- A
- A
- A
- АБB
- АБB
- АБB
- А
- А
- А
- А
- А
«Оппозиционеры» и «пропутинцы»: размер разрыва
Как известно из литературы по электоральному авторитаризму, выборы в авторитарных режимах можно интерпретировать как игру с нулевой суммой, в том смысле, что они могут, с одной стороны, укрепить авторитарный режим, а с другой – обрушить его легитимность в течение очень короткого периода времени (как это произошло в ходе Оранжевой революции на Украине).
Сравнительное социологическое исследование митингов оппозиции и провластных митингов 2011-2012 годов, проведенное совместно с Региной Смит и Антоном Соболевым, было нацелено на изучение разницы между выходящими на митинги в поддержку режима и оппозиционерами. Опросы проводились среди участников акций оппозиции 26 февраля («Большой Белый круг») и 5 марта (Пушкинская площадь) и среди участников антиоппозиционных (провластных) митингов 23 февраля (Лужники) и 5 марта (Манежная площадь). В опросах приняли участие 850 человек.
Мы исходили из того, что эти митинги заметно отличаются своими мобилизационными механизмами. С одной стороны, оппозиция, выработавшая четкую стратегию только после декабрьских митингов, изначально рекрутировалась из тех, кто был оскорблён фальсификациями на выборах. Исходя из этого, мы предположили, что в оппозиционном движении значительную часть составляют наблюдатели на выборах. И, конечно, нам важно было выяснить, можно ли отождествить оппозиционное движение и движение наблюдателей.
С другой стороны, совершенно иная картина мобилизации (исходя из интернет-источников) была характерна для участников провластных митингов. Федеральными каналами, представлявшими прокремлевскую позицию, они позиционировались как ответ возмущенных сограждан на «оранжевую угрозу». По этой причине повестка дня этих митингов определялась не особенностями хода голосования, и даже не желанием отпраздновать победу партии, а негативной мобилизацией их участников против оппозиционных митингов.
Эта «ответная» стратегия особенно ярко проявлялась в подаче заявок на проведение митингов – представители власти и оппозиции буквально стояли под дверью приемной правительства Москвы и боролись за право провести митинг в конкретном месте. Исходя из сообщений об активном использовании административного ресурса при мобилизации сторонников В. Путина на митинги, мы предполагали, что ядро провластного движения более «размыто». Анализ результатов исследования подтвердил наши предположения. В целом соотношение ядра (регулярных участников) и периферии (случайных/нерегулярных участников) в пропутинском движении составило только 20%:80%, тогда как в оппозиционном регулярно посещали митинги почти 60% всех участников.
Несколько неожиданным для нас было число знакомых, которые посетили соответствующие митинги вместе с респондентами. У большинства «ядерных» оппозиционеров, а это почти 60%, в митингах приняли участие более 10 знакомых. И, напротив, самым популярным ответом у провластной группы стал ответ «никто», что означало, что респондент пришел поддержать В. Путина в полном одиночестве. По аналогии с Lonely Crowd (одинокой толпой), косвенно это свидетельствует о большей «атомизации» пропутинцев.
Наши ключевые гипотезы исследования формулировались следующим образом:
- первая гипотеза: социальные сети оппозиции – более плотные, чем социальные сети власти. Однако эту гипотезу мы подтвердить не смогли, поскольку мы не смогли реконструировать социальные сети участников митингов в поддержку власти: желающих поделиться контактами друзей или коллег там практически не нашлось.
- вторая гипотеза: Ядро оппозиционных митингов состоит из наблюдателей на выборах. Эта гипотеза подтвердилась, но не очень явно. Действительно, число наблюдателей в ядре оппозиции достигает 26% – практически каждый четвертый регулярный участник оппозиционных митингов был наблюдателем на выборах. Тогда как в ядре и периферии провластного движения наблюдателем был каждый восьмой-десятый респондент. Однако этого недостаточно, чтобы отождествить наблюдательское и оппозиционное движения.
- третья гипотеза: ядро и периферия могут отличаться по степени выраженности недовольства властью. Это явно подтвердилось в отношении оппозиции и не очень явно – в отношении участников провластных митингов. Те люди, которые часто попадали на митинги в поддержку режима, не очень отличались от тех, кто посетил их 1-2 раза, тогда как ядро оппозиции имело больше статистически значимых отличий от периферии. Однако подчеркну, что ядро у пропутинского движения все же есть, и по некоторым вопросам оно высказывается более лояльно, чем периферия (например, более решительно отрицает фальсификации и поддерживает В. Путина).
И если у нас и вначале не было сомнений, что у оппозиции есть своя идентичность, то результаты исследования показали, что пропутинцы тоже имеют целостную картину мира. При этом у оппозиционеров идентичность сформирована нетерпимостью к фальсификациям и коррупции, а у провластных респондентов основное связующее звено – одобрение В. Путина (чуть более 70% по всей группе) и убежденность в том, что страна идет в правильном направлении (чуть более 75% по всей группе). Хочу подчеркнуть, что этого вполне хватит для поддержания, если потребуется, успешной консервативной реакции. Но не стоит забывать, что люди подобного стиля мышления не будут организовываться сами, «горизонтально», а выйдут на улицу только при должной пропаганде сверху.
Что же в целом показало исследование?
Во-первых, выяснилось, что оппозиционная и провластная группы опрошенных радикально отличаются только по трем вопросам – поддержке В. Путина, признанию/отрицанию фальсификаций на выборах и оценке «правильности» развития страны. По большинству социальных, экономических и почти по всем демографическим параметрам эти группы не демонстрируют радикальных отличий. Важно, что обе группы воспринимают протест исключительно политически, а не экономически. Это значит, что для возобновления политической активности – при прочих равных – нужен новый политический повод. Такой «фокальной точкой» могут стать, например, новые федеральные выборы или что-то, сопоставимое с ними по масштабу.
Во-вторых, очень важным отличием участников про- и анти-властных митингов, являются каналы коммуникации, которые они предпочитают. Наиболее «просвещенными» оказались «ядерные оппозиционеры», для которых общение в интернете аналогично непосредственному личному общению. Другие респонденты, включая «периферию протеста», предпочитают обсуждать политику лично, а не он-лайн.
Одним из наиболее интересных выводов исследования стало то, что периферия оппозиционного движения имеет много общего с периферией пропутинского. По вопросам социальной или миграционной политики обе периферии довольно похожи. Подавляющее большинство пропутинцев причисляют себя к «демократам», которых и в оппозиции довольно много. Вопрос в том, что вкладывают те и другие в это понятие. А значит, что мы имеем дело с ограниченным набором клише в публичной политике, со смыслами которых еще предстоит работать.
Ирина Соболева, преподаватель НИУ ВШЭ, младший научный сотрудник Лаборатории политических исследований