- A
- A
- A
- АБB
- АБB
- АБB
- А
- А
- А
- А
- А
Звуковой ландшафт
©ISTOCK
Исследования звука — sound studies — позволяют изучить многоголосье и ритм жизни города. Это междисциплинарная область, в которой сотрудничают урбанисты, архитекторы, исследователи современной музыки, социологи, инженеры и лингвисты. Урбанисты благодаря исследованиям звука получили новый мощный научный инструментарий в дополнение к визуальному. С помощью статей Ксении Майоровой, Андрея Логутова и Вадима Кейлина, опубликованных в журнале НИУ ВШЭ «Городские исследования и практики», IQ.HSE разбирался в том, как sound studies воссоздают объемную картину городской жизни.
Услышать город
Много лет в урбанистике город исследовался как «немое кино». Картинка изучалась в деталях, а городские звуки оставались неслышимыми для науки. Язык описания — «территория», «пространство», «сфера», «граница» — тоже неизменно адресовывал к зрительному каналу восприятия. Sound studies позволили «включить» звук: разговоры людей, гул машин, шум дождя, мотивы песен и рекламы, лай собак и шелест листьев.
Исследования звука как отдельная научная дисциплина родились более полувека назад. В 1967 году канадский композитор, писатель, эколог, преподаватель Университета Саймона Фрейзера (Ванкувер) Рэймонд Мюррей Шейфер издал учебное пособие (Schafer R.M. Ear Cleaning. Notes for an Experimental Music Course), в котором призывал свою аудиторию слушать музыку города: его голоса, шумы, пульс, интонацию и пр. Этот текст стал началом sound studies.
Представители нового направления доказывали, что для изучения города одного только зрения и, соответственно, оптического инструментария явно недостаточно. По Шейферу, нужно «открыть уши», замечать звуки, к которым вы раньше никогда не прислушивались, — словом, нарабатывать слуховой опыт. Для этого студентам предлагалось ходить на звуковые прогулки, выполнять задания на вслушивание в звуки города. «Мы можем быть дома, гулять по улице, бродить в парке или на пляже… — размышляет Шейфер. — <…> Где бы мы ни были, мы ставим уши в приоритет».
Эту полифонию, единство множества слышимых элементов Шейфер предложил называть soundscape — звуковым ландшафтом. Для его изучения формировались фонотеки, проводились эксперименты с фиксацией звуков с «разных точек слушания», разрабатывался формат звуковых прогулок. В изучении города к оптике присоединились звукозаписывающие устройства.
Реабилитация звука
Восстановление звука в правах многими было расценено как вполне логичное: восприятие города как «немой» структуры неизбежно неполно.
Увиденный лишь через оптические устройства, город теряет объемность и целостность. Именно звук, как и другие механические колебания, материален, почти осязаем.
В исследованиях города с помощью чисто визуального инструментария, по словам Андрея Логутова, происходило «аналитическое разъятие» территории на более или менее автономные компоненты. Они могут быть «комбинаторно соположены друг с другом в режиме коллажа» и кажутся понятными. Но нужно учитывать, что подобное картографирование городской среды — отнюдь не полное. «Отключен» не только звук, но и обонятельные и тактильные явления.
Звук вносит вклад в эмоциональную насыщенность образа города. Не слышать его полифонию — значит, не ощущать многих чувств горожан. Город, воспринимаемый исключительно посредством зрения, выглядит отчужденным от человека, подчеркивал исследователь звуков Майкл Саутворт. Именно аудио-тактильное пространство — это «пространство вовлеченности», отмечал социолог, культуролог, исследователь медиа Маршалл Маклюэн. Полифония города — источник антропологических данных. Она рассказывает о культурных пристрастиях горожан, их социальной жизни, настрое и пр. Музыка города — от рок-фестивалей до произведений уличных музыкантов — участвует в формировании сообществ (образуются фан-клубы, люди собираются на музыкальные акции).
Любопытно, что тот же Маклюэн нашел реабилитации звука культурологическое (и даже цивилизационное) объяснение. Он писал, что современная цифровая эпоха развития западной цивилизации ознаменована возвращением слуха в процессы культурного строительства. Это резко отличает ее от предыдущей, печатной эпохи — «галактики Гутенберга», когда преобладала культура письма, а главным каналом восприятия было зрение.
Яркое проявление этой современной культуры и одновременно пример значимости голоса города — Speaker Sculptures. Это артефакты смешанной — визуально-аудиальной — природы: конструкции в стиле архитектурных памятников, созданные, например, из действующих громкоговорителей. Публика может взаимодействовать с работой, позвонив по телефонному номеру либо посредством Wi-fi. Эти «говорящие» инсталляции, по мысли Вадима Кейлина, часто наполняют место, утратившее харизму, новыми смыслами, способствует становлению социальных связей. Люди включаются в созерцание и слушание таких скульптур, вместе реагируют на их посылы.
Трансдисциплинарный подход
Сегодня с легкой руки культуролога, профессора Университета Макгилла (McGill University) Джонатана Стерна, sound studies понимаются широко. В 2012 году он сформулировал определение звуковых исследований — метафоричное, но очень точное. Под sound studies он понимал «междисциплинарное волнение в гуманитарных науках, отправной или финальной точкой которого является звук». Это направление, по Стерну, изучает звуковые практики, а также дискурсы и институты, которые их описывают.
Sound studies в равной степени исследуют музыку, тексты и когнитивные механизмы восприятия звука, поясняет Ксения Майорова. Это научное направление, которое стремится преодолеть дисциплинарные оптики как таковые. По словам исследовательницы, sound studies совершают переход от попытки «выстроить диалог между разными дисциплинарными дискурсами о звуке (звуке как тексте, звуке как сообществе, звуке как институциях, звуке как среде) к попытке выстроить дискурс о звуке как таковом». Это более целостный, комплексный подход.
По мнению группы ученых, «трансдисциплинарная любознательность» составляет главное различие между исследователями звука и «теми людьми, которые считают, что они изучают звук как ученые (sound scientists), художники, инженеры, антропологи, акустики или лингвисты».
Звукозапись в картинках
Несмотря на новый подход, визуальный дискурс о городе все еще остается самым привычным. Не так давно исследователи сделали попытку перевести звуки на этот язык, предложили способы их визуализации. Но ограничения метода, связанные с самой природой звука (он слышим, но невидим, не имеет геометрической формы), все же оказались фатальными. Новая система кодировки не пошла в массы.
Впрочем, нельзя сказать, что визуализация звуков когда-либо вообще была достоянием широкой публики, уточняет Андрей Логутов. Далеко не все умеют читать спектрограммы, осциллограммы и даже, казалось бы, вполне тривиальную нотную запись. Единственная общепонятная система такого рода — алфавитное письмо.
Гармонизация хаоса
Абсолютизация картинки — следствие того, что жители стран Запада долго находились в плену у визуальной культуры. Они веками культивировали городские пространства, которые отвечали бы ее требованиям, подчеркивает Ксения Майорова. В итоге звуковая среда городов была, да и остается хаотичной.
Как визуальные городские ландшафты накладывались друг на друга, так и звуки образовывали своеобразный палимпсест — если не какофонию. А это уже угроза здоровью — физическому (головные боли, кардиологические проблемы и пр.) и психическому (раздражение, усталость, депрессии и пр.).
В этом контексте актуальна акустическая экология — борьба с шумовым загрязнением (существенный вклад в нее внесла коллега Шейфера Хильдегард Вестеркамп). Восприятие саундскейпа как экосистемы неизбежно предполагало морализаторские коннотации. Экосистема обычно считается благом, а ее разрушение — злом. «Эта ценностная рамка явилась подтверждением общекультурных сложностей с гармоничным размежеванием природного и искусственного в городах», — комментирует Майорова.
Люди интуитивно склонны считать, что зелень — это хорошо, а транспортные выхлопы — плохо; пение птиц и журчание воды —приятны для слуха, а гомон переполненного покупателями торгового центра — утомителен. Не случайно одно их направлений звукового дизайна в городе – это создание сравнительно приватных пространств комфорта. Например, Пейли Парк (Paley Park) в центре Манхэттена в Нью-Йорке — оазис с водопадом и обилием растений — кажется выключенным из общегордского саундскейпа.
Новые горизонты
Постколониальная рефлексия, обращение к городам развивающихся стран и, соответственно, деевропеизация sound studies открывает новые горизонты для исследований звука. Сегодня уже нельзя говорить об индустриальных шумах, как если бы по всей Земле они представляли собой одно и то же. «Особенно важными эти горизонты представляются для постсоветской градостроительной теории и практики, поскольку даже наиболее развитые территории стран бывшего СССР по показателям качества тяготеют, скорее, к городам глобального юга, чем к европейским и североамериканским», — подчеркивает Ксения Майорова.
Sound studies учитываются в теории и практике городского планирования. Это видно по всплеску публикаций в медийном поле архитектуры: явно произошло акустическое просвещение под лозунгом «Звук имеет значение». История архитектуры стала пересматриваться с фокусом на кейсах проектирования зданий с выдающейся акустикой. Звуку стали посвящать художественные и исследовательские выставки. Архитекторы и планировщики начали собираться на тематических конференциях, чтобы обсудить последствия «звукового ренессанса» для их профессии.
Идея о том, что архитектура и городская среда — это «целый спектр чувственных данных», становится все более привычной, резюмирует Ксения Майорова. Призывы к архитекторам и градостроителям «вслушаться в звучание городов начинают конвертироваться в конкретные звукоориентированные проекты», заключает исследователь.
IQ