротив, проезжающие, по словам Гаррис, недоплачивали работникам, в то время как те готовы были помочь путешественникам всем, чем могли. Мисс Кэтрин живо сочувствовала ямщикам.

Если говорить о скорости и цене передвижения, то путь из Солсбери в Санкт-Петербург составлял 2281 милю, Гаррисы прошли его почти за семьдесят дней. Такие перегоны обходились дорого, особенно во Франции. В России же ехали не очень быстро (до пятнадцати миль в день), зато дешево. За один прогон ямщик брал от пятнадцати до двадцати копеек себе, и по одной копейке за каждую лошадь. За проезд одной станции, в переводе на английские деньги, путешественник платил от половины до полутора пенни — в разы меньше, чем на французских дорогах.

Перипетии с паспортом

Путь из Великобритании на континент лежал через английский Дувр во французский Кале. И тут паспортный контроль ожидал даже самых статусных путешественников. Для пересечения границы Франции нужен был специальный «пасс» (pass) — паспорт с рекомендацией о разрешении пересечь границу, а также уплата соответствующих сборов.

Когда в октябре 1782 года Кэтрин и Харриет Гаррис в компании родственников пришвартовалась к Кале, они получили отказ на въезд, — у них не было «пасса». Хотя до этого их уверяли, что документ не нужен. Как выяснилось, затруднение возникло из-за нового указа французского министра по делам военно-морского флота Кастриса.

Харриет написала губернатору Кале имена всех попутчиков, чтобы показать, кого они задерживают. Пришвартоваться компании разрешили, а вот продолжить вояж — нет. Тогда мисс и миссис Гаррис пошли к губернатору Кале. Были приняты, но не сразу. Губернатор зачитал им министерский указ и заявил, что единственное, что он может сделать, — это позволить дамам оставаться в Кале, пока из Парижа не придет посылка с паспортами. Спустя несколько дней слуга привез документы, и компания смогла продолжить путь.

«Эмансипация» путешествий

Во многих ситуациях мисс Гаррис действовала весьма решительно и рассудительно. Был ли другой выход? Едва ли.

Автор травелога продемонстрировала прагматичный взгляд на путешествие и показала самостоятельность в принятии решений о поездках и в преодолении конфликтов и опасностей. Это своеобразная женская эмансипация XVIII века (отчасти вынужденная).

Путешествие оказалось далёким от романтики. «А потому прекрасные страны на пути запоминались не только красотами, но и пережитыми трудностями и унижениями: во Франции боялись почтовых работников, готовых в любую минуту обокрасть путниц, в Пруссии тревожились из-за пьянства почтмейстеров и постилионов, в прибалтийских землях Польши и России опасным было катастрофическое состояние дороги <...>», — отмечает исследовательница.

Однако, невзирая на все трудности в дороге, люди XVIII века с готовностью пускались в путешествие. И женщины наряду с мужчинами отправлялись за новыми впечатлениями и наблюдениями, пренебрегая немалыми рисками и предрассудками, заключает Арина Новикова.
IQ
 

* Источник готовится к публикации в рамках проекта « Россия и русские в корреспонденции и дневниках британских дипломатов при дворе Екатерины II»

 

Литература по теме:

Новикова А.Д. Официальная дипломатия и неформальные связи при дворе Екатерины II: посольство Джеймса Гарриса в Россию

 

Автор исследования:

Арина Новикова, стажер-исследователь Центра истории России Нового времени факультета гуманитарных наук НИУ ВШЭ

Автор текста: Соболевская Ольга Вадимовна, 11 октября, 2023 г.