Люди дробной культуры

Школьники из семей выходцев из стран СНГ, приехавших в Россию, нуждаются в очень разных мерах поддержки. Все зависит от их возраста, обстоятельств жизни и степени знания русского языка. «Журнал исследований социальной политики» НИУ ВШЭ опубликовал статью, в которой для разных групп детей мигрантов предложены адресные способы помощи.

Разные группы — разные трудности

Автор статьи, психолог Альбина Нестерова, разделяет детей граждан бывших советских республик на четыре группы. Главные критерии – возраст, опыт и жизненная ситуация. Среди детей мигрантов есть:

— те, кто переехал вместе с родителями,

— дети, родившиеся уже в России,

— беженцы,

— подростки, оставленные родителями-мигрантами на родине.

Тем, кто родился уже в России, не приходится привыкать к новым реалиям. В итоге они социализируются легче и быстрее. У них нет таких психологических травм, как, например, у подростков-беженцев или детей, которые живут отдельно от родителей-мигрантов. Немало проблем у «полуторного поколения». Это те, кто переехал в Россию в младшем школьном возрасте. Многим пришлось прервать образование на родине и учиться в новой культурной среде. Такая адаптация сопровождается стрессом, чувством неопределенности.

Исследование опирается на опрос 179 детей мигрантов и на 18 глубинных интервью с ними (школьники 10-15 лет из Узбекистана, Киргизии, Таджикистана, Армении, Украины), а также их родителями и учителями. Опрос позволил выделить риски, с которыми сталкиваются дети иностранцев. В исследовании также участвовали специалисты Центров социальной помощи семье и детям в Москве.

Дробная идентичность

Те, кто родился уже в России, считаются вторым поколением мигрантов. Школьники, успевшие пожить на родине, а затем в возрасте от 6 до 12 лет переехавшие на новое место, называются «полуторным поколением». Их культурная идентичность частично сложилась, но видоизменяется в новых условиях. Представителей этих двух групп больше всего. Во втором поколении лидируют дети выходцев из Армении и Украины, в полуторном — из Узбекистана, Киргизии и Таджикистана.

Такое дробное разделение предложил американский социолог Рубен Румбо. Он также выделил «поколение 1,75» (дети, перевезенные в раннем детстве; они почти не помнят родину) и «поколение 1,25» — подростки, поменявшие место жительства в 13-17 лет. Их культурная идентичность, в основном, сформировалась на родине, а теперь им приходится перестраиваться. Таким подросткам сложнее всего учиться и социализироваться.

У детей из семей иностранцев, осевших в России несколько поколений назад, таких проблем гораздо меньше. Для них русская культура не менее привычна, чем своя.

Поколение 1,5: мучительный выбор и изоляция

«Промежуточные» поколения детей мигрантов часто ощущают культурную раздвоенность. Они отождествляют себя и с родной, и с новой для них культурой. Но выбор между ценностями, унаследованными от родителей, и нормами принимающего сообщества может быть болезненным. «Я теперь даже не знаю, кто я больше. Вроде я и киргиз, мои родители – киргизы, но мне теперь больше нравится в России. Мне кажется, что я уже стал русским», — рассказывает 12-летний подросток.

В то же время, у детей может возникать чувство изоляции в группах сверстников. А значит, есть риски психологической травмы. «Мне кажется, что одноклассники ко мне относятся не так, как к другим детям, — говорит 10-летняя респондентка из Киргизии. — Девочки меня не зовут гулять и в свои игры не приглашают».

— В этом случае к работе школьного психолога должны подключиться педагоги, ведущие кружки и секции. Такие занятия облегчают адаптацию среди сверстников.

— Детям надо помочь преодолеть языковой барьер. Как отмечается в других исследованиях, ассимиляция шла бы быстрее, если бы в школах были программы обучения русскому языку как иностранному.

— Пригодились бы и просто дополнительные занятия по русскому в школе.

— Педагогам, в свою очередь, нужны тренинги по работе с многоэтничными классами.

Иностранцы второго поколения: конфликт культур

Такие дети живут одновременно в двух культурах, но их установки могут вступать в противоречие. Возможна потеря ориентиров и стресс.

Опрошенные школьники признавали, что следование нормам родной культуры (в том числе, этническим, религиозным) порой мешает им полностью встроиться в принимающую среду. Так, девочка из Узбекистана переживала, что мама не отпускает ее на ночлег к подружке, хотя всем остальным одноклассницам это разрешают.

Выход — развитие бикультурной (межкультурной) компетентности: умения успешно общаться с представителями разных сообществ. Бикультурная компетентность включает:

— знание культурных ценностей и позитивное отношение к группам социокультурного большинства и меньшинства,

— чувство самоэффективности (веру в собственные возможности) в обеих культурах,

— коммуникативные способности,

— наличие развитой социальной поддержки и пр.

Часть детей приезжают уже с некоторым знанием русского языка — например, украинцы, белорусы, молдаване, доля детей из стран Кавказа и Средней Азии. Многое зависит от социального статуса родителей и региона происхождения (так, в Бишкеке многие говорят на русском). Некоторые дети могли в своей стране ходить в русские школы.

Однако родители-мигранты могут не осознавать значимость бикультурности. Они редко обращаются в центры помощи семьям и детям по таким вопросам. «Взрослые мигранты <…> идут лишь за помощью по устройству ребенка в образовательную организацию или для правового сопровождения этого вопроса», — отмечает автор.

Между тем, согласно исследованиям, дети мигрантов часто становятся проводниками новой культуры для родителей. Они быстрее учат язык и привыкают к новым социальным ролям.

Межкультурной компетентности можно обучать прямо в классе. В некоторых школах проходят фестивали национальных культур, когда дети мигрантов рассказывают о традициях своего народа и знакомятся с другими культурами. Практикуются и уроки толерантности. Причем к работе подключаются все: педагоги, дети и родители. Полезен опыт Санкт-Петербурга, добавляет Альбина Нестерова: родителям-мигрантам раздают разработанные психологами памятки (часто на их родном языке). В них есть информация о центрах помощи иностранцам.

Беженцы: утраты и неприятие

Вынужденные переселенцы, которые эмигрируют из-за военных конфликтов и преследований, ощущают отчаяние, чувство «вырывания корней». Дети тоскуют по близким, оставшимся на родине, страдают от одиночества, не могут привыкнуть к новому окружению. «Мне здесь очень плохо. У меня там остались друзья, бабушка, — говорит 13-летний украинский мальчик. — Я хочу вернуться, но отец говорит, что мы здесь останемся навсегда».

С детьми, которые сталкивались с физическим насилием, жестоким обращением и угрозами, должны работать специалисты по психотерапии травм и «хронических форм горя». Не только на родине, но и на новом месте беженцев могут ожидать неприятие и нетерпимость. В этом случае травма двойная, и специалистам предстоит ювелирная работа.  

Брошенные дети: недолюбленность и аддикции

Мигранты нередко оставляют детей на родине, со старшими родственниками. В итоге подростки растут без родительской любви и поддержки. Они чувствуют себя ненужными, отучаются любить, общаются и учатся с трудом. Такие дети перегружены домашними обязанностями и слишком рано взрослеют. У них, по сути, нет детства.

«Я живу с бабушкой, но она очень старенькая и уже не может понять, что мне интересно, — рассказывает 13-летняя девочка. — Я должна присматривать и за ней, и за своим младшим братом. <…> Бывает так грустно, а мамы рядом нет…». 

Главные риски для таких детей — снижение самооценки, ранимость и аддиктивные формы поведения. Они могут презирать не только окружающих, но и собственных родителей. Даже после воссоединения с ними подростки, отвыкшие от любви, с трудом воспринимают семейные отношения. Например, видят в них попытки подчинить их и в итоге сами пытаются манипулировать родителями.

Таким детям нужно помочь выстраивать привязанности и ощущать собственную значимость. Если у ребенка нет возможности чаще общаться с родителями, нужно создать «поддерживающую социальную сеть из значимых для ребенка взрослых», заключает Альбина Нестерова.
IQ

Автор исследования:

Альбина Нестерова, профессор кафедры социальной психологии Московского государственного областного университета.

 

Автор текста: Соболевская Ольга Вадимовна, 11 марта, 2019 г.