Сколько стоит жизнь: самые интересные иностранные экономические исследования 2016 года

Сколько стоит капитализм для "своих"

Marco Manacorda (Queen Mary University of London, Centre for Economic Performance, London School of Economics, CEPR and IZA), Stefano Gagliarducci (Università di Roma Tor Vergata, EIEF). Politics in the Family: Nepotism and the Hiring Decisions of Italian Firms

Чтобы исследовать непотизм (привилегии родственникам или друзьям вне зависимости от их профессиональных качеств) эмпирически, экономисты объединили две базы данных:

данные о 500 тысячах итальянцах, занимавших на протяжении почти тридцати лет должности во власти;
данные об одном миллионе работников и их зарплатах.

Цель — измерить величину ренты, извлекаемой благодаря родственнику во власти, и величину ренты, которую политик может принести своей семье.

Оценка такова: родственник во власти приносит работающему в частном секторе итальянцу порядка 700 евро в год, что эквивалентно повышению средней зарплаты (чуть менее 20 тысяч евро в год) на 3,5%.

Примерно такой же дополнительный доход дает каждый лишний год, потраченный на образование. У каждого политика в среднем шесть работающих в бизнесе родственников, то есть он приносит семье порядка 4200 евро в год. Это заниженная, по мнению авторов, оценка: она не включает родственников жены (мужа), носящих другую фамилию, и родственников политика, если они родились не в том же муниципалитете (таким был способ идентификации близких). Если эти категории родных получают от политика такой же «подарок», приносимая им рента вчетверо выше. Такой эффект особенно заметен во время нахождения политика во власти, но длится и после его ухода. Чем выше забрался политик и чем дольше он во власти, тем сильнее эффект.

Сходный эффект продемонстрировал на филиппинском материале Marcel Fafchamps (Stanford) в статье «Do Politicians’ Relatives get Better jobs? Evidence from Municipal Elections» (но она значительно слабее по проработанности). Если твой родственник проник во власть, у тебя на 19% повышается шанс занять в компании руководящую должность.

Патронаж приносит ощутимый эффект и городам, откуда родом политики, пишут три вьетнамских экономиста в оригинальной статье «One Mandarin Benefits the Whole Clan: Hometown Favoritism in an Authoritarian Regime». Они проанализировали, как 603 вьетнамских политика облагодетельствовали инфраструктурой свои родные города в 2000-2010 годах. Пользу смогли принести даже те чиновники, что не имеют прямого доступа к распределению бюджетных средств.

Любопытно, что движущей силой непотизма может быть вовсе не желание наградить своих. Как показали три экономиста в экспериментальной работе «Deconstructing Nepotism», желание взять на работу «своих» объясняется тем, что к ним больше доверия: кажется, что «свой» лучше справится с работой, чем «чужой». Это особенно характерно для стран, где низок уровень доверия к «чужакам». И это может оправдываться: «свой», облеченный доверием, работает лучше «чужого» — и больше зарабатывает.

Индивидуальные выгоды от непотизма сильно перекрываются его социальными издержками: отказом общества от меритократии (когда больше власти и денег достается лучшим, а не "своим"). Фирмы, в чьем управлении связи играют существенную роль (они есть у директоров, акционеров, других важных стейкхолдеров), существенно меньше инвестируют. Также они слабо реагируют на открывающиеся перед ними инвестиционные возможности, показывают три швейцарских экономиста в статье «Nepotism Everywhere: the Real Effects of Widespread Family Ties». Недоинвестирование объясняется слабым контролем за родственниками, в результате чего топ-менеджеры и акционеры получают слишком большую долю прибыли, которая выводится из компании.

Рискованные решения и стоимость жизни

Gianmarco León (Universitat Pompeu Fabra, Barcelona GSE), Edward Miguel (University of California, Berkeley, NBER). Risky Transportation Choices and the Value of a Statistical Life

Очень непросто добраться из международного аэропорта Lungi (Сьерра-Леоне) в столицу государства, Фритаун (и обратно). Аэропорт отделен от столицы устьем реки, путь по земле — это разбитые грунтовые дороги (шесть часов езды): этим путем не пользуется никто из тех, кто может позволить себе альтернативу. Их четыре: паром, вертолет, катер на воздушной подушке, водное такси. Транспортная инфраструктура страны разрушена затяжной гражданской войной, здравоохранение в упадке, очень много несчастных случаев на транспорте. Вертолеты иногда падают; паром — самая дешевая опция (стоит 2 доллара), но это долго, и тоже не очень безопасно: в 2009 году затонул паром из аэропорта с 105 людьми. Водные такси тоже периодически тонут. Те, кто приезжают в страну, в курсе всего этого — о транспортных проблемах предупреждают и миграционные службы, и медиа, и туристические сайты.

Ученые ранжировали четыре опции с точки зрения рискованности, цены и затрачиваемого времени. Они посмотрели, какие опции выбирают приезжие иностранцы (туристов почти нет — в основном это бизнесмены, чиновники и сотрудники международных организаций) и местные богатеи. Деньги не сдерживали ни тех, ни других: средний доход приезжающих иностранцев — 99 тысяч долларов в год, африканцев — 62 тысячи долларов. Исследователи опрашивали путешественников, выясняя их отношение к риску и склонность к фатализму, доходы, оценку ими сравнительной безопасности четырех транспортных опций, логику принятого ими решения о дальнейшем пути, сколько они планируют прожить и т. д.

Принятые людьми решения позволили рассчитать для них статистическую стоимость жизни (ССЖ) — условный показатель, показывающий, сколько люди готовы в среднем заплатить за то, чтобы не умереть немедленно.

К примеру, калифорнийский транспортный департамент инвестирует в дорожную безопасность исходя из того, что жизнь стоит 2,7 млн долларов. А средние оценки экономистами ССЖ американцев — 1-1,5 млн долларов. Получилось, что ССЖ африканцев, ехавших из аэропорта – 577 тысяч долларов, иностранцев – 924 тысячи долларов. ССЖ не зависит от ожидаемой респондентами продолжительности своей жизни. Но существенно зависит от склонности к фатализму: считающие, что их судьба в руках высших сил, выбирают более рискованные опции. Оценка ССЖ путешественников и вероятность их смерти — веский аргумент за строительство нового аэропорта рядом с Фритауном (этот проект критиковался за дороговизну).

Чем опасно процветание

Ernesto Dal Bo ́ (UC Berkeley), Pablo Hernandez (New York University), Sebastian Mazzuca (John Hopkins University). The Paradox of Civilization Pre-Institutional Sources of Security and Prosperity

97% из своей 200-тысячелетней истории человечество прожило в безгосударственных обществах. Возникновение государств около пяти тысяч лет назад — важнейшее событие в человеческой истории, по значимости превосходящее (намного лучше исследованную) Промышленную революцию. Возникновение цивилизации дало толчок письменности, урбанизации, возникновению государств. Толчком к этому стал систематический профицит производимой продукции относительно необходимого потребления, впервые наблюдавшийся, как считают археологи, в Египте и Шумере.

Но дальше возникает цивилизационный парадокс: примитивные общества, которые удерживали производство близко к минимальному уровню, надеялись тем самым избежать грабежа — хищничества. Цивилизационный прогресс делал тех, кто его достиг, лакомым объектом для атаки. Но избыточная защита замедляла прогресс — профицит у увлекающихся обороной обществ снижался. Надо было найти правильный баланс между избыточным/недостаточным производством и избыточной/недостаточной защитой. Ведь высокие риски делали бессмысленным дальнейший рост процветания. Даль Бо и коллеги построили модель, описывающую, как достигался баланс между процветанием и безопасностью.

Чиновники стимулам не поддаются

Raymond Fisman (Boston University), Yongxiang Wang (University of Southern California). The distortionary effects of incentives in government: Evidence from China's death ceiling program

Чиновники манипулируют даже той статистикой, которой, казалось бы, манипулировать невозможно. Это создает трудности в создании стимулов для улучшения деятельности бюрократов.

В 2004 году китайская инспекция по безопасности труда поставила цель ежегодно сокращать количество смертей в результате несчастных случаев — особенно на производстве. И установила цели для региональных чиновников — «потолок» таких смертей по каждому региону. Этот показатель ежегодно немного снижался, и при его превышении соответствующие чиновники не могли рассчитывать на карьерный рост. Казалось бы, программа успешно реализовалась: за 2005-2012 годы количество таких смертей сократилось на 45% — в среднем на 8% в год. Но при ближайшем рассмотрении оказалось, что это сокращение объясняется, вероятно, манипуляциями со статистикой. Насколько — этого сказать невозможно: как только чиновникам установили целевое задание, качество статистики смертей бесповоротно испортилось.

Как роботы меняют рынок труда

Kaushik Basu (World Bank, Cornell University). Globalization of Labor Markets and the Growth Prospects of Nations

Технологические изменения существенно трансформируют глобальный рынок труда. Только за 2015 год количество промышленных роботов выросло на 27%. Это ведет к тому, что:

труд становится избыточным;
возникает глобализация труда: технологии позволяют работнику трудится, находясь далеко от места производства.

Для развитых стран это создает проблемы (рост неравенства, стагнация доходов у беднейшей части населения), а для развивающихся — возможности: при должной инфраструктуре и образовании, сниженных регулятивных барьерах их работники могут зарабатывать, обслуживая развитые рынки.

В развитых странах в результате «враждебной» труду технологизации производства сокращается доля зарплат в ВВП. За последние сорок лет в США она упала с 61% до 57%, в 15 странах ЕС — с 66% до 57%, в Японии — с 77% до 60%, в Австралии — с 67% до 54%. Сходный, но замедленный тренд — в Китае, Мексике, Турции. Труд «выносится» за пределы развитых стран. От этого проигрывают их работники, но выигрывают потребители и акционеры.

Исследователь полагает, что индийская история успеха, чей рост в последние десятилетия во многом обусловлен трудовым аутсорсингом, может быть повторен другими развивающимися странами.

Запрет алкоголя убивает

Howard Bodenhorn (Clemson University). Blind Tigers and Red-Tape Cocktails: Liquor Control and Homicide in Late-Nineteenth-Century South Carolina

В конце XIX века широкая доступность алкоголя в США вела к росту бедности, болезней, преступлений. Так говорили сторонники жестких запретов. Чиновникам было нелегко с ними согласиться, ведь алкоголь приносил бюджету большие доходы. Но пришлось.

Одним из главных аргументов стала преступность — например, в Бостоне 45,5% дошедших до судебного разбирательства преступлений совершалась под воздействием алкоголя. В результате, например, Южная Каролина в 1893 запретила частное производство, транспортировку и продажу алкоголя, то есть ввела полную госмонополию в производстве и торговле.

Доступность алкоголя снизилась, возник черный рынок. Но вот удивительно: преступлений на алкогольной почве, особенно убийств, стало не меньше, а больше (в отдельных районах на 30-60% от прежнего числа — в зависимости от того, насколько строго там выполнялся запрет). Причина: участники "черного" рынка предпочитают не легальные, а неформальные методы урегулирования споров. Потому и преступлений стало больше.

У бедных не растут доходы

Thomas Piketty (Paris School of Economics) Emmanuel Saez, Gabriel Zucman (оба — University of California, Berkeley). Distributional National Accounts: Methods and Estimates for the United States

В очередной (спорной, как и прежние) работе Пикетти и его соавторы показывают, как менялись доходы американцев в 1980-2013 годах. Новая база данных охватывает доходы всех американцев. Доналоговый доход за 34 года в среднем вырос на 60%. Но у нижних 50% популяции он не вырос, оставшись на среднем уровне d 16 тысяч долларов в год. Средний класс (со второго по пятый децили) стал зарабатывать больше на 40%. А вот у самых богатых доходы росли быстрее. В 1980 богатейший 1% был в 27 раз богаче, чем нижние 50%, а сейчас — в 81 раз. В 1980-90-е годы этот бум был обеспечен в основном ростом зарплат, а в последние годы — взлетом доходов от капитала.

А вот во Франции все в порядке, демонстрируют Пикетти и соавторы в статье «Income Inequality in France, 1900-2014: Evidence from Distributional National Accounts»: неравенство продолжает снижаться за счет мощного перераспределения доходов государством. Хотя средний доход у французов на треть ниже, чем у американцев, бедная половина (50%) французов получает на 30% больше, чем бедная половина американцев.

Любопытные данные Пикетти и соавторы получили по Китаю (статья Capital Accumulation, Private Property and Inequality in China, 1978-2015). За 1978-2015 годы в Китае отношение накопленного богатства к доходам выросло с 350% до почти 700%. Это результат высокой нормы сбережения и постепенного роста цены активов, улучшений в деле защиты прав собственности.

За то же время доля госсобственности в национальном богатстве снизилась с 70% до менее чем 35%. 90% жилищной собственности принадлежит частным лицам, но 60% капитала в торгуемых компаниях — государству. С 1978 Китай проделал огромный путь, но он еще далек от структуры собственности в богатых странах, где доля государства стремится у нулю.

Неравенство растет и в Китае. Оценки Пикетти выше официальных: доля топ 10% в доходах выросла за эти годы с 26% до 41% суммарных доходов, а доля нижних 50% — упала с 28% до 15%. В конце 1970-х годов уровень неравенства в Китае был как в эгалитарных скандинавских странах, а сейчас постепенно приближается к уровню США (там доля бедной половины населения в суммарных доходах — 12%, а во Франции — 22%).

Культурная близость способствует росту кредитования

Raymond Fisman (Boston University, NBER, BREAD), Daniel Paravisini (LSE, NBER, BREAD), Vikrant Vig (London Business School, CEPR). Cultural Proximity and Loan Outcomes

Использовав данные индийского госбанка, Фисман и коллеги исследовали, как влияет на возвратность кредитов культурная близость (нормы и ценности, верования, национальность) между заемщиком и кредитором (религиозная и кастовая принадлежность банковского служащего, принимавшего решение о выдаче кредита). Оказывается, влияет, и существенно: повышает качество кредита, снижает вероятность дефолта. Даже ротация кредитных менеджеров не меняла положения дел: кредиты, выданные близкими по ценностям менеджерами, и после этого исправно выплачивались. Также культурная близость делала кредит более доступным, увеличивала дисперсию объемов кредита и снижала требуемые залоги.

Протестировав несколько объяснений, исследователи пришли к такому выводу: культурная близость облегчает для кредитных менеджеров понимание заемщика, и кредитные решения становятся более адекватными.

Кто в ответе за плохую политику

Ernesto Dal Bó (University of California, Berkeley Haas School of Business), Pedro Dal Bó (Brown University), Erik Eyster (The London School of Economics). The Demand for Bad Policy when Voters Underappreciate Equilibrium Effects

Плохие институты и неэффективные лидеры — вот, как принято считать, основные причины некачественной политики. Но есть и «сторона спроса». Часть ответственности за плохую политику лежит на избирателях. Они систематически ошибаются, когда думают о том, как изменение политики скажется на их жизни.

Избиратели склонны поддерживать любые процессы, сулящие им непосредственные выгоды, и быть против любой меры, если она грозит им непосредственными потерями.

В первом случае граждане думают, что после изменения политики поведение людей останется прежним, и они выиграют. На деле новая политика меняет поведение окружающих, в результате чего совокупное благосостояние может уменьшиться. Во втором случае избиратели недооценивают свои косвенные выгоды. В обоих случаях недооценивается то, что изменение политики меняет поведение других людей и ведет к новому равновесию.

Этот вывод исследователи подтверждают двумя игровыми лабораторными экспериментами. При этом, как показывает Педро Даль Бо и его соавторы в другой статье — The Democracy Effect: a weights-based identification strategy, эффект от любой реформы значительно выше, если она принята демократическим путем, чем если навязана извне.

Счастье жить для других

Marc Fleurbaey (Princeton University), Hannes Schwandt (University of Zurich). Do People Seek To Maximize Their Subjective Well-Being – and Fail?

В ходе опроса авторы исследования выясняли, принимают ли люди жизненные решения исходя из превалирующей цели максимизировать свою удовлетворенность жизнью. Также они спрашивали, видят ли респонденты возможность внести в отдельные сферы своей жизни (здоровье, семья, работа и т.д) простые и быстрые изменения, которые могут изменить их жизнь к лучшему. А если видят, то почему этих изменений не предприняли.

Оказалось, не менее 40% респондентов такие возможности видят. Предпринять их 2/3 людей мешает отсутствие денег и/или времени. Третий ограничитель — самоконтроль («не смог этого достичь», «недостаточно об этом заботился»). Около трети видящих возможность улучшений (или 10-15% от общего числа опрошенных) отметили, что внедрить эти изменения им помешали другие цели — более важные, чем удовлетворенность жизнью. Эти более важные цели — забота о близких и собственном будущем (последнее характерно для молодых). И что интересно: именно среди этих людей, не занимающихся максимизацией своей личной удовлетворенности, наиболее высока доля тех, кто своей жизнью доволен.

Прокрастинация на работе и в быту

Michael D. Frakes (Duke University School of Law), Melissa F. Wasserman (University of Texas
College of Law). Procrastination In The Workplace: Evidence From The U.S. Patent Office

Прокрастинацию (склонность к постоянному "откладыванию на потом" неприятных мыслей и дел) часто исследуют в лабораторных условиях, и редко — в реальной жизни. Авторы работы измерили, как заполняют отчетность перед патентным ведомством обладатели патентов. Около половины делает это в последний момент, и у 30-40% правообладателей (от общего числа) это может быть вызвано скорее прокрастинацией, чем реальными временными ограничениями. Исследование стало возможным благодаря тому, что программа, в которой должны работать правообладатели, фиксирует, в какое время они ее используют. Основной результат патентной прокрастинации — значительная задержка в регистрации и продлении патентов.

Люди откладывают не только работу, но и сон, показывают психологи из университета в Утрехте в работе Bedtime procrastination: A self-regulation perspective on sleep insufficiency in the general population. Даже ведя дневники, в которых учитывается время, затраченное на разные бытовые дела, в среднем они тратят на сон в рабочие дни 7,2 часа, тогда как думали потратить 7,4.

Университеты обогащают регионы

Anna Valero (Centre for Economic Performance, LSE), John Van Reenen (MIT, CEP, LSE). The Economic Impact of Universities: Evidence from Across the Globe

Сделав по данным ЮНЕСКО базу с 15 тысячами университетов, расположенных в 1500 регионах 78 стран, авторы исследования увидели: в 1950-2010 годах увеличение числа университетов в регионе повышало подушевой ВРП региона на 4%. Это объясняется ростом спроса не человеческий капитал и большей склонностью к инновациям. В статье «How universities boost economic growth» те же авторы демонстрируют эти выводы более прицельно применительно к Британии.