Гулинный корфкин с орехами

Недавно обнаруженный список предметов, оставшихся после смерти второй жены Петра I, оказался крайне любопытным документом. Тут есть и свои загадки, и ключи к историко-филологическим ребусам, которые до сих пор расшифрованы не до конца либо неверно. Реестр — источник ценных данных о жизни «девичьей половины» царского дома, хотя о смысле некоторых слов неподготовленному читателю судить сложно. Что такое, например, «корфкин», доставшийся дочерям Екатерины I? Как выглядел «гулинный» цвет — как сизый, голубиный, или иначе? «Пелепелы» — искаженное название птиц? Что такое «геридон»? И почему среди сокровищ императрицы, наряду с «бралиантовым крестом» и другими драгоценностями, хранились «орехи»? IQ.HSE разобрался с материальным и языковым наследием царицы по статье филолога из НИУ ВШЭ Александра Лифшица.

Работа выполнена в рамках проекта «Лингвосемиотические аспекты истории русской культуры: Средние века и раннее Новое время».

Царское достояние

Дочерям Петра I и Екатерины I — Анне и Елизавете — повезло с родителями. В наследство цесаревнам достались почти богатства Креза — в бытовом смысле этого слова — украшения, мебель, посуда, ткани, платья. Но и для историков опись этого наследства — царский подарок, бесценное собрание артефактов, рассказывающих об императорском быте первой трети XVIII века. Филологи же ценят другой блеск этой сокровищницы — сам тезаурус реестра, лексику, обозначающую множество забытых и малопонятных реалий петровской и послепетровской эпохи. Исследование филолога Александра Лифшица проливает свет на многие загадки, связанные с названиями и предназначением предметов из реестра Екатерины I. Некоторые слова из описи не фигурируют ни в одном из словарей либо так искажены, что приходится восстанавливать их смысл, что и сделал исследователь.

Особый сюжет здесь — названия украшений, тканей и их цветов. Тут важно внимание к нюансам, особая эстетическая чувствительность, которая помогает разбираться в «яхонтах» — корундах (красные из которых — рубины, а синие — сапфиры) и отличать «жаркий» цвет — от «рудо-жёлтого», а «червчатый» (красно-фиолетовый) — от лилового.

«Бралианты», хлеб и вода

В фондах Отдела редких книг и рукописей Научной библиотеки МГУ имени М.В. Ломоносова есть манускрипт в поврежденном полукожаном переплёте под названием «Ведомости о разделении вещей их высочествам государыням цесаревнам», ранее не привлекавший внимания учёных. В рукописи 87 листов. На обороте форзацного листа в конце книги карандашом написано: «Брягина Ек Петр лаа – 7 / VII 49».

Речь о Екатерине Брягиной, жене художника-миниатюриста и реставратора иконописи Александра Брягина, скончавшегося в 1949 году. Овдовев, Екатерина Петровна, вероятно, была вынуждена распродавать хранившийся в семье антиквариат. Видимо, рукопись попала к известному коллекционеру и библиофилу (кстати, кремлёвскому врачу, лечившему семью Ленина) Валериану Величко. С ним семья Брягиных — три брата, иконописцы и реставраторы, — тесно общалась. Буквы «лаа» в карандашной надписи подтверждают, что документ оказался у Величко.

Художница, иллюстратор детских книг Татьяна Маврина, знакомая с Величко, вспоминала, что на приобретенных предметах коллекционер указывал, у кого и за сколько их купил. Для цены был шифр. Десять неповторяющихся букв словосочетания «Хлѣбъ и вода» заменяли цифры: х — 1, л — 2 и т.д.. «Лаа» означает, что за рукопись уплачено 200 рублей.

Водяные знаки на документе и содержащийся в нём оригинал «Доношения» ( рапорта или челобитной) от 19 декабря 1727 года, адресованного в Верховный тайный совет и подписанного сановниками постпетровского времени, позволяют однозначно датировать рукопись 1727 годом. Именно тогда в мае умерла Екатерина I. Документ являет собой опись оставшегося после неё личного имущества, разделённого прежде всего между её дочерьми. При этом учитывается приданое, уже полученное Анной Петровной (она вышла замуж в 1725 году).

В реестре значатся бесчисленные драгоценности, «уборы», мыльня с принадлежностями, мебель, масса платьев и тканей, книги, предметы обстановки. В том числе — «3 таза серебряных и нужник». Собрание в целом довольно пёстрое: с «бралиантовым крестом» за десять тысяч рублей в список попали менее ценные предметы, в том числе безделушки. Например, «сердечко энтарное» за 50 копеек, восемь соломенных шляп по 40 копеек каждая, ящичек с разбитым стеклом, а также «ящик буковой, в нем редька и орехи грецкие». Так что Екатерина I владела не только «статусными» предметами, но и массой дорогих её сердцу мелочей.

Непонятные материи

В реестре названы не только вещи, предназначенные для цесаревен, но и то имущество, которое после раздела числится по ведомостям камердинеров и мадам Яганны Петровой, служившей камер-фрау у покойной императрицы, а потом и у её дочери Елизаветы Петровны. Весь этот клондайк включает многие десятки платьев, отрезов ткани и пр.

В документе приводится и имущество, которое Елизавета Петровна взяла сверх того, что ей предназначалось, и вещи, оставшиеся от умерших детей и других родственников Петра. Это, например, платье Петра Петровича и Натальи Петровны (младшей из двух Наталий — дочерей Петра I; она умерла в 1725 году вскоре после отца), Натальи Алексеевны (сестры Петра I), Прасковьи Фёдоровны (жены Ивана V — соправителя Петра I).

В перечне встречаются вещи, хорошо известные в петровские времена, но, увы, ничего не говорящие современным читателям. Например, есть список отрезов полотна, обозначенных номерами. Установить соответствие каждого номера сорту ткани — крайне затруднительно. И всё же что-то удаётся объяснить. Так, «варандобское» полотно, которое в других источниках названо «варендорским», произведено в Германии, в Варендорфе (Северный Рейн – Вестфалия). В опубликованном тексте петровского времени следом идут полотна «бильфежские» — от названия соседнего с Варендорфом города Билефельд.

Корфкин, мувкин и гаридон

Один из казусов рукописи — странное слово «корфкин». Очевидно, это передача немецкого слова köfferchen — «чемоданчик». В современном языке есть слово «кофр», обозначающее дорожную сумку, чемодан, сундучок. Написание «корфкин» — результат метатезы, перестановки звуков в речи, которая отразилась на письме. Этот эффект часто встречается при заимствовании иностранных слов. Но какой именно вид сундучка или шкатулки означала лексема «корфкин» — сказать трудно.

Заимствованием из немецкого оказывается и упомянутое в документе слово «мувкин» / «муфтин» — от muffchen — «муфточка». Разницу в правописании (лексема встречается то в одном виде, то в другом) исследователь связывает с тем, что немецкое слово записывалось со слуха.

А что за «гаридоны» («стол з гаридонами») в царицыном реестре? Это транслитерация французского слова guéridon — «круглый столик на одной ножке». В рукописи имеется в виду разновидность вазы для стола.

«Несловарные» лексемы

Часть лексики в документе составляют гапаксы — слова, которые нигде больше не встречаются. Так, в словарях нет фигурирующего в тексте слова «кородон». Возможно, оно происходит от французского слова cordon — «шнур». Есть и случаи искаженного написания. Например, выражение «колер дашар», видимо, восходит к французскому словосочетанию couleur de chair — «телесный цвет».

А другое французское выражение sans le dessin — «без рисунка», вероятно, послужило источником для эпитета «беследейнусная парча», считает Александр Лифшиц. Так, в некоторых словарях есть «особливый дессен», «худые дессены» и пр. 

Ряд лексем, отраженных в «Словаре русского языка XI–XVII вв.», не вошли в «Словарь русского языка XVIII века». Таковы прилагательное «кафимский» — о жемчуге, добываемом в области Кафы (Феодосия), или «настольник» — скатерть. Кстати, в реестре второе слово встречается 17 раз!

Определённые толкования тех или иных лексем в словарях требуют корректировок, и анализ описи помогает этому. Так, стало ясно, что многозначное слово «ручка», по-видимому, не имело (в числе прочих) значения «вид перстня», которое предлагает один из словарей. Упомянутый в рукописи «перстень с двумя ручками» — скорее всего, просто кольцо с изображением двух сцепленных рук. Похожие экземпляры есть в Британском музее, нечто подобное встречается и сейчас. Подобные кольца известны с античности. На Руси они могли использоваться как обручальные.

В уточнении нуждается и слово «напалок». Это не только наперсток или колпачок для защиты пальца от ушиба или грязи. Это ещё и перстень для большого пальца. Подобный аксессуар носил, например, Александр Сергеевич Пушкин — достаточно посмотреть на его портрет работы Василия Тропинина.

Досталось на «орехи»

Некие трёхрублевые, то есть весьма дорогие по тем временам, орехи упоминаются в рукописи дважды. Судя по всему, речь об особом изделии. Слово «орех» и правда встречалось в источниках в таком смысле — и фигурировало рядом с кружками, хрустальными или глиняными. Вероятно, екатерининские «орехи» — это сосуды для питья, считает исследователь. В Британском музее хранится братина из кокосового ореха (вторая половина XVII века) с надписью на серебряной оправе: «Орех Изота Иванова. Пити из него на здравие», что позволяет дополнить словарную статью ещё одним значением.

Лексема «кореневик» / «корéник» в словаре объясняется как «короб, корзина, сплетенные из древесных корней». Но этим словом, отмечает Александр Лифшиц, могло переводиться и голландское brood kofr — «хлебная корзина», что также позволяет уточнить значение лексемы.

Лексема «перепел» или «перепер» (а также множественное «пелепелы») в «Словаре русского языка XI–XVII вв.» числится по двум разным статьям и имеет два толкования: «монета» (от греческого πέρπυρον или πέρπερον) и «металлические украшения» — блёстки, бляшки и пр. Но для выражения из реестра «лоскут с жемчугом и с перепелами» лучше подходит объяснение известного историка XIX века, исследователя русского быта Ивана Забелина: «булавка вроде перышка».

Летите, голуби

С «гулинным» цветом, упомянутым в рукописи, ситуация запутанная. Однозначной интерпретации, судя по разным источникам, нет. То его расшифровывают как серо-голубой — сизый, как у голубя (которого иногда называют гулей), то как «тёмный красно-синий, ближе к синему». При этом родственный «ангулинный» цвет трактуется как чёрно-серый.

Однако в определении «гулинного» цвета упускается из виду пример из пьесы Екатерины II «Обманщик». В ней этот цвет назван среди «коренных» (основных) наряду с белым, красным, жёлтым, синим. Следовательно, переходные оттенки цвета рассматривать нет смысла.

На самом деле лексема происходит от топонима — названия французской провинции Ангулем, где делали качественную камку — ткань, близкую к дамасскому шелку. Камка была в ходу в России в допетровские времена. Похоже, по самому распространённому цвету этой ткани прилагательное «гулинный» и получило свое значение. 

Специалист по древнерусскому шитью Наталия Маясова описывает «ангулинную камку» как «красную французскую камку с мелким растительным узором». Как «червчатую», то есть красно-фиолетовую (цвет дождевых червей), характеризует эту ткань автор книги об «иноземных тканях» Владимир Клейн. Для времени Екатерины II «гулинный» цвет мог означать фиолетовый.

Неописуемый колорит

Определение оттенков цвета по источникам — почти ювелирная работа. Редко есть прямые указания, как слово соотносится с цветом. Вот один из примеров. На форзацах книги Сергея Долгорукова «Хроника российской императорской армии» (1799 год издания) наклеены печатные таблицы с образцами мундирных сукон, по которым можно увидеть разницу между «селадоновым» и «вердепомовым». Или понять, что для конца XVIII века «яхонтовый» — это цвет не любого, а лишь синего яхонта, то есть сапфира.

По исследуемой описи сложно определить, являются ли многократно упомянутые «жаркий» и «рудо-жёлтый» одним и тем же цветом, чем отличается «сереборинный» цвет («сереборенник» — шиповник) от гвоздичного. Что за цвет — «серо-горючий»? И как именно выглядит «крапивный» цвет? Всё это пока непонятно. 

Озадачивают и эпитеты ряда цветов. Так, пунцовый и сереборинный цвета бывают «высокими», а вишнёвый — «тонким». Какой смысл здесь заложен — тоже неясно.

Драгоценности на службе науке

Около века назад знаменитый минералог Александр Ферсман (сейчас его имя носит Минералогический музей РАН) участвовал в описании реликвий, хранившихся в царской казне, свезенных из монастырских ризниц и пр. Он сличал упомянутые в старых описях «лалы» (драгоценные камни красного цвета: рубины, гранаты, турмалины) и «яхонты» — с драгоценными и полудрагоценными камнями, которые видел в монарших «шапках», коронах, украшениях, окладах книг или икон. По итогам исследований вышли публикации, которые, в частности, проясняют некоторые колористические нюансы, показывают, какие именно минералы назывались лалами, яхонтами и пр.

Примерно в то же время в Государственном историческом музее историк Михаил Богословский, автор «Материалов для биографии Петра I» и многих других трудов, сопоставлял описи имущества с реально сохранившимися предметами. По мнению Александра Лифшица, возобновление подобной работы, в которой координировалась бы деятельность историков языка, лексикографов и музейных сотрудников — в частности, исследователей быта, «имело бы несомненный смысл». Тогда можно было бы поистине предметно определить значение ряда архаических слов. Равно как и лучше понять, как использовались те или иные сокровища из наследия русских царей и цариц.
IQ
 

Автор исследования:

Александр Лифшиц, доцент Школы филологических наук факультета гуманитарных наук НИУ ВШЭ, старший научный сотрудник Лаборатории лингвосемиотических исследований Школы филологических наук НИУ ВШЭ

Автор текста: Соболевская Ольга Вадимовна, 15 августа, 2023 г.